Дарья не выдержала и громко хлопнула ладонью по столу.
— Ну, давай, скажи: у Дашки совсем крыша поехала!
Он торопливо заработал челюстями, проглотил остатки изрядно пережеванного блина и промолвил спокойно:
— Не психуй. Сама понимаешь, такое в голове непросто уместить. Черная нить? Злая Кира? Я тебя сейчас спрошу, но ты не спеши швыряться в меня чашками, ага? — Он побарабанил пальцами по столу. — Ты в последнее время ничего такого не принимала? Препараты какие-нибудь…
— Нет! — сдавленно выкрикнула она, но взяла себя в руки, ее голос смягчился: — Неужели ты думаешь, что я все это выдумала?
— У тебя муж пропал, в театре бардак… Стресс, одним словом. Хорошая почва для… даже не знаю, как это назвать…
— Да называй уж как есть: сумасшествие. Чего со мной сюсюкаться. — Дарья принялась нервно болтать ложечкой в чашке с недопитым чаем. — Знаешь, я в последнее время хожу, улыбаюсь, на чертовом баяне играю — делаю вид, что ничего такого не происходит, а внутри растет напряжение. Иной раз появляется предчувствие, что вот-вот произойдет что-то страшное. А этот экстрасенс, будь он неладен, только масла в огонь подлил. Ну не может быть таких совпадений! Ощущение, словно вокруг меня плетется какая-то паутина. Не за себя боюсь — за Киру. Хотя толком и не пойму, с какой стороны опасности ждать. Уж лучше бы я и вправду спятила.
Алексей вздохнул.
— Выкинь из головы все, что тебе тот экстрасенс наплел. Прости, Дашка, но лучше совета, чем этот, я тебе дать пока не могу.
— Но он ведь не врал! Откуда ему было знать про колокольчик? А девочка в джинсовом комбинезоне?
— Он экстрасенс, Дашка. Экс-тра-сенс! — повысил голос Алексей. — Такие, как он, умеют в голову влезать, умеют внушать. Вот в это я верю. Ты не думаешь, что этот тип, как фокусник из шляпы, вытащил из тебя твои страхи и просто озвучил их? Я, между прочим, знал одну цыганку, которая такие штучки запросто проделывала. Как-то она во всех подробностях пересказала мне мой же сон, хотя я ей до этого ничего не рассказывал. И не было в этом ни мистики никакой, ни чуда. Она потом созналась, что ввела меня в гипноз на минутку, и в этом состоянии я ей выложил, что мне снилось прошлой ночью. Вот такой вот фокус-покус. Она с помощью гипноза лохов на вокзале бабосов лишала… А твой экстрасенс лишил тебя спокойствия. Правда, непонятно, на хрена ему это было нужно. Может, он просто злыдень, а?
— Может, — поспешила согласиться Дарья.
Она поднялась с кресла, прошлась взволнованно вдоль стола. Алексей, возможно сам того не ожидая, бросил ей спасательный круг, и теперь сознание лихорадочно пыталось зацепиться за него. В версии про гипноз была логика — не железная, уязвимая, но все же была! И искать в ней прорехи не хотелось: а вдруг найдутся?
— Знаешь что, Дашка, — с заразительной беззаботностью сказал Алексей, — тебе нужно сменить обстановку. Уехать с Кирой куда-нибудь на время.
— Я об этом думала, гений. Вот только момент не самый подходящий, чтобы с места срываться. У меня муж исчез, ты не забыл? Но… — она уставилась в сторону дома, где на веранде играла дочка, — если опять случится что-нибудь, даже мелочь, которая меня хоть немного напугает, — я хватаю Киру и уматываю. В Крым! Давно мечтала в Крыму побывать. И плевать я на все хотела.
— А вот такой настрой мне нравится, — одобрил Алексей.
Сознание Дарьи уже крепко держалось за спасательный круг и стремительно плыло прочь от темных тревожных вод.
