стью натуры, с его покалеченным навеки телом, истерзанным сердцем, сложнейшим характером, порывами, страстями. И древней, пусть варварской, дикой, но чисто воинской печатью.
Он ее муж. Они едины…
А гвозди остались в дереве… глубоко…
Знаки их теперь общей судьбы.
Глава 29Версия
– Был бы я без закидонов, нормис нормальный, – Гектор, возбужденный близостью, приподнялся в постели над Катей, заглядывая ей в глаза, – проще жилось бы нам, да?
Рассвет. Первые робкие лучи солнца за окном. На Оке – клочья тумана. Луг заливной в дымке осенней.
– Естественно, – шепнула Катя.
И – его виноватая, печальная улыбка…
– Но тогда бы у меня от тебя не захватывало дух, Гек.
А позже она сидела на веранде, закутавшись от октябрьской прохлады сразу в два одеяла и наблюдала за его тренировкой Маг Цзал. Пила божественный соленый тибетский чай. Все продукты у них закончились.
– Одни у нас тайны и убийства на уме, а в холодильнике пусто, – констатировала Катя.
– Масло! Брусок белеет одинокий в тумане фриджа[27] голубом, – продекламировал Гектор и занялся приготовлением тибетского напитка. Сбивая чай, предложил: – Щассс завтракать махнем в ресторан экоотеля, а?
«Насколько с ним легко, хотя порой и трудно…» – думала Катя.
Собираясь, Гектор поднял с пола разорванное худи.
– Прикиду – кранты, – пожаловался он. – Толстовку теперь в мусорку.
– Я твоим прикидом запаслась, учла прошлый наш опыт, – кротко заверила Катя. Отыскала в дорожной сумке его серое поло без ворота, он обычно носил его под пиджак, не застегивая пуговицы. Достала и его таблетки, прописанные доктором: все дни она следила, чтобы он принимал лекарства регулярно.
По пути в экоотель она спросила:
– Гек, ты все всегда замечаешь. Сколько клеток с кроликами стояло во дворе Буланова?
– Восемь больших клеток, каждая на шесть секций, – улыбнувшись Кате, ответил Гектор.
– Сорок восемь открытых дверок, – задумчиво подсчитала Катя. – Убийца всех кроликов отпустил на волю.
За завтраком они позвонили Полосатику-Блистанову, разбудили его, и тот спешно прибыл в ресторан.
– Докладываю вчерашнюю обстановку, Гектор Игоревич, – отрапортовал он, располагаясь за столом. – Сдали мы со старцем Карпова коллегам. За те пять минут до их приезда Милонопоклонов раз двадцать меня обозвал москвичом, шалопаем и рыжим огарком – фиг, мол, тебе грамота от руководства за задержание. Я ему ответил: «Брали и признание из него вышибали вы, коллега, а мне грамота до лампочки, у меня мать сама руководство – генерал и бывший замминистра». У Милонопоклонова челюсть отвисла, и он сразу завилял, начал заискивать, извиняться. Мол, не обижайся на меня. Я, Гектор Игоревич, прежде по наивности считал: в полиции все равны, все – братаны. Угодничеству и низкопоклонству нет места. Но про мать свои же сплетни распускали, завидуя ее званию… И я постепенно прозрел. А Милон здешний полностью меня отрезвил. Он же на пенсии одиннадцать лет, а стяжки мерзкие купил на «Озоне» и в кармане постоянно таскает. Зачем они ему?
– Привычка – вторая натура. Пригодились кандалы. Пустил сразу в дело, – криво усмехнулся Гектор. – Но благодаря ему Улиту мы теперь можем смело отметать из списка подозреваемых. А ты, Сеня, Серафима в ее убийстве обвинял.
– А вы меня заподозрили, – буркнул Полосатик-Блистанов, поникнув кудрявой рыжей головой.
Катя вздохнула: двадцать семь ему исполнилось недавно, в сентябре, капитана он получил «через звание» – по протекции матери его – начальницы, умница-айтишник, создатель чат-бота, а сущий еще мальчишка! Не инфантильность в Арсении, нет, детскость души… В своем худи оверсайз, бейсболке козырьком назад, на электросамокате… Адски ревнует мать к сверстнику, страдает от одиночества, изгнанный из домашнего гнезда и…
– Я есть хочу! – Завидя заказ, принесенный официантом Кате и Гектору, Полосатик-Блистанов моментально забыл про грусть-печаль.
Катя поинтересовалась: что он возьмет на завтрак? Пшенную «армейскую» кашу – Гектор наворачивал уже вторую порцию – или творожную запеканку? Блистанов попросил у официанта и то, и другое, и еще омлет. За кофе (Гектор вновь заказал Кате мятный капучино, себе – двойной эспрессо, Полосатику – ванильный раф) Катя попыталась осторожно подвести текущие итоги их невероятного расследования. За последние двое суток столько всего стряслось! И Катя озвучила версию, зародившуюся у нее еще у карьера, над вскрытой могилой, и затем подкрепленную информацией Карпова про находки Улиты.
– У сильвинового карьера мы обнаружили именно Ариадну Счастливцеву, – заявила она твердо. – И многое, если не все, теперь сходится именно на ней в одну точку. Ее исчезновение без следа одновременно с событиями в доме ведьмы. Пусть ее нет в базе пропавших… О ней просто не заявили тогда. Мы получили и другие важные сведения: Елисеев-старший, оказывается, сам имел оружие девятого калибра. Пуля в стене его дома и согнутый выстрелом гвоздь… Кровь на кустах сорняков у калитки, замеченная Улитой. Гильза, обнаруженная ею в сорняках. Два выстрела… пуля, гильза, кровь… Наличие крови подразумевает либо чье-то ранение, либо гибель.
