– Он натуральный маньяк. А вы словно ослепли оба!
– Но маньяка к нам привел ты, Сеня. – Гектор поставил кружку с «глинтвейном» на подоконник. – Ты первый начал разматывать клубок, даже сгонял в архив тайком ознакомиться с его делом, лично сначала пробив его по базе по некой, неизвестной нам пока причине.
– Мне без вашей помощи с ним не справиться. Не остановить мне его без вас. Но и с вами уже… А! – Арсений Блистанов безнадежно махнул рукой и вновь приложился к кружке.
– Способы заставить верить есть разные, Сеня, – спокойно продолжил Гектор. – Некоторые выбирают слова, убеждение. Другие – более умные, хитрые и… жестокие подкрепляют слова поступками.
Катя насторожилась. Надо удержать их беседу под контролем, а то их обоих сейчас занесет… И все потом горько пожалеют о сказанном. А если не пожалеют – то еще хуже, больнее в сто раз…
– О чем вы, Гектор Игоревич? – холодно осведомился Арсений Блистанов. Его слегка развезло от горячего «глинтвейна».
– Наиболее отвязные в пароксизме обвинений и доказывания чужих грехов сами становятся похожи… пусть не на маньяков, на голимых фанатиков. Я встречался с подобными типами, Сеня. Они всегда имели в запасе кучу оправданий. – Гектор помолчал. – И для клеветы на ближнего. И даже для убийств в благих вроде бы конечных целях.
Катя похолодела. Она осознала, куда клонит Гектор… то его невысказанное подозрение насчет «еще одного фигуранта»: либо невидимки, либо «маячившего на глазах с самого начала».
– Сказанное о других, Сеня, порой оборачивается против нас, – продолжал Гектор. – Улита – раз, по твоим словам, Кроликовод – два…
– Серафимчик торчал в Кукуеве, когда их обоих убили! – выпалил Блистанов. – Они жили не тужили в кукуевском захолустье одиннадцать лет, он явился – их не стало.
– А куда ты вчера путешествовал на своей машине? – спросил Гектор.
– То есть? – Полосатик-Блистанов внезапно еще гуще побагровел.
И Кате на краткий миг показалось, что Гектор застал его врасплох.
– Когда убили Улиту, ты тоже находился в Кукуеве, – продолжал Гектор. – Катя раньше показала тебе ее дом на отшибе. К Буланову ты ходил вместе с нами и воочию мог полностью оценить обстановку.
– Гектор Игоревич, вы что?! – Полосатик-Блистанов вскочил. – За кого вы меня принимаете?
– Сейчас, в данный конкретный момент, я принимаю тебя за своего товарища, заплутавшего в трех соснах: ненависть, жажда мести (по неизвестной для нас причине) и… стремление утопить своего знакомца Серафима Елисеева. Подставить его под удар и… подозрение. За моего друга я тебя принимаю, считающего все средства приемлемыми и доступными для выполнения задачи, в том числе и… ликвидацию.
– То есть, по-вашему, я убил старуху и опера-инвалида, стремясь подставить этого урода?!
Катя молчала. Пусть Гек сам разруливает ситуацию… А Полосатик быстро соображает. Создатель чат-бота – умный парень… Вопрос: до чего их довело старое убийство в доме ведьмы? Когда на подозрении оказывается их напарник…
– Ты сам все изложил за меня, Сеня, – произнес Гектор.
– А я еще добавлю: у вас, Гектор Игоревич, с вашими террористами-бандерлогами крыша съехала! – выкрикнул Арсений Блистанов. – Вы… вы со мной словно с тем ибн Хаттабом сейчас… Даже хуже!
– Куда ты вчера ехал, Сеня? – повторил вопрос Гектор. – Свободен был от моих поручений, легко мог сюда тайком вернуться и… наведаться к Буланову. А еще раньше из экоотеля утром на самокате домчать и до бабки Улиты. И после компостировать нам с Катей мозги по поводу виновности самурая.
– Катя, он не в себе. – Арсений Блистанов повернулся к Кате. – Да скажите же хоть вы ему!
– Арсений, откройте нам правду про себя, Серафима и… Жемчужную, – тихо попросила Катя. – Не играйте с нами в прятки. Объясните толком, что вас связывает. Мы ваши товарищи, поймем все.
– Какая еще, к черту, Жемчужная? – прошипел Полосатик-Блистанов и покраснел клюквенно, явно противореча собственным затравленным видом пренебрежительной фразе.
– У вас на лице все написано, Арсений, – продолжила еще тише Катя. – Вы молоды, не умеете притворяться. Ваш чат-бот и вам напророчил – именно вы чудовищно ревнивы и злитесь, когда Серафим нежно общается по телефону с теткой, глубоко тронувшей, видимо, и ваше сердце. Только я не представляю вас в отношениях с женщиной, годящейся вам в матери…
– Да это он, подонок, к моей матери липнет! Они живут вместе! – вырвалось у Арсения Блистанова.
Гектор резко поднялся с подоконника.
– Серафим и ваша мама? Генерал-майор Раиса Козлова?! Они вместе?! – Катя не верила ушам своим. – Но почему… зачем… просто невероятно!
– Матери без двух месяцев пятьдесят семь. Выдала мне: «Моя жизнь теперь лишь начинается». Она почти замуж за этого гада собралась! – Полосатик-Блистанов присосался к кружке с вином, поперхнулся, закашлялся. Гектор постучал его по спине. Он выглядел обескураженным новостью. – Я ей: «Мама, опомнись, перестань позорить себя и семью! Серафим даже моложе меня, ему двадцать два! А ты – пенсионерка!» А она мне: «Замолчи и убирайся вон!»
