Остальные, как и было договорено, ждали условного сигнала снаружи. Молча. Напряженно прислушиваясь, не раздадутся ли из квартиры звуки борьбы.
Не раздались.
Проказа появилась секунд через двадцать. Оружие убрано, во взгляде черных глаз — большая редкость! — видна некоторая растерянность. Широко распахнула дверь и негромко приказала:
— Проходите. — И сразу же добавила: — Мы опоздали.
Ненужных вопросов никто не задавал. Зачем? Сейчас все сами увидят. Испанка и Невада прошли за Проказой к ванной комнате и по очереди заглянули внутрь. Среагировали по-разному. Крус негромко выругался. Женщина закусила губу. Затем молча переглянулись.
Беспалый лежал в красной от крови воде. Лицо спокойное, умиротворенное. Лицо человека, твердо знающего, что сделал именно то, что нужно. Лицо несомневающегося человека.
— Вскрыл себе вены, подонок, — буркнула Проказа. — Обманул нас.
— Плевать он на нас хотел, — прошептала Испанка. — Он это сделал для себя.
И перекрестилась.
Невада последовал ее примеру, но не удержался, добавил:
— Порвалась ниточка…
— Да уж… — Проказа широким шагом прошла на кухню. Крус за ней. Испанка медленно закрыла дверь ванной, подумала и последовала за компаньонами.
— Даже дерьмо за собой не убрал! — выругалась Проказа, разглядывая лежащие на столе фотографии. — А если бы менты нашли?
— Он знал, что мы идем. — Испанка взяла в руки пару сделанных «Поляроидом» моментальных снимков. Человек в камуфляжной форме, голова разбита, лица не разобрать — залито кровью. Еще один мертвец, тоже в походной одежде, лежит на земле, обеими руками держась за торчащий из живота нож. Снято в лесу. Или в тайге. На остальных снимках то же самое: трупы, трупы, трупы… Сколько их?
— Тридцать два человека, — тихо сказал Невада. — Я слышал об этой истории.
Тридцать третий с перерезанными венами лежал в ванной.
— Надо позвонить Гончару и спросить, что делать, — громко произнесла Проказа.
— Только давай выйдем на улицу, — предложил Крус.
— Вы звоните, а мы с Травником, пожалуй, поедем, — пробормотала Испанка.
— Куда торопишься? — прищурилась Проказа.
— Надо Оружейника сменить, — спокойно объяснила беловолосая. — Увидимся.
— Рита, солнышко, привет! — промурлыкал в телефонную трубку Федор. — Узнала?
— Очкарик, тебя трудно с кем-нибудь спутать, — с веселым удивлением отозвалась Шашкина.
Она делала вид, что не ожидала звонка, но Федор прекрасно знал, что это не так.
— Значит, богатым мне не быть?
— И не надейся.
Волков услышал мужской голос:
«Кто это?»
«Волков, — ответила Рита, небрежно зажав пальцем микрофон. — Друг Стрекалова. Помнишь, он был у нас на свадьбе?»
«Мент?»
«Да».
«Чего ему надо?»
«Сейчас выясню».
Шашка вернулась к разговору с Очкариком, но при этом установила звук телефона на максимум, чтобы любимый ревнивец мог слышать каждое слово:
— Чего звонишь?
«А то ты не знаешь!»
— Заехать хочу, — усмехнулся Федор. — Не возражаешь?
— Есть повод?
— Ты забыла у Петровича вазу.
— Ах да! — Умная Рита мгновенно поняла придуманную Волковым легенду и даже «вспомнила» уточняющую деталь: — В гостиной!
— Точно. Так ты не против, если я заскочу?
— Я скажу, чтобы тебя пропустили.
Очкарик отключил телефон и покосился на лежащую на переднем сиденье вазу, за которую час назад выложил в магазине почти тридцать тысяч. Авторская работа, едрить ее за ногу. Зато напоминает те штуковины, что изготавливаются на фабрике Петровича и которые Илья обожает дарить друзьям. Риткин муж о «стеклянном» хобби Стрекалова знал, так что подозрений визит Волкова у него не вызовет: жена забыла очередную безделушку, старый приятель вызвался ее завезти.
Ритка, в свою очередь, сделала все так, как надо. Распорядилась пропустить машину Федора во двор, обеспечив возможность припарковаться в нужном месте, но из дому не вышла, встретила Очкарика в гостиной и представила несколько мрачному мужу:
— Иннокентий. Но вы, кажется, знакомы.
Волков подтвердил, что — да, виделись. В ответ Иннокентий состроил кисло-дружелюбную мину — он явно не обрадовался нежданному визиту человека «не их круга» — и сообщил, что погода в Шанхае, откуда он только что прилетел, — дрянь. Спорить с путешественником Федор не стал. Передав «подарок Петровича» — Ритка тут же заставила мужа оценить произведение, тот скучно восхитился, — Волков признался, что тоже ничего не понимает в стекле, после чего посмотрел на часы и засобирался. Удерживать его не стали.
Отъезжая от особняка Иннокентия, Очкарик набрал номер Стрекалова:
— Ты ведь общаешься с Шашкиным мужем?
— Время от времени, — подтвердил Илья.
— Так вот знай: сегодня ты подарил Ритке стеклянную вазу собственного производства. Фотку я пришлю по электронной почте.
— Я подарил? — уточнил Петрович.
— Ну не я же.
