В нотах, книгах и программках номер произведений Моцарта по каталогу Кёхеля обозначается буквой К. Ну, скажем, всеми любимая Симфония № 40 соль минор обозначается как К 550, а «Маленькая ночная серенада», которую даже не знающие немецкого языка с удовольствием называют Eine kleine Nachtmusik, фигурирует под номером KV 525. Между обозначениями K и KV разницы никакой нет, просто буква V, которая фигурирует в названиях разных каталогов, всего лишь означает первую букву слова Verzeichnis, что в переводе с немецкого и означает «каталог».
Таким образом, список сочинений, которые Моцарт написал для Йозефа Лойтгеба, приобретает несколько иной вид, чем тот, что вы видели выше. Разница примерно соответствует различию между артиклями «a» и «the» в английском языке.
Моцарт для Лойтгеба написал не просто четыре концерта для валторны, а концерты KV 412, KV 417, KV 447 и KV 495.
Eine kleine история про Моцарта и каталог Кёхеля
«Ибо нет ничего тайного, что не стало бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы».
В 1777 году Моцарту заказали Концерт для флейты с оркестром. Задаток-то он взял, а вот концерт написать не успел. Ну, жизнь так сложилась. Тогда он взял свой Концерт для гобоя до мажор, написанный несколько раньше, переписал его в ре мажоре, да и исполнил таким образом свой композиторский долг.
В первом издании каталога Кёхеля оба концерта, и гобойный, и флейтовый, честно, цинично и абсолютно бестактно идут под одним номером KV 314.
Впрочем, история это маленькое жульничество Моцарту простила, и в наше время флейтисты и гобоисты играют этот концерт с одинаковым наслаждением. Каждый в своей тональности.
Про волшебную силу музыки знают практически все. Но есть значительная категория людей, которые этим зарабатывают себе на жизнь и кормят большую семью. А уж с тех пор, как сочинение музыки стало откровенно коммерческим предприятием, к музыкальному материалу композиторы стали относиться еще более серьезно. Практически как Моцарт.
«Там упоительный Россини, Европы баловень — Орфей!»
Популярнейшая и всеми любимая музыка Джоаккино Россини до того, как в 1816 году стала увертюрой к опере «Севильский цирюльник», успела побывать увертюрой к «Аврелиану в Пальмире» в 1813 году и к «Елизавете, королеве Английской» в 1815-м. Конечно, к этому можно отнестись с пониманием, делая поправки на тогдашние легкомысленные традиции, но, вероятнее всего, Россини делал ставку на то, что премьеры опер происходили в разных городах — «Аврелиан» в Милане, «Елизавета» в Неаполе, а «Севильский» в Риме. Отсутствие мультимедийных средств связи делало посещение оперы практически единственным способом с ней ознакомиться, а статьи музыкальных критиков в прессе не позволяли в необходимой степени сопоставить музыку разных опер великого мелодиста.
«Чайковский велик не потому, что он у кого-то что-то взял. Гений берет откуда хочет».
Нет-нет, ничего личного, я просто прошу вас войти в положение. Практически всю свою сознательную творческую жизнь играл «Лебединое озеро», совершенно удивительное произведение, в котором каскад хитов сказочным образом сочетается с принципами и технологиями высокого симфонизма. Говоря грубо и примитивно — это Шаинский, выраженный симфоническими средствами. По той простой причине, что между «Танцем маленьких лебедей» и «В траве сидел кузнечик» нет непреодолимой эстетической границы.
«Лебединое озеро» для музыканта из оркестровой ямы — это то произведение, которое он помнит до последнего кикса трубы в «Неаполитанском танце», до фальшивого верхнего до-диеза у гобоя в главной теме из Интродукции (нет, в XXI веке так уже не играют), до каждого маленького, аккуратного, но смачного глиссандо в многочисленных соло скрипки в лучших традициях школы Столярского, примерно так, как Ицхак Перлман исполняет мелодию из «Списка Шиндлера» (нет, сейчас, к сожалению, так тоже не играют).
А изумительно сладостная музыка дуэта Одетты и Зигфрида, где скрипка и виолончель ведут каждая свою мелодию и эти две мелодические линии как бы мерцают, потому что главный смысловой мотив почти незаметно переходит от одного инструмента к другому и обратно, а в своей кульминации как бы фокусирует внимание на том, что, помимо Одетты, на сцене наблюдается целый кордебалет лебедей…
Сейчас так не играют…
Сейчас играют, как будто записывают CD. Где те киксы, где тот смак, где тот настоящий грохот группы ударных, когда у злого гения Ротбарта отваливаются крылья!
И можете себе представить, какой же силы, какой нечеловеческой мощи был разрыв шаблона, когда я услышал музыку этого самого дуэта в исполнении сопрано и тенора! Что значит услышал — я его и играл в оркестре в этот момент. У меня самого, как у Ротбарта, чуть крылья не отвалились!
