Занавес памяти — страница 64 из 64

х, на рукоятке не осталось моих пальцев. Буланов умер сразу. А я начал открывать клетки.

– К размышлению тебе, самурай. Буланов поступил с тобой бесчеловечным образом не столько из врожденного садизма, а ради желания произвести впечатление собственными умом и смекалкой на любимую женщину, одержав над ней верх в споре, – молвил Гектор. Он заметно сбавил тон. – Не недооценивай полицию: она скоро завяжет с Гурмыжским и, возможно, сложит два и два. Твой приезд в Кукуев и гибель Буланова. Несмотря на отсутствие твоих отпечатков на топоре и замках клеток.

– Пусть. Только мне баба Рая сейчас дома сообщила: труп Кроликовода до сих пор в морге, – ответил Серафим. – Никто не желает его хоронить. Он не с одним мной подобное вытворял. Люди помнят. Есть и другие замордованные им, на кого он наезжал. Полиции придется проверять длинный список подозреваемых кроме меня. Ну, если вы, конечно… не наведете на мой след.

– Моя жена и я с тобой вместе плечом к плечу прошли долгий путь. И честно были на твоей стороне.

– А сейчас?

– Нет, Серафим, – вмешалась Катя. – Теперь для нас с Гектором оставаться на вашей стороне невозможно.

– Но наш договор по-прежнему в силе, – напомнил Гектор. – Моя жена в будущем напишет книгу обо всем случившемся здесь. В том числе и о тебе, Серафим.

– Да пожалуйста, сочиняйте. – Симура внезапно обессиленно, горько, обаятельно улыбнулся. – Катя, честь для меня какова, а? Целая книжища, фолиант обо мне и нашей семейке… Аддамс. Творите без купюр! Все равно – кто вам поверит? Это ж триллер… криминальное чтиво для развлечения.

– К моей матери чтоб больше на километр не смел подходить! – оборвал резко Симуру Полосатик-Блистанов.

– А уж это не тебе решать, Сеня, – обернулся к нему Серафим. – Она тебе мать, а мне – больше чем мать. Я возвращаюсь к ней. Я ей расскажу все сам. Я ей признаюсь во всем. И пусть она рассудит. Прикажет мне – я сдамся ментам. Прикажет – с моста прыгну. Но я никогда больше не опущусь до явок с повинной. С явками я завязал. А если она… Раечка меня… простит, поймет, то… Не смей вставать у нас с ней на пути! Встанешь – схлопочешь! – Симура-Серафим гордо вскинул голову. – Цыган, пока не умрет, любит бабу и песни поет! Чем горше цыгану живется, тем горячее …! – Он, без пяти минут студент университетской кафедры теории чисел, употребил нецензурную лексику, седлая мотоцикл.

Мотор его взревел. Полосатик-Блистанов бросился к своей машине, плюхнулся за руль.

– Я прямо к ней! – объявил Серафим, газуя мотоциклом. – От меня она узнает правду – обо мне, убийце, о моем несчастном отце – убийце, о моей бабке – ведьме. Обо всем! А ты, Сеня, гуляй!

– Гек, мы должны вмешаться! – воскликнула Катя.

– Нет. Мальчишки превращаются в мужчин. – Теперь Гектор удержал ее. – И совершают поступки. Ошибки. Дерутся на дуэли. Разбивают свои сердца. Мальчишки становятся взрослыми.

– «Спрячь за высоким забором девчонку! Выкраду вместе с забором!» – прокричал им всем Бродяга Кэнсин, навсегда покидая родной Кукуев ради избранницы сердца, годившейся ему в матери.

– Сеня, если припечет – мы с Катей перевяжем твои раны! – пообещал Блистанову Гектор.

– Спасибо! Дальше – я сам! – Арсений Блистанов высунулся в окно машины и тоже дал газу, устремляясь следом за мотоциклом-болидом, рвущимся к горизонту.

