— тихо ответил Чеканщик.
— Хочешь сказать, что сделал ее для меня?
— Нет, для другого. — Карпов никак не мог прийти в себя. — Неужели я ошибся?
Волков посмотрел на впитавшую тепло его тела монету и вдруг понял, что не отдаст ее. Что она — его. Что незримая нить связывает его с этим черно-золотым кругляшом.
— Почему она признала меня?
— Не знаю. Но… — Чеканщик покачал головой: — Но ты должен оставить ее себе.
Именно этого Федор и хотел.
— Она твоя.
— А тот человек?
— Я сделаю ему другую.
Очкарик положил монету в карман брюк. Посмотрел на Сан Саныча:
— Я что-то должен?
— За такие монеты я беру только услугу, — ответил Карпов.
— Какую услугу?
— Любую.
Федор понял, что Сан Саныч не шутит. Но все равно переспросил:
— Вообще любую?
— Абсолютно любую, — подтвердил Чеканщик. — Ты должен поклясться молоком, тебя вскормившим, кровью, которая в тебе течет, и временем, которое у тебя осталось, что выполнишь любую мою просьбу.
Звучало немного напыщенно, но… Но Очкарик почувствовал, что клятва будет настоящей. Что есть кто-то, кто присмотрит за ее выполнением. Превратит молоко в яд, кровь в воду и отберет время. Понял, что черная с золотом монета обладает силой, наличие которой в Москве не признавала Рижская.
«Ты стал верить в мистику?»
Но монета обладала силой, в этом Федор не сомневался. И даже если он сходит с ума, если напыщенная клятва — всего лишь пустые слова, не следовало забывать об Оружейнике, которому Чеканщик мог пожаловаться в случае необходимости. А как спастись от Оружейника, не знает никто.
— Прежде чем я поклянусь, — буркнул Очкарик, — я хочу узнать, что можно купить за эту монету?
— А ты еще не догадался? — Сан Саныч широко распахнул кукольные глаза. — Ты что, тупой? В этом, что ли, твой талант?
— Ну… — смущенно протянул Федор. — Нельзя быть умным и красивым все семь дней в неделю. Надо делать перерывы.
Чеканщик расхохотался.
— Ты погляди, какая шикарная телка!
Гарик обернулся направо, куда указал приятель, и несколько мгновений изучал одну из посетительниц ресторана. Поглядеть и впрямь было на что. Высокая, прекрасно сложенная женщина в коротком черном платье привлекала взгляды мужчин. Смуглая кожа, гибкое тело, плавные движения… Женщина не отличалась красотой, но излучала аромат силы и сексуальности. Не самка, а тигрица с черными насмешливыми глазами, королева, которой надо соответствовать, а потому многие сидевшие в ресторане мужчины спешно отворачивались, признавая, что не справятся с этакой кошкой.
— Обалденная! — Славик облизнул губы. — Хочу!
— Хороша, — согласился Гарик и посмотрел на часы. — Но мы обещали в офис заехать. Договор…
— Плевать!
А ведь действительно — плевать! Какой, к чертовой матери, офис, если появилась столь соблазнительная цель? Тем более что работа в престижной компании, полученная благодаря родительским связям, никогда не стояла у друзей на первом месте. Зачем напрягаться? Славкин отец владеет известной ювелирной фирмой, одевает в брюлики едва ли не всю Рублевку. Родители Гарика рулят в каком-то федеральном агентстве, пилят бюджетные деньги на нужды семьи и друзей. Работать? Так и жизнь пройдет мимо!
Гарик еще раз посмотрел на тигрицу и понял, что тоже хочет с ней переспать. Сегодня же!
Но был один нюанс…
— А что делать с лысым?
Женщина в черном платье обедала не в одиночестве, она подсела к мужику невероятных размеров и мило ворковала с ним, не забывая, впрочем, бросать быстрые взгляды по сторонам.
— Мне с этим кабаном связываться неохота.
— Мне тоже, — кивнул Славик. — Будем надеяться, что у них деловая встреча, а не романтическое свидание.
Проказа старалась держаться как обычно, но Травник видел, что женщина слегка напряжена. Волнуется не сильно, но волнуется, привычное спокойствие ее оставило.
«И кажется, я знаю, в чем причина».
— Где Испанка?
— У нее дела, — хмуро ответил Травник.
— Неужели? — Проказа внимательно посмотрела на здоровяка и, несмотря на владеющее ею легкое беспокойство, не удержалась, рассмеялась: — Догадываюсь какие!
В смехе отчетливо прозвучали издевательские нотки, однако Травник остался невозмутим. Он вернулся к еде, насадил на вилку кусочек мяса и положил его в рот. Массивная челюсть пришла в движение. И хотя кушал Травник очень аккуратно, интеллигентно, Проказа все равно поморщилась. Вид жующих толстяков вызывает у некоторых людей отвращение.
И может быть, именно поэтому женщина решила развить неприятную для Травника тему.
— А что ты чувствуешь, когда Испанка уезжает к очередному любовнику? — поинтересовалась Проказа.
Здоровяк не ответил.
— Ревнуешь?
Тишина.
— Ты не расспрашиваешь Испанку о ее приключениях? Не выпытываешь подробности?
Травник неспешно доел жаркое, откинулся на спинку стула и безмятежно заметил:
— Насмехаясь над чужой слабостью, ты выставляешь напоказ собственную.
