Быть может, потеснил бы и самого Гарвея.
Однако вышло все несколько иначе.
Выдающиеся способности аптекарского ученика, разносторонность его интересов, а прежде всего его огромные познания в области химии, – были своевременно замечены очень влиятельными людьми. Его личные устремления обрели в результате иное, не менее благородное направление. В совсем молодом еще возрасте юноша получил возможность проводить исследовательскую работу в стенах прекрасной химической лаборатории, в так называемом Пневматическом институте, руководителем которого он и был назначен.
Ради этого Хемфри Дэви довелось покинуть знакомые места, оставить надоевшую аптеку в своем унылом Пензансе. Он распрощался с родными и близкими и уехал за четыреста километров в небольшой городок Клифтон, расположенный рядом с крупным портовым городом Бристолем, на высоком и живописном берегу реки Эйвон.
В Пневматическом институте ему предстояло изучать различного рода газы, при помощи которых там планировалось лечить больных. Вскоре, надо заметить, благодаря настойчивости и стараниям Дэви, задуманная им лечебница стала функционировать на самом деле.
В указанном институте, в его химической лаборатории, размещенной в великолепном просторном доме, из окон которого открывалась грандиозная панорама раскинувшегося внизу города Бристоля, молодой исследователь приступил к изучению различных химических веществ. В своей работе он руководствовался непосредственными указаниями и наставлениями доктора Томаса Беддо, который и пригласил его на эту службу и который заранее предупредил его, что отрицательный результат при изучении лекарственных веществ тоже будет приветствоваться, и тоже будет рассматриваться как своеобразный вклад в большую науку.
Сам доктор Беддо, занимавшийся широкой медицинской практикой, был очень заметным специалистом в своей области. Перед этим долго служил в университете профессором, но был оттуда выжит по причине своих весьма прогрессивных убеждений.
В сферу исследовательских интересов Дэви вскоре попала так называемая закись азота, совсем лишь недавно, в 1776 году, впервые полученная выдающимся английским же химиком Джозефом Пристли путем воздействия серного калия на двуокись азота. На счету у Пристли числилось немало и других замечательных открытий: впервые выделенные им азот, затем окись азота, хлористый водород, аммиак, соляная кислота и даже кислород – Пристли открыл его 1 августа 1774 года, прогревая над огнем окись ртути.
Сделал он это независимо от шведа Карла Вильгельма Шееле и француза Антуана Лорана Лавуазье. Так уж случалось в те, вроде бы и не очень отдаленные от нас времена, что, по причине слабых коммуникативных связей, многие исследователи в разных странах очень долго не ведали о достижениях своих ближайших коллег.
Наверняка, обратить внимание именно на это вещество помогло знакомство Дэви с сыном указанного Джозефа Пристли, который и поведал ему о трагической судьбе своего отца. Джозеф Пристли вынужден был оставить британские берега и отправиться в далекую Америку. Причиной такого поступка стали его симпатии к уже совершившейся во Франции революции.
Однако и на американском континенте британского изгнанника не оставили в столь желанном для него покое. Агентам английского правительства удалось отравить его даже на званом обеде…
В апреле 1799 года, приступив к опытам с закисью азота, Дэви очень вскоре обнаружил ее весьма неожиданные для науки свойства: вдыхание этого газа действовало на человека подобно хорошему вину. Глотнув весьма приятного, сладковатого на вкус вещества, молодой ученый вдруг явно почувствовал, что в него как бы вселился некий добрый дух, но, одновременно, вроде бы, и какой-то взбалмошный. Все его тело начало вдруг становиться легким, оно как бы распрямлялось всеми своими частичками, стало возноситься куда-то в воздух, готово было уже устремиться к окну, взмыть легко над землею, лететь – все выше и выше. Все проблемы, которые волновали Дэви с утра, вдруг потеряли свою прежнюю значимость, начали рассеиваться и вообще уходить из его головы, так что самому ему захотелось петь и веселиться, махнув на все и на всех руками.
Кроме того, он заметил, что вещество, которое он тут же мысленно окрестил как laughing gas, «веселящий газ», – обладает четко выраженными обезболивающими свойствами.
И это, оказалось, весьма даже кстати.
Накануне этого дня сам Дэви то и дело хватался за щеку, не зная, куда деваться от резко выраженной зубной боли, отдающей порою то в ухо, то в лоб и создающей впечатление, будто одновременно разболелись все до одного его зубы, хотя, он знал, виною всему выступает неожиданно прорезавшийся зуб мудрости.
Дэви с тоскою начал было вспоминать свою покинутую до срока аптеку, в которой служил в Пензансе. Он даже вспомнил, где и на какой именно полочке стоит в ней банка со спасавшим его от зубной боли лекарством, – как вдруг новичок у него во рту совсем позабыл о своем страстном буйстве. Он вдруг сделался таким же спокойным его обитателем, как и все остальные соседи.
Так повторилось еще раз, еще и еще.