– Правых нет. Кругом сплошь одни виноватые, – объявила Катя, когда оба их прежних соратника скрылись из вида. – И мы с тобой, Гек, с точки зрения обывателя, сто раз виноватые тоже. Отпустили всех убийц!

– Это Кукуев, Катя. Здесь все по ку-ку-кукуйски. Это заразно. – Гектор выглядел не мрачным. Скорее, даже печальным, задумчивым…

– Но мы с тобой не станем никого из них судить, – повторила настойчиво Катя. – Если Геннадий Елисеев совершил убийство по неосторожности, то умысел его прежней любовницы и тещи Фабрикантши и его ужасное зверское воплощение – фактически возмездие, наказание ему за содеянное. А роковой поступок Серафима похож на убийство в состоянии аффекта. И если ты отпустил Фабрикантшу, то… Пусть его судьбу окончательно решит та, кого он любит, а не мы с тобой. Хотя, если честно, я до сих пор с трудом принимаю его роман с матерью Арсения. Но чего на свете не случается? Кукуев учит – возможно все. Серафим в свои одиннадцать лет хлебнул столько – взрослому не перемочь. Сначала двойной шок обрушился на его голову: удушение, произошедшее на его глазах, похороны убитой, а затем кровавая драка, где он сам жестоко поранил сверстника, защищая отца. Его психика треснула стеклом, и трещины породили ложные воспоминания. Два самых страшных для него места – дом на Круче, где отец убил свою жертву, и карьер с кострищем и ее могилой – заместились голубой чайной с деревянными кружевными наличниками, принятой им за сказочный домик, и «рыбалкой», «сомом», «пейзажем Левитана». Допрос у Буланова явился для него следующим страшным шоком. Допрос с применением психологического насилия и угроз вбил последний гвоздь в его травмированный мозг. Пережитое годы спустя аукнулось Серафиму. Ничего ведь не проходит бесследно. Никогда. «Взбунтовавшийся кролик»… жертва, повзрослев, сам превратился в убийцу.

– Клубок здешних старых и новых тайн мы с тобой распутали. И помогли Полосатику разобраться во всем. Материалов для будущей твоей книги достаточно. А ты правда сумеешь все это описать? – Гектор смотрел на Катю как-то по-новому. Серьезно и словно в некоем смятении. Будто Катя, его жена, внезапно начала открываться для него с иной, не знакомой еще ему стороны.

– Я постараюсь, Гек. – И Катя глядела в его глаза. – Все сложно, они очень разные и непростые характеры, и грани острые, разящие… И столько боли! Я честно попытаюсь вместить в книгу все. Сюжет того стоит. И – да, без малейших купюр. Получится ли у меня? Ты подставишь мне могучее плечо. С тобой, Гек, я… я сделаю!

Он взял ее руку и поцеловал в запястье. А потом в ладонь.

– Но сначала мне надо закончить триллер о Небесной горе и ее тайне. – Катя улыбнулась. – Оставленный дома на полдороге, он с нетерпением ждет меня. Детектив-приключение, по твоему меткому выражению, типа «Мумия – принц Египта», где сплошные тайны, убийства, путешествия. И трали-вали – море, море любви!

Они оба негромко рассмеялись. Мир вокруг них становился прежним. Кукуйская древняя тьма уползала в дремучий лес.

– А впереди у нас новое путешествие, – объявил Гектор. – Вдруг и оно принесет тебе сюжеты для книг? Завтра мы покидаем Кукуйград, возвращаемся домой, готовимся к встрече с нашей Троей. Но все потом, после… А сейчас, Катеныш мой любимый, мы с тобой. – Сапфировые искры в его серых глазах вспыхнули! Разгораясь все ярче… Он подхватил ее на руки.

– Гек, но сначала заварим чай по-нашему, по-троянски, – шепнула Катя.

Когда тибетский чай был готов, она бросила щепотку соли в его и свою кружку. У них же с Гектором все не как у людей.

Даже чай – соленый.