— А зачем я подарил?
— Просто так, — улыбнулся Волков. — Потому что ты хороший мужик. А еще потому, что мне нужно было попасть в их дом.
— Хитришь?
— Не без этого.
Федор остановил машину, нажал на открывающую багажник кнопку, и через несколько секунд на соседнее кресло плюхнулся Корзинкин.
— Очкарик! — шумно выдохнул Лева. — Ты не поверишь, что мне пришлось пережить!
— Где тебя искать? — деловито спросила Испанка.
— В Подмосковье, — пробурчал Оружейник. — На Рублево-Успенском.
Сидящий за рулем Травник нахмурился, припоминая схему Москвы. — Что он там забыл?
— Дружка выручал, — объяснил старик, наблюдая, как толстенький мужчина вылезает из багажника и пересаживается в салон «Ауди».
— Мы сейчас едем в сторону Москвы, если что изменится, я перезвоню.
— Договорились.
А начинался воскресный вечер самым что ни на есть приятным образом.
— Шашка сказала, что Иннокентий раньше среды из Китая не вернется, — громко начал Корзинкин рассказ о своих приключениях. — Слуг нет, дом пустой…
— А соседи?
— Так у них подземный гараж, и стекла в машине тонированные, — объяснил Лева. — Я перед самым поселком на заднее сиденье перебрался, и никто меня не видел.
«Конспиратор!»
Дальнейшие события развивались по традиционному сценарию.
— Ритка в душ отправилась, я винишка сообразил, хорошо еще, что в один бокал. — Корзинкин погладил лысину. — И хорошо, что раздеваться не стал. Короче, минут через пять смотрю: ворота открываются. Кеша вернулся…
А поскольку нынешний супруг веселой Шашки перемещался исключительно в компании трех-четырех телохранителей, да к тому же отличался горячим нравом, Лева понял, что попал в беду.
— К счастью, я в их доме немножко ориентируюсь, — скромно уточнил Корзинкин, — и сразу сообразил, куда спрятаться. В подсобку рванул. Телохранители туда не ходят, а садовник только завтра появится. Там и переждал.
По телефону Лева шепотом объяснил Очкарику, куда выходит дверь его убежища, и, когда Федор поставил рядом с ней машину, незаметно перебрался в оставленный открытым багажник.
— Кстати, он у тебя чистенький.
— Спасибо, — улыбнулся Волков.
Интересно было бы посмотреть на физиономию вышедшей из душа Риты, которая вместо Левы увидела перед собой обожаемого супруга. Впрочем, выдержки и хладнокровия Шашке не занимать. Наверняка завизжала «от радости» и бросилась целовать любимого, на ходу соображая, куда мог подеваться бывший муж.
— За следующим поворотом есть неплохой ресторан, — сообщил Корзинкин. — Давай туда, я ведь так и не поужинал.
— Давай. — Федор тоже проголодался.
Друзья прошли в небольшой уютный зал, расположились за столиком и велели симпатичной официантке начать с бутылочки красного. И только здесь, поняв, что Лева считает историю законченной, Волков поинтересовался:
— Ты чего у Ритки-то забыл? По старой памяти, что ли?
И усмехнулся собственной шутке.
Из четверки друзей Лева отличался самым беспокойным по женской части нравом. С девственностью он, разумеется, расстался первым, если не врал — в объятиях соседки по даче, дамы в самом соку. Начиная с восьмого класса вовсю ухлестывал за старшеклассницами, что стало причиной нескольких крупных драк, которые друзьям пришлось провести со старшими ребятами. Стоит ли говорить, что дальнейший путь Корзинкина был устлан девичьими вздохами, а его жизненным девизом стала фраза: «Когда в семье только одна жена, она вырастает эгоисткой»?
При этом Федор никогда не понимал, чем Лева берет женщин? Не красавец, не атлет, прилично зарабатывать стал только в последние годы, до этого особым богатством не страдал. Ну, балагур. Ну, оптимист. Так мало ли таких? Получается, таких — мало.
— Или по привычке заехал?
— Понимаешь… — Корзинкин замялся. — Можно сказать и так — по привычке. — И с подчеркнутым вниманием уставился в меню. — Жрать охота. Наверное, это нервное, да?
— Наверное… — Очкарик чуть подался вперед: — Посмотри мне в глаза.
— Люблю я модные показы, — жизнерадостно сообщил Лева, уставившись в висящий под потолком телевизор, по экрану которого беззвучно разгуливали гламурные красавицы. Длинные и тощие. — Только не понимаю, зачем манекенщиц всегда во что-нибудь одевают?
— Чтобы люди не пугались, — буркнул Волков. — Но ты от темы не отвлекайся, ты в глаза мне посмотри.
— Зачем?
— Тебе трудно?
— Кстати, седло барашка в этом заведении готовят восхитительно. — Корзинкин вернулся к меню. — Рекомендую.
— Стрелки не переводи, — попросил Федор. — И глазки подними. Взгляни на друга-то.
— Пожалуйста! — Лева захлопнул книжечку и вытаращился на Волкова. — Доволен?
Пару секунд Очкарик смотрел в глаза Корзинкина, а затем поверил… не догадался — это произошло чуть раньше, — а поверил в то, чего не мог понять:
— Ты с ними спишь… Ты спишь со всеми своими бывшими!
— Ну, не со всеми… — Лева уставился куда-то за спину Федора.
— Врешь.