Да, оказалось, что дуэт скрипки и виолончели из «Лебединого озера» — это использованный Чайковским финальный дуэт Ундины и Гульбранда из III действия недостаточно качественно уничтоженной им оперы «Ундина». Потому что музыкальный материал пропадать не должен.
Точно так же Чайковский использовал в дальнейшем и фрагменты оперы «Воевода», о которой впоследствии честно писал: «„Воевода“, без всякого сомнения, очень плохая опера».
Кстати, в этом смысле Чайковский уникален — у него есть и абсолютно гениальные произведения, и совершенно чудовищные.
Что поделаешь, композиторство — это ремесло, а музы имеют привычку то прилетать, то улетать по своим делам.
(Эта маленькая глава носит обзорно-справочный характер, и ее можно не читать вовсе. Но, с другой стороны, это один из немногих фрагментов книги, имеющий сугубо практический смысл.)
Точно так же, благодаря датскому музыковеду Питеру Риому и его каталогу, впервые опубликованному в 1974 году, вы можете совершенно точно знать, что слушаете не какой попало Концерт для скрипки Вивальди соль минор из десятка ему подобных, а совершенно конкретный RV 319, потому что именно таким образом чаще всего обозначаются произведения Антонио Вивальди.
Благодаря вполне титаническому труду немецкого музыковеда Бернда Базельта, опубликовавшего между 1978 и 1986 годами трехтомный каталог произведений Георга Фридриха Генделя, мы можем без труда найти ноты или запись «Музыки на воде» под номером HWV 331 в Handel-Werke-Verzeichnis.
И теперь для вас будет совершенно естественным увидеть в нотах или программках обозначения BWV для произведений Баха, согласно каталогу, опубликованному в 1950 году немецким музыковедом и архивистом Вольфгангом Шмидером, WWV для Вагнера (каталог составлен группой музыковедов в 1986 году), HOB — произведения Й. Гайдна в каталоге голландского ученого Антони ван Хобокена, буквой D обозначают произведения Франца Шуберта в каталоге Отто Эриха Дейча, сумасшедший дом имени Антонина Дворжака кодифицируется буквой B в честь чешского композитора и музыковеда Ярмила Бургхаузера, совершившего этот нечеловеческий труд по восстановлению исторической правды. Для вас не будет теперь проблемой найти сочинение Перселла, ставшее основой для «Путеводителя по оркестру» Бенджамена Бриттена — это Рондо из оперы «Абделазар» Z 570 № 2 по каталогу американского музыковеда и дирижера Франклина Бершира Циммермана. И конечно же, я не мог пройти мимо каталога произведений выдающегося скрипача Джованни Баттиста Виотти, который обозначается буквой G в честь его составителя Ремо Джазотто (Giazotto), который был все же больше ученым, чем композитором, несмотря на то, что написал «Адажио» Альбинони.
Воспоминания о предисловии
«Музыка может быть доступной любому только тогда, когда девальвируется до примитива. Или если каждый изучит ее язык».
Если вы дочитали книгу до этого места, значит, все мои притчи и намеки, сделанные в предисловии, имели смысл. Ну хорошо, может, и не имели, но и втуне не пропали.
А уж удалось мне сделать то, что я наобещал в начале, или нет, судить вам. Просто теперь на некоторые вещи вы будете смотреть более проницательным взглядом, и совершенно не страшно, если в нем появится тонкий налет цинизма, я бы сказал, флер — в небольших дозах он лишь помогает увидеть суть явлений, а и более того, наблюдать не только следствия, но и их причины.
Музыка — штука довольно специфическая в том, что касается ее понимания. Вы можете любоваться и восхищаться храмом царицы Хатшепсут или Парфеноном, древнеримской мозаикой или фаюмским портретом, чудесами Ангкор-Вата или комплексом Запретного города в Пекине. С музыкой так не получится. Даже если ее воссоздать. Египетские или китайские тексты можно перевести на любой язык. А как перевести музыку?
Даже относительно недавнюю музыку Средневековья или Ренессанса понять непросто. Да и часто ли мы слушаем Хильдегарду Бингенскую, Гийома де Машо или Джезуальдо? Впрочем, такой же вопрос я могу задать и по поводу книг Чосера, Данте или Себастьяна Бранта.
Даже та музыка, которая написана на нашем «современном» языке, я имею в виду, на языке нашей культуры, скажем, на языке последних трех веков, бывает достаточно сложна. И это естественно — ведь и в литературе есть, скажем, «Колобок» и есть «Война и мир», есть Агата Кристи и есть Хорхе Луис Борхес, есть Ремарк и есть Джеймс Джойс…
Вы ведь меня поняли? Я не противопоставляю плохое и хорошее, я просто говорю, что есть хорошие тексты разной степени сложности.
У того же Баха, в конце концов, есть «Шутка» и есть «Искусство фуги», а у Шостаковича — «Фонарики» или «Песня о встречном», но есть и Пятнадцатая симфония.