Кукуйский пещерный тролль с воплем боли рухнул на пол.
– Он Ссстрочка зззавалил! – завизжал, заикаясь от страха, тощенький заполошный Бурляй. – Атас!
Он юркнул к двери, где стояли Катя и Блистанов. Гектор перепрыгнул через тело поверженного гиганта, поймал Бурляя за пояс мешковатых порток и, не желая даже на метр подпускать его к Кате, подхватил, легко поднял и… вышвырнул дрыгающую ногами и руками тушку в окно. Звон стекла… Визг…
– Че творишь?! – заорал затравленно Карпов. – Дом мне на… разгромил! Че я тебе сделал?!
– Догадайся. Улиту вспомни. Лопату ее куда унес? Где спрятал? – Гектор пошел прямо на него.
– Сука! – выкрикнул Карп уже яростно. – Не подходи! Убью!
Щелк! В его руке блеснула финка с выкидным лезвием.
Гектор ударом ноги опрокинул стол набок, загораживая Карпову дорогу к двери и Кате, загоняя его в угол в буквальном смысле. Водочные бутылки, сковородка с салом, тарелки – все посыпалось на пол. Карпов в углу, вжимаясь спиной в стену, хаотично размахивал ножом, полосуя воздух. Гектор вспрыгнул, словно пантера, на ребро опрокинутого набок стола и выбил у него нож. Тот отлетел к двери.
– Сеня, не поднимай, просто придержи! – предупредил растерявшегося Полосатика-Блистанова Гектор.
Арсений, опередив Катю, наступил на нож. А Гектор ринулся прямо на Карпова, схватил его за шиворот, отбросил ногой тяжелый стол в сторону и выволок упирающегося, орущего на середину комнаты.
– Взял? – На крыльцо наконец-то взошел и Милонопоклонов, мудро державшийся во время схватки в тылу. – Карп, привет! Дышишь? А у меня для тебя гостинец!
И он, распространяя вокруг себя запах хлева, с торжествующим видом выхватил из кармана болоньевой куртки пластиковые стяжки – фактически наручники. Дернул к себе одну руку Карпова и вторую, обездвиженную ударом Гектора, просунул его кисти в стяжки и закрыл пластмассовый замок.
– Вот ты мне и опять попался, Карпуша! – объявил он с ликованием. – Словно в прежние наши с тобой времена!
Вид его в тот миг крайне не понравился встревоженной Кате: в глазах Милона Поклоныча за стеклами круглых очков – почти маниакальная властность… и нечто еще, до поры до времени тщательное скрытое от посторонних, потаенное в душе, но при виде скованного стяжками, беспомощного, обалдевшего, пьяного фигуранта вырвавшееся наружу… И Катя не ошиблась! Милонопоклонов, сжав старческий жилистый кулак, размахнулся и ударил Карпова в лицо. Гектор даже не успел закрыть собой фигуранта – Милон Поклоныч шустро поднырнул ему под руку и снова кулаком двинул Карпова, разбив ему нос в кровь.
– Живым у меня в третий раз не выскочишь, падла уголовная! – шипел он. – Измордую! И на погосте зарою, и никто тебя не найдет! Отвечай мне здесь и сейчас: ты Улиту грохнул?!
И он попытался ударить окровавленного Карпова снова в зубы, но Гектор резко оттолкнул его.
– Дед! – загремел он. – Опомнись!
– Молчать! – рявкнул фальцетом Милонопоклонов и на Гектора. – Исполнять! Добиваться признанки! Идти до конца!
– У него руки стяжками скованы! Не трогай его! – Гектор одной рукой удерживал за шиворот извивающегося Карпова, а другой отодвигал от него бывшего кукуйского участкового, вошедшего в раж.
– Постыдились бы на старости лет! – поддержала мужа Катя. – Недостойно ни вашего возраста, ни бывшей профессии – бить беспомощного!
