— Разве искусники равны остальным?
— А разве они стоят над остальными?
Механикус обдумывал вопрос почти две минуты.
Старуха не мешала, смотрела через витрину на проезжающие по бульвару машины, на людей, идущих по дорожкам, на деревья.
— Искусники поднялись очень высоко, — откашлявшись, сказал Механикус.
— В первую очередь они поднялись над собой. Они превзошли самих себя. Познали суть своего Я. Но остались людьми. — Бабушка Осень помолчала. — Должны оставаться. Но часто получается так, что в них сохраняются лишь человеческие недостатки.
— Они имеют право на гордость.
— Я не принижаю значимость искусников. Я лишь спрашиваю: кому нужен Дантист, если вокруг нет людей? Кому нужен Кузнец? Кому нужен Травник? Подымаясь, искусники должны продолжать служить, вот в чем суть. Мастерство позволило воспарить над вершиной, и только мастерство способно удержать искусников на их высоте. Мастерство служения. Мастерство работы.
— К черту размышления! — раздраженно бросил Механикус. — Ты оторвала меня от дел, чтобы прочесть напыщенную лекцию? Внучатам своим мозги вправляй, хорошо? А меня уволь.
— Даже тебе необходимо иногда послушать напыщенную лекцию, — спокойно отозвалась старуха. — Чтобы не забыть, кто ты такой.
— Я — Механикус!
— Ты — человек.
Он хотел снова нагрубить, даже рот открыл, но передумал. Причем столь явно передумал, что в ином случае такое поведение могло вызвать усмешку: рот распахнулся, некоторое время пребывал в движении, затем закрылся. Секунд десять Механикус держал губы плотно сжатыми, после чего осведомился:
— Зачем ты меня позвала?
— Ты уже решил, как поступишь с Богиней?
Она не стала говорить, что к ней приехали гонцы из Сибири — обманутые друзья Беспалого, — приехали и попросили о помощи. Пять рассерженных шаманов — это очень серьезно, такие противники опасны и для Механикуса, и для Гончара, и для обоих одновременно. Но Бабушка Осень не сказала. Решила не давить. Хотела, чтобы Механикус сам принял решение.
— Ты определился?
Мужчина пожал плечами:
— Шаман ни о чем не просил. Просто отдал ее мне.
— Шамана вело сердце.
— Или безысходность.
— Сердце, — покачала головой старуха. — Ведь он мог отдать Богиню Гончару.
— Не мог.
— Вот видишь — сердце. — Бабушка Осень улыбнулась. — Так как ты поступишь с Богиней? — Помолчала. — Надеюсь, ты не забыл, что она не была собственностью Шамана?
— Не забыл! — Механикус скомкал салфетку и поднялся на ноги. Но его пыл уже пропал, и мужчина даже чуть покраснел под насмешливым взглядом старухи.
Помялся.
— Я верну Богиню домой, понятно? Верну ее людям.
Повернулся и быстрым шагом направился к выходу.
— Сердце, — прошептала Бабушка Осень. — Сердце…
Поведение присланного Гончаром человека вызвало у Волкова некоторое смущение. Никак, разумеется, не проявленное внешне. Молодой парень, высокий, черноволосый, одет в дорогой костюм классического покроя — именно в дорогой, в хорошей одежде Федор научился разбираться давным-давно, — с недешевыми золотыми украшениями, а ведет себя странно. Совсем не так, как должен был бы живущий на полную катушку счастливчик. Если судить по внешнему виду, то к Очкарику прислали стопроцентного мачо, который обязан фонтанировать брутальностью и поглядывать на окружающих с высоты своей крутости.
Парень же скромно забрался в машину, негромко представился:
— Невада.
А потом всю дорогу молчал, изредка покашливая в кулак.
По пути Федор разглядел на лице Невады не до конца сведенные следы побоев, обратил внимание на машинальные прикосновения спутника то к груди, то к голове и понял:
«Недавно тебе крепко вломили, мачо!»
Любопытные у искусников взаимоотношения. Или парень пострадал от ревнивого мужа? Нет, если бы дело было в муже, то Очкарику пришлось бы выслушать веселый рассказ о пикантном приключении. А Неваде, судя по всему, досталось от того, кого он побаивался.
Впрочем, посланец Гончара не вызвал у Волкова особого интереса. Как и размышления о царящих в среде искусников нравах. Гораздо больше Федора смущала легкость, с которой удалось договориться с Шипиловым.
После разговора с Гончаром Очкарик позвонил Андрею, намереваясь назначить встречу, ибо, как ему казалось, странную просьбу следовало озвучить лично: Волков хотел пройти в находящиеся под Кремлем коммуникации. Говорить о том, что ищет водяную мельницу Механикуса, Федор не собирался, придумал другую причину: якобы получил сведения, что неуловимый Призрак интересуется подземельями, уж не планирует ли покушение на слуг народа? Конечно, версия была слеплена «на коленке», не выдерживала, мягко говоря, никакой критики — ведь Шипилова наверняка заинтересует и то, откуда поступила информация, и насколько близко Очкарик подошел к Призраку. На неудобные вопросы придется отвечать. Но потом. Сейчас же Волков рассчитывал, что Андрей со всей серьезностью отнесется к угрозе покушения. И не ошибся. Услышав просьбу организовать Федору и его помощнику экскурсию под Кремлем, точнее, под Александровским садом, еще точнее — по старому руслу Неглинной, Шипилов размышлял меньше минуты. А затем спокойно сказал, что через два часа все будет готово.