И капитан полиции Арсений Блистанов закрыл багровое от волнений, стыда и злости лицо ладонями и… всхлипнул.
– Она меня выставила из дома, я им мешаю резвиться, – продолжал он, давясь почти детскими слезами. – Мама моя начальница… генеральша в отставке… и в полном трэше! Я в самый их первый раз явился с дежурства после суток, гляжу – а он, этот хмырь, у нас дома. В нашей ванной моется. А мать в одном шелковом халатике обняла его, поцеловала и наверх повела, в свою спальню. А я оплеванный… голодный… они все в холодильнике сожрали… Я матери по-человечески потом серьезно говорю: «Постыдись!» А мать мне: «Чего мне стыдиться? Серафим – мое позднее счастье». Она косуху себе купила, представляете?! И подстриглась коротко, под девчонку! Она его лелеет. А он к ней словно приклеился, гад! Они все время вместе проводили, а я… в Полосатово сутками пахал… Притащусь на съемную квартиру – голодный… Мать мне даже в день рождения не звонила, не поздравила с двадцатисемилетием, словно и нет меня. А раньше я для нее был всем! На первом месте. Я пробил по базе Серафима – читаю, мать моя, начальница, а он в убийстве малолеткой подозревался! Я бросился в архив… У меня волосы встали дыбом, с кем моя мать на пенсии связалась. С маньяком, убийцей и аферистом!
– Вы донесли до мамы новости из архива? – осторожно поинтересовалась Катя. – Ваша мать многие годы прослужила в полиции, она человек опытный, офицер, истинный профессионал.
– Она тоже, подобно вам, ослепла, – горько признался уже вдрызг пьяный, плачущий Полосатик-Блистанов. – Едва я заикался про подонка, она меня называла неблагодарным эгоистом. Если я ей расскажу про сведения из базы… она либо вообще не поверит, либо сочтет меня доносчиком. Ведь он же несудимый, мало ли кто в чем подозревался… Я решил сам с ним разобраться сначала, установить истину в том старом убийстве. Уж потом матери-начальнице докладывать.
– Но где ваша мама познакомилась с Серафимом? – Катя все еще была ошеломлена новостью.
– В августе, в самое пекло, ехала она на такси по Третьему кольцу. И тачка сломалась. Водила ее высадил. А на «трешке» – сами знаете, такси по «Яндексу» особо не вызовешь: ограждение высокое, не спустишься, до съезда топать километры, и никто не тормозит, если голосовать, просить подбросить, везде камеры, штрафы… Мать шла полтора часа, ей плохо стало на жаре. И лишь один он на своем байке остановился около нее, спросил: «Чем могу помочь вам?»
– Серафим решил помочь, проигнорировав камеры и штраф. – Катя кивнула. – А ваша мама?
– Он, сволочь, – Полосатик-Блистанов снова всхлипнул, – дал ей попить воды из своей бутылки. И предложил сесть сзади на байк. Она взгромоздилась. Он ее домчал прямо до нашего дома в Перхушково. Новый «Безумный Макс»! Я сутки дежурил тогда, а она… ему сразу предложила остаться. И в постель они брякнулись… Мать-пенсионерка голову от него потеряла. Она мне после вещала: «Серафим – вылитый твой отец в юности». Отец мой, нарик и актер погорелых театров, был любовью всей ее жизни. Серафимчик и правда на него очень похож, только папа волосы красил в блондина, а этот – брюнет, темноглазый. Внук цыганки. Он матери сразу признался, и она совсем растаяла: в отце тоже ведь была цыганская кровь. Его предок, трагик Хрисанф Блистанов, женился на цыганке-певице из табора и ревновал ее. Отелло, блин. Даже на дуэли стрелялся с другим актеришкой…
– Но как вам удалось заставить Серафима вернуться к прошлому, к кукуевской трагедии детства? Обратиться к нам с Геком за помощью? – Катя встала и налила Полосатику-Блистанову чая – запить слезы и алкоголь.
– Я ему пригрозил: «Мы полицейская семья, мать – генерал, я капитан, хоть и увольняюсь на гражданку, не держи нас за круглых идиотов. Я про тебя многое нарыл». А он мне сразу: «Все наветы, я отца своего не убивал. Меня заставили тогда признаться». А я ему: «Мне по фигу, я матери все доложу. И она тебя вышвырнет!» И он…
– Что? – поинтересовался Гектор.
– Он сдрейфил! Я за ним наблюдал: он боится, что мать все узнает. Он к ней клопом присосался. Живет у нее на всем готовом. Страшится потерять теплое местечко. Знаете, почему он от магистратуры отказывается? Ради матери, они хотят попутешествовать вместе – от Сочи до Владивостока!
– Арсений, Серафим к вашей матери тоже питает чувства, – осторожно возразила Катя. – Когда они беседуют по телефону, видно… Этого не скроешь.
– Он ей лжет! Он притворяется! – взвился Арсений Блистанов. – Да какие чувства может питать двадцатидвухлетний пацан к тетке, озверевшей от многолетнего отсутствия мужика в постели и секса?!
– Следи за языком. О матери речь! – приказал Гектор.
– Вы, Гектор Игоревич, сами когда-то мою мать моментально отшили, – отрезал Блистанов. – Даже номер ее заблокировали. А она ревела в подушку от обиды. Думаете, я не видел? Вы свою любовь всей жизни искали и нашли. А мать моя, начальница, по женской слабости и глупости пригрела на своей груди не просто альфонса и мошенника, а серийного убийцу! Психопата в натуре!