– Ты! Писака! – Милон Поклоныч в бешенстве повернулся к Кате. – Чистоплюйка! Цыц! Мне его стыдиться?! Мне? Когда я его дважды лично в тундру на лесоповал отправлял?! Видали мы здесь таких жоп с ручками московских!
– Следи за языком, когда обращаешься к моей жене! – бросил ему Гектор.
– А то что, ястреб? И меня мордой в пол положишь рядом с лопухом Коляном?! – Милонополконов вновь размахнулся и…
Гектор, удерживая трофей, заслонил уже Катю грудью, решив – спятил старый маразматик, но Милонопоклонов, совершив свой хитрый маневр, обманул и его – вновь двинул в зубы скулящему от боли Карпова.
– Ты Улитку грохнул ее же лопатой?! – заорал он.
И… Карпов крикнул ему в ответ – горестно, потерянно, честно и жалобно:
– Я! Я! Я, Милон Поклоныч! Я это! Она, тварюга, сама напросилась!
Пауза.
Чистосердечное признание…
Выбитое «с кровью» у подозреваемого…
– Вот так! – Милон Поклоныч сквозь запотевшие очки победно глянул на Катю, потом на Гектора. Маниакальной властности, разбавленной сумасшедшинкой, в его взоре лишь прибавилось. – Слыхали? Учитесь работать, чистоплюи, с контингентом, пока я жив. Закурить охота? – почти мирно обратился он к Карпову.
Тот закивал – из носа его обильно струилась кровь. Катя достала из сумки антибактериальную салфетку, подала Гектору, и тот сам вытер Карпову лицо и нос.
– Сеня, включай мобильный, – произнес он негромко. – Запечатлей покаяние. Снимай так, чтобы нас с Катей в кадре не было, и сам не маячь, следи.
Полосатик-Блистанов, не принимавший участия в битве, включил камеру мобильного. Гектор сразу отступил от Карпова на шаг, продолжая заслонять от него Катю. Карпов стоял пошатываясь, повесив голову и заученно, но привычно (сразу видно, не первое в его жизни «чистосердечное» признание) забубнил:
– Я ей по-человечески: «Дай денег». А она меня послала на…
– Гражданка Харитова Антонина? – уточнил уже деловито Милонопоклонов.
– Ну да. Улитка моя, Тонька… – Карпов вроде опечалился. А затем кивнул недобро на Гектора и Катю. – Они ей бабла налом отстегнули немерено за яйца и овощи. Жаба ее душила и со мной поделиться, а? Сквалыга… Тонька моя… Я ей Христом богом: «Тонь, ну дай мне! Душа горит!»
– Без самогона? – вновь уточнил Милонопоклонов.
– Ага. – Карпов скорбно кивнул. – А она мне: «Пошел ты на …! Ты уж один пузырь выжрал. Его презент, – Карпов кивнул на Гектора, – хватит с тебя». И тряпкой меня мокрой по морде, типа, освежись! Вроде – пошутила баба… Я смолчал. Стерпел! Она во двор – шмыг, к курям своим, кормить их… Я сидел-сидел, а потом вдруг…
– Показывай все, честь по чести, – подбодрил его Милонопоклонов. Извлек из кармана куртки пачку сигарет, зажигалку, сам запалил и сунул сигарету в разбитый рот Карпова. Тот затянулся глубоко. Милонопоклонов отнял у него окурок.
– Вышел я следом за ней во двор. Она мне лопатку в руки, мол, помет выгреби из курятника. Я ей: «Улитка, хошь, на коленки перед тобой в дерьмо бухнусь, дай мне хоть тысчонку из своей заначки! Подыхаю, войди в мое положение, мразь…» А она обернулась и тошненько захихикала: «Правда, и на коленках за пойлом своим поползешь? И далеко?» И вот тогда я не стерпел! – Карп вскинул голову. – Вместо курячьего помета шарахнул ее лопатой прямо по морде. Она – брык на землю. И хрипит, ногами дергает… Я ее опять лопатой… И еще… Пока не затихла…
– Хату ты ее перевернул, заначку искал? – осведомился Милонопоклонов, вновь давая ему покурить сигарету.