Вот это действительно было странно.
— Что за дверь?
В этом месте Неглинная брала левее, ныряла в небольшой зарешеченный проем, а ход вел прямо, превращаясь в коридор, освещенный редкими лампами. Дверь, вызвавшая интерес Волкова, находилась слева от проема. Надежная бронированная преграда, сделавшая бы честь любому денежному хранилищу.
Впрочем, здесь к вопросам безопасности относились гораздо тщательнее, чем в банках.
— Куда она ведет?
— Сейчас… — Шипилов развернул карту, его помощник поднес фонарик, дававший куда больше света, чем настенные светильники. — Сейчас скажу.
Вопреки ожиданиям Федора, подземелья оказались не такими уж мрачными. И не очень грязными: им не выдали ни балахонов, ни резиновых сапог, отправили в кремлевские недра в чем были. По окончании бюрократических формальностей Андрей пригласил Очкарика и Неваду к лестнице и завел в подвал. Они миновали ярко освещенный коридор, пост охраны и оказались в нужном месте: в проходе, по которому текла Неглинная.
— Я не думаю, что кто-либо способен проникнуть в Кремль этой дорогой, — сказал по пути Шипилов. — Коммуникации контролируются очень жестко: повсюду камеры наблюдения и датчики. Ежедневный обход.
Однако пропуск под землю организовал…
Тоннель, в котором спрятали речку, приятно поразил Волкова. Он думал, что Неглинку пустили по трубе, но искусственное русло оказалось проложенным в середине широкого коридора с арочными сводами, и с обеих сторон шли тротуары, соединенные в некоторых местах металлическими мостиками. Судя по кладке, строили тоннель не в двадцатом веке.
— Добротная работа, — подтвердил Андрей, перехватив взгляд Федора. — В свое время хотели коридор забетонировать, даже работы начали, но потом плюнули и оставили как есть — и так надежно.
О нынешних временах напоминали лишь кабели, идущие на высоте человеческого роста, да изредка встречающиеся фонари. Прохладно, довольно сухо, нигде не капает. Одним словом, в сапогах действительно не было нужды, шли путешественники, как по подвалу.
— Так что же за дверью?
— Городские коммуникации, — пробурчал справившийся с чтением карты Шипилов. — Выход в общую систему.
— Уже? — Очкарик покосился на Неваду, тот с сомнением покачал головой. — Я думал, Неглинка под Александровским садом идет.
— Идет, — подтвердил Андрей.
— А здесь она петляет, что ли?
Шипилов вновь уставился в карту и после короткой паузы ответил:
— Я ошибся, за дверью тамбур.
— Пройти можно?
— Почему нет?
Андрей вытащил из висящей на плече сумки связку ключей и занялся замками. Волков тоже подошел к двери и посмотрел на пломбу: в тамбур не входили двенадцать лет.
— Не слишком ли много?
Шипилов не ответил. Его помощник, оказавшийся за спиной Федора, также хранил молчание. От Невады Очкарик и подавно не ждал реплик: искусник открывал рот крайне редко.
За дверью оказался выложенный кирпичом зал, вдоль правой, длинной стены которого текла речка. В этом месте действительно был изгиб, и Неглинка, дав небольшую петлю, возвращалась к Кремлю, исчезая в очередном зарешеченном проеме. А на ее берегу, примерно в центре зала, Волков увидел остатки кирпичного фундамента, невысокий прямоугольник, пять на четыре метра.
«Нашли?»
— Что это?
— Фундамент, судя по всему.
— От чего?
— Надо историков спрашивать, — пожал плечами Шипилов. И внимательно посмотрел на Федора. — Вы думаете, что Призрак использует кладку для своих целей?
— Мне стало интересно, — опомнился Очкарик. — Согласитесь, увидеть под землей остатки строения…
— Неглинка не всегда текла по трубам.
— Да, я помню.
Волков сделал шаг к фундаменту, но остановился: не следует показывать Андрею, что именно кладка и есть его цель. Огляделся, кивнул на двери:
— Куда ведут?
— Эта возвращает нас в коридор, из которого мы вышли. — Шипилов указал на ту, что находилась рядом с выходным проемом. — А эта — в городские коммуникации.
На этот раз карта ему не потребовалась.
— Последний рубеж?
— Открыть ее можно только изнутри. Сигнализация. Датчики. Камеры.
И ни слова о ежедневной проверке. Интересно, почему зал закрыли на двенадцать лет? Тем временем Невада отправился к фундаменту.
— Смотрите, что я нашел!
Шипилов и Очкарик подошли к парню.
Скелет лежал в углу. Череп улыбался веселым Роджером, остатки одежды свисали с ребер, а у костей правой руки валялся короткий автомат.
— Сослуживцы не пропадали? — невинно осведомился Федор.
— У нас не стоят на вооружении «Хеклер-Кохи», — любезно ответил Андрей.
Вывести его из равновесия не представлялось возможным.
— Теперь вы согласны с тем, что мои подозрения обоснованы? — спросил Очкарик. — Если это не ваш человек, значит, проникнуть сюда можно. Получается, Призрак не зря интерес