ал зубами, забившись в угол завала и прижимая к груди бутылку и пакет.
В первый день «гостинцы» ничего, кроме тошноты, не вызывали, но потом голод поборол отвращение. Теперь же яблоки и морковь Артур поедал, даже не протирая их о войлок шинели. Поедал с каким-то механическим безразличием.
А прошлой ночью его пронесло. Живот скрутило так неожиданно, что он едва успел скинуть шинель и стянуть брюки. И, как на зло, в этот момент боль в ноге стала адской. Артур сидел в неудобной позе, облегчал кишечник и рыдал в голос, а затем сил терпеть боль не стало и он плюхнулся задницей в собственное дерьмо. После злость сорвал на Фролове — бросил в голову мертвеца несколько камней и принялся, брызжа слюной, поливать его отборной руганью.
Гром прогремел снова. Артур встрепенулся, выходя из сонного полубредового состояния, под рукой зашуршал пакет с остатками яблок и моркови. Некоторое время сидел, таращаясь в темноту и пытаясь разглядеть хоть что-то, затем нащупал стоящую рядом бутылку с водой, отвинтил крышку и сделал несколько глотков. Пробормотал, обращаясь к крысам:
— Жрите Фролова, жрите… а сюда не суйтесь.
Ехидный голос в голове прозвучал тут же: «Скоро они и до тебя доберутся, дружище. Свежее мясо. Свежа-атинка…»
— Заткнись, — буркнул Артур, поправляя съехавшую набок шапку-ушанку.
«Крыски скоро устроят пирушку. Ням-ням, ням-ням… Сожрут нос, губы, уши… ням-ням… свежа-атинка…»
Голос уже не пугал так, как раньше, не вызывал мысли об умопомешательстве — воспринимался как нечто обыденное. Сейчас Артур решил игнорировать болтовню мертвеца, желания спорить и ругаться не было.
«Крыски глядят на тебя, дружище. Ты их не видишь, но они там. Им больше не хочется гнилого мяса, хочется свежа-атинки…»
Артур промолчал, поджав губы, и швырнул камнем в темноту. Лампочка у фонарика перегорела еще вчера, и теперь бесполезная вещица лежала рядом. Отчего-то было спокойней, когда фонарик (даже неработающий) под рукой.
Шли минуты. Мертвец заткнулся, тишину разбавляли лишь далекие громовые раскаты.
— Завтра меня найдут, — прошептал Артур. — Обязательно найдут. Завтра. Утром… или в полдень. Да, пожалуй, в полдень, ровно в двенадцать… в двенадцать… в полдень…
Его глаза слипались, веки подрагивали, становясь тяжелее и тяжелее, разум заволакивал туман сна.
— …В полдень… — шептали губы почти беззвучно. — В полдень…
Гром прогремел с такой мощью, что Артур подпрыгнул на месте, вскрикнул от неожиданности, распахнул глаза. В ушах звенело, а перед мысленным взором… О нет, это было не воображение! От поверхности тоннеля исходил холодный голубоватый свет, и там дальше не существовало никакого завала — прямая как стрела труба тянулась, казалось, в бесконечность.
У Артура отвисла челюсть. Вопрос: «Не сон ли это?» — застыл в сознании глыбой льда.
В конце излучающего свечение тоннеля что-то было. И оно приближалось. Скоро Артур уже отчетливо видел сгусток тьмы, который то и дело рассекали зигзаги электрических разрядов. По тоннелю будто бы ползла грозовая туча, движение сопровождалось звуком, похожим на камнепад. Крысы носились как безумные, они натыкались друг на друга, прыгали на стены трубы, их глаза блестели, отражая призрачный свет.
Артур прикрыл лицо трясущимися руками и заскулил. Он ощущал себя букашкой, над которой навис здоровенный каблук: вот-вот раздавит, вот-вот… И некуда спрятаться, некуда уползти, ведь за спиной завал. Да что вообще творится?!
— Я сошел с ума, — прошептал он, тараща круглые от потрясения глаза. — Сошел с ума… с ума…
В сгустке тьмы кружились вихри, молнии прорывались наружу и били в поверхность трубы.
— Сошел с ума, — шептал Артур, обхватив голову руками. — Хочу проснуться… Пожалуйста… я хочу проснуться…
Он задрожал всем телом и снова принялся скулить.
Но вот нечто, продолжая приближаться, из бесформенной массы начало трансформироваться в человеческую фигуру: руки, ноги, голова, торс, будто состоявшие из плотного черного дыма. В мглистом силуэте проскакивали уже слабые электрические разряды, похожий на камнепад звук сменился сухим потрескиванием.
Крысы застыли, как по команде. По тоннелю промчался поток теплого затхлого воздуха — он ударил в лицо Артуру, заставив его затаить дыхание. Черная фигура приближалась, обрастая плотью — словно невидимый художник быстро раскрашивал ее в разные цвета. Несколько секунд — и темное пятно лица стало белым. Появились как на фотобумаге во время проявки — нос, губы, глаза. Длинные волосы волнообразно развевались подобно водорослям в потоке воды. Материализовался джинсовый комбинезон, желтый круглый значок на лямке. И колокольчик.
— Кира?! — выдохнул Артур. Его щеки блестели от слез.
Девочка шагала, держа перед собой колокольчик. Позади нее светящийся тоннель уходил в бесконечность. Она приподняла руку и тренькнула колокольчиком пару раз.
— Динь-динь, кусок говна! — Ее голос походил на скрежет железа. — Не могла не прийти. Так хотелось поглядеть на рожу одного из тех, кто вызвал Грозу из бездны. — Она напряглась и заорала, с яростью выплевывая слова: — Вызвал! Эту! Безумную! Суку!
