По улицам невозможно было пройти, не будучи при этом ограбленным, а то и покалеченным под скорую, весьма горячую руку.
К тому же, в 1771 году чудесным образом проявила себя икона Боголюбской иконы Божией Матери, выставленная в Китай-городе, у старинных Варваринских ворот, помнивших еще в себе чертежи легендарного Леонардо да Винчи[34]. Эта икона была написана еще в XII веке, по велению князя Андрея Боголюбского, которому она впервые явилась во сне.
Естественно, простодушный московский народ так и хлынул к этим. Варваринским воротам…
Архиепископ Амвросий повелел перенести икону в ближайшую церковь, чтобы она была там постоянно под стражей. Это вызвало недовольство и глухой ропот в народе. В результате возник настоящий народный бунт. Названный нами архиепископ был жестоко избит дубинками, а затем – и убит до смерти.
Пострадали и многие медработники. Сам врач Самойлович тоже был сильно избит…
Конечно, воинские команды быстро подавили народный бунт, завалив всю Красную площадь горами трупов. Однако дело этим, отнюдь, нисколько не ограничилось. Императрица Екатерина II решила вообще упразднить Данилов монастырь. И он, действительно, в течение нескольких лет пребывал в забвении…
Конечно, такая сильнейшая эпидемия в Москве, от которой москвичи гибли ежедневно сотнями, даже тысячами, наконец, обратила на себя внимание пышного Санкт-Петербурга. С целью ликвидации ее в бывшую столицу был направлен граф Григорий Григорьевич Орлов. Своими, порою жесткими, а то и даже жестокими мерами, однако все же вполне разумными, – ему удалось добиться окончательного искоренения чумы, за что он удостоился на так называемых Орловских воротах в городе Пушкине вполне достойной для себя надписи: «Орловым от бед избавлена Москва»…
После полной победы и окончательной ликвидации вспышки московской чумы доктор Самойлович был удостоен весьма значительной денежной награды и чина коллежского асессора (что соответствовало званию пехотного майора), однако уже с правом потомственного наследования этого отличительного от прочих людей высокого дворянского звания…
Здесь же надо дополнить, что доктору Самойловичу пришлось поучаствовать также в лечении знаменитого бунтовщика, – Емельяна Ивановича Пугачева.
Этого, записного разбойника, как именовала его сама императрица Екатерина II, доставили в Москву чуть ли не в личном сопровождении Александра Васильевича Суворова. Суворову удалось захватить его в результате раздоров между уже самими мятежниками.
Впервые врачу Самойловичу посчастливилось повстречать в Москве будущего генералиссимуса. Он выглядел сухим и костлявым, знать – и был таким от природы, от самого своего рождения…
Однако врачу Самойловичу было некогда всматриваться в лицо Суворова. Он спешил к заболевшему Пугачеву.
Самого же Пугачева содержали в Москве, в сыром и холодном подвале, что лишь усугубило у него и без того уже острое его респираторное заболевание.
Ко всему этому, к охватившему больного Пугачева воспалительному процессу, добавился также острый бронхит, обнаруженный у него уж очень внимательным осмотром со стороны врача Самойловича.
Императрица же непременно желала, чтобы дожил он в полном здравии до дня его публичной казни, назначенный ею уже на один из январских дней.
Что же, здоровьем Пугачева как раз и занялся бывший полковой врач Самойлович.
Когда же этот больной поправился, – так лечащего врача вообще перестали пускать к Емельяну Ивановичу. Пугачев был казнен, вместе со своими сообщниками, на московской Болотной площади.
Это произошло 10 (21) января 1775 года.
В результате всего этого, после такого грандиозного восстания, переросшего даже в настоящую крестьянскую войну, наиболее действующей, даже становой пружиной которого были казаки, все казацкое войско было значительно ограничено в своих правах.
Более того, императрица даже вообще ликвидировала Запорожскую Сечь, о чем уже нами упоминалось в рассказе о Несторе Максимовиче Максимо́виче (Амбодике)…
После всего этого, в 1776 году, уже в чине штаб-лекаря, Даниил Самойлович Самойлович оставался работать в Московском департаменте, в качестве городского врача тамошней управы.
Он продолжал все так же дружить с врачом Ягельницким.
В связи со всем вышесказанным выше, остается только напомнить: ни о каком, начиненном микроорганизмами окружающем пространстве в то, чересчур уж непросвещенное, слишком давнее время, – никто ничего не ведал.
До открытия Луи Пастера было очень еще далеко…
Однако сам врач Данило Самойлович понял: ему необходимо как-то самостоятельно осмысливать свой опыт по борьбе с чумой…
А он у него, несомненно, был.