Карпов закивал, затягиваясь жадно.
– Нашел? Много? – Милонопоклонов отнял у него окурок, словно соску у младенца. – И все пропили с корешками?
– Две тыщи их, московские, за яйца и дрянь с огорода, яблоки ее… И еще три в шифоньере, в трусах ее были спрятаны, и еще двадцать – за иконой, – признался горько Карпов. – Остальные капиталы на сберкнижке у стервы жадной.
Катя молча и тоже горестно слушала исповедь Карпова. Итак, убийство Улиты – чистая деревенская «бытовуха». И ни малейшего отношения к тайнам дома ведьмы оно не имеет. Они с Гектором ошиблись, а прав оказался околоточный Милонопоклонов – знаток кукуйских реалий. Катя отметила: Гектор, обычно всегда игравший в подобных обстоятельствах первую и главную роль, сейчас словно намеренно остается в тени… Не харизма Милонопоклонова его подавляет, нет ее у старика. Есть лишь бессердечие и ставший второй его натурой патологический профессиональный азарт. Но убийство Улиты бывший участковый раскрыл. И быстро. Оперативной сноровки у него не отнимешь.
– Ну? Убедилась, писательница? – вновь торжествующе обратился Милонопоклонов к Кате, словно угадав ее невеселые мысли. – Слушай всегда меня в Кукуеве. Уважай меня! Целее будешь со своим Крутым. А ты, ястреб… ну, теперь твой черед. Пользуйся моей добротой, спрашивай подозреваемого в убийстве и про прочие интересующие вас делишки.
– Катя, лучше ты. – Гектор с высоты своего роста наклонился к Карпову… Кате показалось, он сейчас расстегнет пресловутые пластиковые стяжки на его запястьях. Они почему-то вызывали у нее почти физическое омерзение, хотя Катя прежде сотни раз видела на преступниках обычные полицейские наручники. Но стяжки Милона Поклоныча… вызывали у нее тошноту.
Однако Гектор глянул на бывшего участкового, затем на молчаливого Полосатика-Блистанова, выключившего камеру мобильного, и не освободил фигуранта.
– Карпов, расскажите нам про улику, найденную Харитовой в доме ведьмы. Помните, вы о ней нам упоминали? – обратилась Катя к убийце Улиты.
– А зачтется мне? – вопросом ответил Карпов.
– На небесах, – ухмыльнулся Милонопоклонов. – Давай, давай цеди… Не то опять у меня огребешь.
– Ты прямо сразу по сопатке, – пробубнил свойски Карпов. – И раньше меня мордовал все, Савку-то, труса подельника, не трогал, а меня бил… Гильзу она нашла тогда у калитки.
– Гильзу? – насторожилась Катя. – От какого оружия?
– А почем Улитке знать? Она нам с Савкой потом призналась: куст она выдрала у калитки, сорняк, потащила бросать в воду с Кручи, а махонькая железяка оттуда и выскочила.
– Она забрала гильзу? – уточнила Катя.
– На черта ей она? Она тогда обоссалась на Круче. Сказала нам с Савкой: закопала гильзу. От греха.
– А что она взяла оттуда себе? – не отступала Катя.
– Ничего. – Карпов пожал плечами.
– Зачем она вырвала куст у калитки? – Катя глянула на Гектора – тот слушал серьезно. Видимо, тоже вспомнил деталь из протокола осмотра места убийства: «Небольшие участки освобожденной от дерна земли возле калитки». Оказывается, там росли сорняки, выкорчеванные Улитой.
– Она об гвоздь ржавый в калитке руку рассадила тогда в спешке, кровушка ее на кусты закапала, она струхнула – менты ведь по крови многое могут определить. Возьмут и ей убийство Генки-цыгана пришьют, помня про ее ходки на зону. Она куст тот в реке утопила. И другой тоже.