Она подошла к трупу, ее лицо искажала лютая злоба, в глазах горели синие огоньки. Артур смотрел на девочку, судорожно хватая ртом воздух, кровь стучала в висках: тук-тук, тук-тук…
— Ты, тупой урод, привел Грозу, и теперь мы все будем плясать под ее дудку, и она не уйдет, пока не насытится!
— Хвати-ит! — завопил Артур. Его нижняя губа тряслась, по подбородку текли слюни. — Мне стра-ашно!
— Жаль, я не могу убить тебя прямо сейчас, — сказала девочка, — ведь ты еще не отыграл свою роль. Но сделать так, чтобы ты до конца жизни дрожал от страха, я могу. Этого мне Гроза не запрещала.
Ее губы сложились в улыбку, больше похожую на оскал. Она вытянула руку с колокольчиком.
— Динь-динь, уродец… Ты больше никогда не увидишь хорошие сны. Не знаю, какую роль отвела тебе Гроза, но, думаю, она будет короткой.
— Хва-атит… — скулил Артур, утратив остатки самообладания.
Колокольчик коротко звякнул, и девочка повторила:
— Короткой.
Ее фигура завибрировала, стала смазанной, кожа и одежда стремительно темнели, колокольчик растворился в воздухе, голубоватый свет в глазах погас. Снаружи прогремел гром. Артур съежился, пытаясь с головой спрятаться под шинелью, он лихорадочно тянул ее край к лицу, но войлочная ткань выскальзывала из пальцев.
Силуэт девочки расплылся, теперь за трупом журналиста в воздухе парило черное облако, внутри которого загорались и гасли голубоватые вспышки. Но вот от облака отделился маленький дымный сгусток, несколько мгновений он метался по тоннелю, а затем, сориентировавшись, пулей влетел в открытый рот мертвеца.
«Уходи, уходи, уходи!» — как заклинание твердил Артур. Он бы завопил, но вопль застрял в глотке. В голове бушевала вьюга, мысли рождались уродливыми, страшными, они застывали и распадались в прах.
Облако запульсировало, выстрелило в стенки тоннеля сотней электрических разрядов и стремительным болидом полетело прочь. Нечто мчалось по трубе с гулом и треском, оно становилось все меньше и меньше, удаляясь. Крысы очнулись от транса и засуетились. Исходящее от поверхности тоннеля свечение немного потускнело.
Но и его оказалось достаточно, чтобы Артур увидел, как дернулась рука мертвеца, давая понять, что кошмар не закончился. В тот момент, когда наверху пророкотал очередной громовой раскат, Фролов начал медленно подниматься. Так медленно, словно само время превратилось в тягучую патоку. Оторвалась от пола спина, руки согнулись в суставах. Задыхаясь от ужаса, Артур слышал, как хлюпает гной в язвах, как хрустят позвонки. Десятки мух вились вокруг ожившего трупа, их жужжание походило на непрерывную вибрацию басовых струн. Крысы поднялись на задние лапки и запищали разом — пронзительно, испуганно. Они тянули морды вверх, обнажив желтые зубы-резцы.
В зловонном воздухе нарастало напряжение, Артур чувствовал его каждой клеткой тела. На барабанные перепонки и глазные яблоки что-то давило изнутри, боль в ноге разгоралась, грозя превратиться в пожар. Но все это было мелочью в сравнении с тем зрелищем, что предстало перед взором по воле неведомой силы.
Упираясь руками в пол, мертвец поднялся на колени. Голова на свернутой шее дернулась, как у китайского болванчика, на лбу, брызнув гноем, лопнула язва.
«Не ожидал такого поворота, дружище? — услышал Артур ехидный голос в сознании. — О да, здесь мертвые не только разговаривают, но и… Не хочешь помочь мне подняться? А потом мы обнимемся, как лучшие друзья! Обнимашки, обнимашки, обнимашечки…»
Голова Фролова тряслась, поворачиваясь на шее, из открытого рта с шипением выдавились газы.
«Не хочешь обняться, богатый мальчик?»
Синюшное лицо повернулось к Артуру, в глубине пустых глазниц пульсировали синие огни. Губы мертвеца дрогнули и стали вытягиваться, образуя жуткий полумесяц улыбки, из уголка которого, будто дразня, торчал кончик языка.
«Ну, давай же обнимемся, друг?»
Улыбка стала противоестественно широкой, кожа натянулась до предела и лопнула, а Артур еще на один шаг приблизился к сумасшествию. Рот мертвеца теперь походил на большой шрам, рассекающий лицо от уха до уха, нижняя челюсть поползла вниз и повисла на сухожилиях.
Артур беззвучно зарыдал, не в силах отвести взгляд от Фролова, но нечто дьявольское, абсолютно безумное, обосновавшееся в сознании, как паразит, подбивало к тому, чтобы истерично расхохотаться. Вместо этого Артур громко икнул… и уже не мог остановиться. Икал и вздрагивал, икал и вздрагивал, безвольно пялясь на улыбку мертвеца. А в голове раздавались громовые раскаты — мощные, непрерывные.
Тело Фролова яростно затряслось, под синюшной кожей расползались голубые вспышки, одна за другой прорывались язвы. Труп трясло так, словно через него пропускали электрический ток. Вдалеке свечение в тоннеле гасло, мрак приближался. Когда он стремительно достиг места, где раньше находился завал, раздался звук, похожий на визг дисковой пилы… и Фролова разорвало на части. Внутри него будто бомба взорвалась. Ошметки плоти разлетелись по тоннелю, стянутый сухожилиями скелет рухнул на пол, голова кувыркнулась в воздухе и упала на территорию крыс.