И немалый…
Между тем, от своих многочисленных знакомых доктор Самойлович определенно прослышал, что княгиня Екатерина Дмитриевна Голицына объявила нарочитую стипендию для русских студентов, которые только лишь пожелают изучать повивальное дело в лучших зарубежных университетах[35].
Вот тогда-то и врач Данило Самойлович Самойлович отправляется за рубеж, в город Страсбург, все еще продолжавший славиться своим уникальным университетом, точнее – своим содержащимся при нем медицинским факультетом.
Все это случилось где в самом начале августа месяца 1776 года.
Отправился он на свои средства, накопленные его неусыпными трудами. Однако денег у него хватило совсем ненадолго. Уже на следующий год последовало его собственноручное отчаянное письмо, адресованное на имя Президента тогдашней российской государственной медицинской коллегии.
Эту должность в то время занимал как раз Алексей Андреевич Ржевский, будущий тайный советник, сенатор, задушевно, а теперь, еще с ранних лет друживший Гаврилой Державиным, Александром Сумароковым и другими своими современниками. В своем письме неосторожный такой путешественник, а ныне ставший студентом, просил погасить свои долги, которые и без того все уже увеличивались и увеличивались.
Сенатор Ржевский никак не мог отойти от поразившей его внезапной смерти своей жены, которая умерла в каких-то крайне патологических родах[36]…
И только лишь в мае 1778 года вышел, наконец, давно ожидаемый правительственный указ о погашении постоянно растущих долгов Даниила Самойловича за счет российского государственного казначейства…
В том же, 1778 году, ему удалось составить и опубликовать в России, на русском же языке, свое пространное руководство под названием «Деревенская и городская повивальные бабки». В своем сочинении, даже книге, он рассуждал как о различии, так и сходстве между ними обеими.
Одновременно с этим он выпустил еще одну книгу, уже строго предназначенную «для простого народа» – о лечении бешенства, которое тогда поражало многих крестьян…
Диссертацию же ему удалось защитить в голландском городе Лейдене в 1780 году. Она получила название Tractatus de sectione symphyseae ossium pubis et sectionem Caesareum (трактат о рассечении лонного сращения и о кесаревом сечении). То есть, – темой его работы стало тоже оперативное вмешательство при проведении родов.
За отличную защиту своей диссертации и проявленные при этом великолепные знания, – врач Данило Самойлович Самойлович был удостоен степени доктора медицины.
После успешной защиты своей докторской диссертации он продолжил знакомство с разными европейскими странами: исколесил почти всю Западную Европу, – побывал даже в Австрии, Англии, Германии…
Живя в Париже, познакомился он с недавно приехавшим из солнечной Италии, но как-то уже прижившимся там, известным русским скульптором и художником – Феодосием Федоровичем Щедриным.
Тот долго и внимательно слушал своего московского соотечественника. Скульптор же, сам ученик француза Кристофа Габриэля Аллегрена (Аллегри), сильно заинтересовался его слишком одухотворенным лицом. Он и вылепил его своеобразный, однако, довольно выразительный барельеф…
Впоследствии художник – некий Елисей Иванович Кошкин, уже после отъезда самого врача Самойловича на родину, в 1785 году, по этому, довольно яркому оригиналу щедринской лепки, – выполнил его такой же, весьма выразительный портрет, в результате всего этого мы и имеем теперь более или менее четкое представление о его тогдашнем внешнем облике. Был он, кажется, еще в ту пору, – уже достаточно лысоват…
В это же время Самойлович написал несколько крупных работ, припоминая московскую чуму 1771 года. Еще в августе 1783 года он передал их французским издательствам, и они были изданы в 1785 году, уже после отъезда самого врача на его родину, в Россию.
Естественно, эти работы увидели свет также на французском языке, которым врач Самойлович овладел уже совершенно безукоризненно.
Одновременно Самойлович написал письмо императрице Екатерине II, также на французском языке, в котором просил ее дозволения об организации им специальных школ для отечественных акушерок.
Однако – так и не дождался от нее ответа.
Очевидно, императрице было некогда отвечать на вздорные письма какого-то врача-акушера, не заслужившего себе еще никакого почета и мнимой, хотя бы, известности.
Что же, заграничное путешествие его продолжалось более семи лет.
В 1783 году Даниил Самойлович возвратился назад на родину, теперь уже – в Санкт-Петербург. Его встретили довольно прохладно, если не сказать – даже совершенно холодно.
Слишком долгой была его сильно затянувшаяся отлучка…
Есть сведения, что он сразу же приступил к созданию в Петербурге какой-то венерологической консультации для женского пола… По правде сказать, вся его жизнь и в дальнейшем, отныне – была направлена только на улучшение человеческого здоровья…