— Если что, мы с Кирой уедем! — повторила она уже более решительно. — Артур и без меня найдется. Если вообще найдется.
Существовала, конечно, вероятность, что его найдут мертвым, но Дарья не желала сейчас этой мыслью усугублять и без того шаткое психическое состояние. Она вспомнила слова Розы: «Артур отыщется. Обязательно отыщется». И на душе стало легче.
— Все наладится, Дашка, — пообещал Алексей, сворачивая в трубочку очередной блин. — Черные полосы всегда сменяются белыми. — Он тихонько добавил: — Если только ты не полный лузер, — и снова повысил голос: — Ты только погляди вокруг… Природа, птички поют, вон оса в мой мед заползти собирается, тварюга полосатая… Ах да, в театре скоро дела на лад пойдут. Веня, как я слышал, полностью вернулся из мира розовых зайцев. Вот о таких вещах думай, Дашка. И думай почаще!
Дарья хмыкнула:
— Отличный совет. Записать бы его, чтобы не забыть.
— Ирония? Это хорошо. — Алексей откусил кусочек от блина. Ел с тем же аппетитом, что и в начале ужина. — А знаешь, я только что подумал и понял… Все твои страхи от скуки.
— Не пори чушь.
— Нет, я серьезно. Жизнь у тебя в основном беззаботная, не нужно голову ломать, что купить на последние деньги, пачку китайской лапши или бутылку пива, ну, или к кому в гости завалиться, чтобы пожрать на халяву.
Дарья уперлась руками в стол.
— Не пойму, к чему ты клонишь?
— А все просто. Твои страхи от излишней сытости.
— Говорит человек, только что сожравший десятый блин.
Алексей рассмеялся:
— Вообще-то, седьмой. Но я говорю о другой сытости, о финансовой. Ибо, — он с многозначительным видом выставил перед собой указательный палец, — финансовая сытость способствует безделью. А от безделья в башку начинают лезть всякие бредовые мыслишки. А потом мерещится чертовщина какая-нибудь. У тебя, Дашка, недуг богатых домохозяек.
— Ну, спасибо за диагноз, доктор Хаус! Умнее ничего не мог придумать, а?
— Что, правда глаза колет?
Дарья засмеялась, чувствуя, как с души падают камни — не все, но хоть что-то. Засмеялся и Алексей, едва не подавившись кусочком блина.
После такой разрядки они сменили тему и говорили теперь все больше о театре. Вечернее солнце отражалось в окнах особняка, легкий ветерок шелестел листвой вишневых деревьев. В какой-то момент Дарья второй раз за день снова ощутила себя на безмятежном островке «Здесь и сейчас» и оптимистично подумала, что всегда отыщется спасательный круг, чтобы выплыть сюда по темным водам моря Тревоги.
Алексей укатил на своем страшном мотоцикле после девяти вечера, прихватив с собой пять оставшихся блинов и баночку с медом. Но перед отъездом пообещал, что завтра снова нанесет визит, чтобы вот так же посидеть в беседке и поболтать… и съесть что-нибудь вкусненькое.
Когда солнце исчезло за гребнем леса, вдалеке на востоке прокатился громовой раскат. Дарья стояла у окна в комнате Киры, возле ворот внизу о чем-то беседовали охранники, горели фонари. Кира уже полчаса как спала, в ее ногах на кровати примостилась Ириска. Дарья решила, что будет спать сегодня рядом с дочкой. Места хватит, и так спокойней.
После очередного громового раската она отметила, что вот уже третий вечер подряд где-то бродит гроза. И сегодня она как будто ближе. Ходит вокруг, будто присматривается к чему-то. Быть может, завтра нагрянет и разразится. Ну и пускай. От грозы всегда можно спрятаться.
Глава седьмая
Темнота. Где-то грохотал гром. Закутавшись в шинель, Артур сидел возле завала и сквозь сонный бред бормотал себе под нос что-то невразумительное.