– Твой вывод, Катенька? – Гектор слушал с нескрываемым интересом.
– Елисеев стрелял из своего охотничьего ружья девятого калибра в Ариадну дважды, один раз промазал – пуля угодила в стену дома, она бросилась бежать к калитке. Он выстрелил в нее вторично и попал рикошетом от гвоздя. Он ее убил. На кусты пролилась именно ее кровь. – Катя медленно, шаг за шагом строила свою версию. – Любовники встретились у супермаркета в Тарусе, и Ариадна отправилась вместе с Елисеевым и Серафимом на Кручу. Помните другие отпечатки пальцев, обнаруженные криминалистами в доме, те, что не Серафима? По-моему, они принадлежат Ариадне. В доме ведьмы любовники поссорились. И Елисеев схватился за ружье. Ариадна пыталась спастись, ей не удалось. Убийство вследствие конфликта, спонтанное… А после ему уже ничего не оставалось… Пришлось самому вывезти с Кручи Ариадну, похоронить ее у карьера. Он взял с собой Серафима, видимо боялся его одного оставить, мальчик мог убежать, кому-то рассказать. Елисеев с сыном плыли на лодке: они вдвоем и тело Ариадны, завернутое в брезент. Все ее вещи Елисеев забрал с собой. Одежду, постельное белье, бутылки шампанского, распитые вместе, и брезент они сожгли в костре. И серебряная цепочка… На браслет она все же не тянет, слишком тонка. Думаю, это украшение Ариадны, оборванное во время погрузки ее тела в лодку. Могилу Ариадны Елисеев копал своей мотыгой и лопатой. Серафим при сем присутствовал.
– И он ни черта не помнит? – хмыкнул Полосатик-Блистанов.
– У меня и на его счет есть мысли, но я бы хотела сначала его самого послушать по поводу находки у карьера, посмотреть на его реакцию, – ответила Катя.
– Концы и правда сходятся, но есть нестыковки, – заметил Гектор. – Ружье. При обыске никакого карабина «Сайга» в доме ведьмы не нашли.
– А если Елисеев в ужасе от происшедшего утопил карабин в реке? – Катя, поглощенная версией, уже откровенно импровизировала. – Гек, тебе пришел мейл по базе дублированных файлов с информацией насчет давней регистрации карабина, но не о снятии его с учета.
– В «дубль» сведения о снятии могли и не попасть, владелец же скончался. – Гектор помолчал. – Твоя версия, Катеныш, хороша. Многогранник кукуйский в нее вписывается, но… Симура с его не просто провалами в памяти, а… выдумками про несуществующую реальность!
– Гек, у него не выдумки, а нечто иное, гораздо более сложное, феноменальное, – ответила Катя. – Я попробую объяснить его состояние. Но сначала побеседуем с ним про скелет в могиле.
И словно откликаясь на ее слова, Серафим Елисеев объявился – позвонил Гектору. Он уже подъезжал к Кукуеву. Гектор назначил ему встречу в экоотеле.
– Судьба карабина «Сайга», возможно, известна Аксинье, – предположил Гектор, закончив разговор с ним. – Попросим пацана у маменьки дражайшей узнать про ствол.
– Нам еще необходимо знать подробности состояния найденного у карьера тела, – вдохновляясь поддержкой мужа, продолжила Катя. – Ты, Гек, не увидел на скелете повреждений, я вообще ничего не заметила, он жуткий был… черный… Но патологоанатом при обследовании что-то да отыщет на костях. Вдруг след от пули? Я сейчас позвоню Сивакову, попрошу его для нас навести справки в калужском бюро судмедэкспертизы. Я не зря тогда уточняла, куда неопознанный труп направят. Начальник калужского бюро – ученик Сивакова.
И Катя набрала номер коллеги – знаменитого патологоанатома Сивакова, с которым и Гектор познакомился в ходе их прошлого дела в подмосковном Чурилове. Сиваков, прозванный Катей Сизифом, сначала, по обыкновению и рассеянности, не узнав ее по телефону, а потом обрадовавшись, поздравил ее со свадьбой. Новость успела прилететь к нему от его старинного приятеля полковника Гущина.
– Ну, к тому и шло у вас с полковником Гектором Борщовым, я сразу смекнул, как вы друг на друга глядели тогда при мне! – делился Сиваков воспоминаниями.
Катя сообщила:
– Мы с мужем теперь Борщовы-Петровские и просим вас о помощи. – Она кратко, не особо вдаваясь в детали, поведала Сивакову: – При нас с Геком чисто случайно откопали труп неизвестный, неопознанный, большой давности в окрестностях Кукуева у сильвинового карьера. Если возможно – справьтесь о нем у вашего бывшего ученика в Калуге. – И добавила скромно: – Я для будущей книги сейчас собираю материал. Решила творчеством заняться, уйдя из полиции.
Сиваков благодушно обещал узнать для нее по старой памяти и заметил мудро:
– Книга – дело великое. Если талантливо и правдиво написана. Но ты со своим полковником Троянцем явно вновь в гуще неких событий. Неймется вам обоим, молодожены! Счастья вам!
– Спасибо! – по громкой связи, включенной Катей, поблагодарил Сивакова и Гектор. – А вы тоже всегда к нам с женой обращайтесь. Я в долгу перед вами еще за незабвенный Чурилов.