Напевая веселые мелодии, и даже слегка пританцовывая, – Дэви решил удостовериться в правильности своих собственных умозаключений насчет «веселящего газа».
Под невидимую струю подставил он мордочку своего любимого кота, привезенного еще из родного Пензанса. Этот кот любил по-хозяйски разгуливать между столами с приборами и реактивами, – но тут произошло какое-то новое чудо. Совсем уже старый кот заметался по всей обширной лаборатории, хватая себя за хвост, как делал это в своем далеком теперь уже младенчестве, когда сам Хемфри блаженствовал еще в возрасте дошкольника. Животное издавало благостные звуки, превращая их в собственное мурлыканье.
Дэви мигом сграбастал кота в охапку, попытался слегка сдавить ему передние лапы. Однако животное нисколько не реагировало на все эти хозяйские старания. Знать, оно тоже не ощущало сейчас ни малейшей боли. Кот приподнимался на передние лапы – и вовсю продолжал веселиться. Сильнее всего на свете хвостатому животному хотелось сейчас кружиться в каком-то задорном танце, бесконечно при этом вальсируя…
Доктор Беддо, постоянно пребывая в курсе проводимых Дэви опытов, сразу же проникся уверенностью, что молодому исследователю посчастливилось сделать очень важное открытие.
– Ой, как это здорово поможет нам в лечении наших больных! – потирал раз за разом свои собственные руки. – За этим «веселящим газом», как вы его назвали, Хемфри, может, может последовать великое будущее не только для нашей лечебницы, но и для всей медицинской науки!
Опыты повторялись, да все с большим и большим успехом, так что об открытии узнал уже вскоре не только маленький Клифтон, но и соседствующий с ним громадный Бристоль.
О молодом химике заговорили все люди, везде, везде. К зданию Пневматического института потянулись вереницы очень нарядных экипажей. Их обладателям, во что бы то ни стало, захотелось лично познакомиться с необычным химиком, подышать добытым им чудным газом, убедиться, что все, о чем так возбужденно толкуют в городе, действительно соответствует истине.
И правда.
Посетители ничуть не обманывались в своих предположениях. Они наслаждались беседой с хозяином лаборатории, а когда прикладывались к удивительной трубке, соединенной с сосудом, где таился загадочный газ, – они мигом переносились в неведомый, почти сказочный мир.
Молодому ученому и самому было любопытно наблюдать за сказочными превращениями своих гостей. Порою было даже трудно поверить, что все это творится на самом деле, что какая-нибудь чопорная светская барышня, только что щебетавшая о высоких материях, превратилась вдруг в безудержно веселую хохотунью, с языка которой срываются совершенно не свойственные ей слова.
Ему приходилось даже верить, что солидные деловые люди, лишь свысока касавшиеся научных тем и всем своим видом старавшиеся показать, что им уже все на свете известно, вдруг преображались в шаловливых веселых дошкольников.
Да и сама, необыкновенно строгая научная лаборатория, – в такие часы напоминала собою пристанище веселых аттракционов!
О своем открытии Дэви рассказывал уже в лекционном зале…
Однако более подробно изложил он результаты всех своих достижений в специальном труде, насчитывавшем почти шесть сотен страниц и опубликованном уже в январе 1800 года. Работая над этой книгой, молодой ученый ни на минуту не забывал не только о словах доктора Беддо, однако прекрасно помнил при этом и жалобы местных врачей, а более всего хирургов, которые время от времени наведывались еще в тихую Пензанскую аптеку.
Как мечтали они о каком-то надежном обезболивающем веществе, как его им недоставало тогда!
Да он и сам не раз слышал крики пациентов, которые лечились у известных ему хирургов. Он слышал их душераздирающие стоны, рвавшиеся из окон лечебниц, особенно же из тех, в которых работали зубные врачи.
Подытожив надежды всех этих, знакомых ему людей, как бы присоединяясь к ним, – Дэви поместил в свою книгу многообещающие и зовущие к новым открытиям слова, выплеснув их в одном решительном вопросе: «Поскольку закись азота убивает боль, то не может ли она с успехом быть использованной при хирургических операциях, хотя бы при тех, при которых происходят весьма незначительные потери крови?»
Молодой химик полною мерою разделял мечты и упования своего шефа, доктора Беддо.
В очень скором времени Дэви приобрел себе имя в ученом мире.
Он стал членом научного Лондонского королевского общества, а затем был избран даже его Президентом (1820).
Еще шесть лет спустя – Санкт-Петербургская Академия наук удостоила его званием своего Почетного члена (1826), поскольку ему удалось совершить массу других замечательных открытий не только в области химии, агрохимии, но также в области физики и прочих, весьма актуальных наук.
Однако ему не довелось дождаться того желанного для него дня, когда ученый мир воздаст должное его еще юношескому открытию, которым он так дорожил, как это свойственно бывает любому человеку, – дорожить всякой вещью, связанной с его так скоропостижно ушедшей юностью.