Проказа высокомерно усмехнулась:
— Намекаешь, что я не сильна? Глупо. Я…
— Ты полностью осознаешь свою ущербность, — холодно продолжил Травник. — Она сводит тебя с ума. И твое поведение — жалкая попытка забыться. Жалкая, потому что напрасная — от себя не убежишь.
Удар был силен, но Проказа его выдержала. Только улыбка из издевательской превратилась в злую.
— Может, я и бегу от себя, Травник, но мне, по крайней мере, есть чем забыться. Есть чем насладиться. Моя ущербность не мешает мне жить полной жизнью.
— А я себя ущербным не считаю, — ответил здоровяк. — Я такой, какой есть. Но тебе ли, Проказа, не знать, что от судьбы не уйдешь?
— Та-ак, ромашка у меня уже есть. Ромашка не нужна. А это что?
Мальчик раскрыл ботанический атлас и принялся искать латинское название сорванного цветка. Обязательно латинское — в своем гербарии он писал только на этом языке. Привычные ромашки, незабудки, колокольчики, фиалки обретали новые имена, загадочные и важные, красивые и величественные. И все они были выписаны на листах бумаги аккуратным почерком.
— Viola arvensis Murr. Gaud.
Ребенок положил цветок рядом с собой и принялся заполнять очередной лист гербария.
Странное занятие для двенадцатилетнего мальчишки? Странное. Если не учитывать одной детали: двенадцатилетний мальчишка путешествовал вдоль опушки леса в инвалидной коляске — последствия недавней автокатастрофы.
И увлеченный составлением гербария, не слышал тихого разговора, который вели стоящие неподалеку родители.
— Врач сказал, что он встанет на ноги, — негромко произнесла женщина. — Гимнастика приносит плоды, и недели через две Хосе пойдет.
— Хорошо, — кивнул мужчина.
— Но все остальное… — Женщина всхлипнула. — Родриго, что нам делать?
— Главное — он жив, — хмуро ответил отец ребенка. — Главное — он жив…
Да, сейчас это главное. Но пройдет несколько лет, и маленький Хосе узнает, что сверстники считают важнейшими совсем другие ценности. Что сам факт: «я жив!» воспринимается ими как само собой разумеющееся, как данность, обыденность. Подростки не понимают его значения. Главное для них — быть мужчиной, настоящим мужчиной, и те, кто по каким-то причинам не соответствует этому высокому званию, становятся отверженными. В лучшем случае они получают снисходительную жалость, в худшем — издевательства. А как правило, и то, и другое.
Травник научился терпеть подначки и отвечать грубостью на грубость. Внушительные размеры, природная сила, увеличенная занятиями спортом, превратили его в неудачный объект для издевательств и шуток, однако не подарит ему друзей. Он не был им ровней. А потому проводил очень много времени со своим любимым гербарием…
— Зачем ты хотела меня видеть?
— Слышал, что случилось с Вонючкой?
— Гончар звонил, — кивнул Травник.
— Сейчас Вонючка на конспиративной квартире отлеживается. Вот адрес. — Проказа протянула здоровяку сложенный пополам лист бумаги. — Гончар просил съездить и поставить его на ноги. Завтра Вонючка должен быть в форме.
— Что с ним?
— Сотрясение, трещина в двух ребрах, несколько рваных ран и синяков.
— Будет в форме, — подумав, ответил Травник. И с некоторым недоумением в голосе осведомился: — Нельзя было позвонить и сказать адрес? Зачем приехала?
— Гончар велел поменьше трепаться по телефону, — объяснила Проказа. — Мало ли что? От Механикуса любой пакости можно ждать.
«Или от москвичей…»
— Понятно. — Здоровяк допил свое вино. — Ладно. Я пойду.
— Подожди, — неожиданно попросила женщина.
— Что-нибудь еще?
Проказа неуверенным жестом прикоснулась к сумочке. Ненужный жест, ненужное движение. Ей, похоже, было неловко. Очень странно для тигрицы. Или она понимает, что завтра может оказаться на месте Невады и придет ее черед обращаться к Травнику за помощью? А травки ведь разные бывают. Одни помогают, другие…
— Я… больше не буду доставать тебя. — На Травника женщина не смотрела. — Я знаю, я порядочная сука, но… Но к тебе я больше не пристаю. Вот. Теперь проваливай.
Здоровяк улыбнулся и вышел из ресторана.
— Он уходит! — Возбужденный Славик едва не подпрыгивал на стуле. — Я же говорил, что у них деловая встреча!
— Идем вместе? — осведомился Гарик.
— Разумеется.
— Куда поедем потом?
— Куда она захочет.
— Старик, ты, похоже, завелся.
— Это тигрица, Гарик, настоящая тигрица!
Он вскочил и быстрым шагом направился к столику женщины в черном. Гарик поспешил следом. Заметившая взволнованных юнцов Проказа улыбнулась и достала из сумочки пачку сигарет.
— Вы позволите предложить вам огонь?
Решение отправиться в лабораторию Петровича возникло у Яши спонтанно. Вернее, это сначала Рыжков думал, что спонтанно, что взыграло чувство вины. Ведь Стрекалов, несмотря на то что миллионер, все-таки… друг. Старый, проверенный. И не друг детства, а самый что ни на есть друг с детства. Илья пригласил в гости, а он… а он даже не отказался — просто не приехал.