Эта часть тоннеля была его территория, а там, за мертвым журналистом, обитали крысы. Еще вчера днем он заметил, что у всех серых тварей сломано по одной передней лапке — Волк и Свинья все предусмотрели, покалечили конечности крысам, чтобы те не смогли выбраться на свободу по стенкам колодца.
Когда какая-нибудь тварь пыталась вторгнуться на территорию Артура, он швырял в нее камешком, таких снарядов было в достатке среди обломков бетона и комьев земли. Пока в колодец проникал дневной свет, кидал камешки прицельно, но в темноте — на звук. Ему постоянно мерещился подозрительный шорох, и воображение рисовало крадущихся крыс. Порой он кричал на них: «Пошли прочь! Жрите Фролова, а меня оставьте в покое!» И частенько этот крик переходил в проклятия в адрес Виктора, Свина, Пастуха, той девчонки, которая выжила. В такие моменты страх сменялся злостью, от которой перед глазами вставала красная пелена. Проклятия вылетали из глотки, как ядовитые плевки. Доставалось даже матери, ведь она, со всеми своими связями и неограниченными возможностями, до сих пор не отыскала его, своего любимого сына. Это бесило до зубовного скрежета, до колик в кишках: да как такое возможно?! Прошло уже хрен знает сколько времени, а он еще здесь, вдыхает трупную вонь и швыряет камнями в крыс! Не иначе поиском занимаются бездари. Быть может, мать доверила расследование своему начальнику охраны, этому тупому типу. От таких умозаключений хотелось выть, ведь надежда таяла. И Артур выл, скулил, кричал…
А еще этот ехидный голос в голове. Он звучал все чаще. Фролов после смерти оказался столь же болтлив, как и при жизни. «Забудь о том, что тебя найдут, дружище. Просто смирись с мыслью, что ты здесь сдохнешь». Артур с ним спорил, называл куском гнилого мяса, у которого черви в мозгах копошатся. Днем он видел, как труп жрали крысы, и это зрелище вызвало злорадство, а не отвращение.
Ненависть к журналисту была особая, черная, как территория серых тварей в другом конце трубы. Артур жалел, что Фролов сдох мгновенно, от перелома шейных позвонков — ублюдок и тут оказался скользким, перехитрил Волка со Свиньей и помер без мучений. Проныра во всем, до последнего вздоха. Одна отрада: он стал инкубатором для опарышей и кормом для крыс.
У Артура было достаточно времени, чтобы проанализировать слова Виктора про подставу. То, что поначалу казалось сомнительным, теперь выглядело как истина: Фролов заманил в ловушку! Фролов плел свою сеть, точно паук! Фролов врал, врал, врал!.. И как вообще ему можно было верить? У Артура этот вопрос вызывал полное недоумение, которое обычно сменялось приступами гнева. Злился и на себя тоже, что для него было совершенно непривычно.
Днем приезжал Свин. Выдав пару унизительных фраз, он бросил в колодец бутылку с водой и пластиковый пакет с яблоками и морковью. Артур не сумел совладать с собой и, наперед зная, что это бесполезно, все же принялся кричать ему: «Вытащи меня отсюда, прошу тебя! Я заплачу вам с братом! Заплачу, сколько захотите!..» Он сидел возле трупа и с мольбой глядел вверх, а затем увидел что-то искристое на фоне синего неба. Через мгновение понял, что это, и, схватив пакет и бутылку, пополз прочь от колодца, но капли мочи все равно успели попасть на руки и лицо. Свин пискляво смеялся, пока опорожнял мочевой пузырь, а когда застегнул ширинку, весело сказал: «Нету большей красоты, чем поссать с высоты! Слышь, мажор, а ты уже никогда с высоты не поссышь. Ни-ког-да!» И долго гоготал над своей шуткой, пока Артур скрежет