Но что чувствует Гарри? Перед встречей со смертью Гарри испуган, пальцы у него онемели, ладони вспотели, сердце «колотилось о ребра»[785]. Как обычно, это физиология, не психология: единственный проблеск его чувств в этот последний момент — это когда он вспоминает о поцелуе Джинни. Сама смерть описана просто, без обиняков: «Все исчезло»[786]. Что мы видим дальше? Гарри, как обычно, лежит на земле. Так значит ли это, что если вы совершаете самоубийство или если вас убивают, то все, что от вас требуется, — это закрыть глаза, а когда вы снова их откроете, то можете оказаться совсем в другом месте? Или все это вопрос любопытства? Ведь если смерть так «легка» или даже весела и если созерцание чужой смерти является развлечением, то человеку, естественно, может стать любопытно, как же все это происходит на самом деле.
Через две главы, описывающие то, что Гарри пережил после смерти, он, как и положено, возвращается к жизни в качестве ожившего мертвеца и в конце концов убивает Волан-де-Морта, что кажется излишним: Гарри прекрасно знает, что теперь уже Темный Лорд никому не может причинить вреда[787]. Тело его, по описанию, очень похоже на тело Седрика, и читатель видит его в той же степени спокойного овеществления: точно так же похожим на паука, как Седрик, как родители Гарри, как все и всё прочее, чьи смерти изображены в этой кровавой литературной бойне[788]. Эти описания способны только создать ощущение банальности насильственной смерти.
Двусмысленность личности Гарри — богатая почва для многочисленных интерпретаций, но точно одно: смерть с самого начала этой смертельной саги охотилась, выслеживая бедного слабого ребенка… «…Гарри наконец понял, что ему не предназначено остаться в живых. Его задачей было спокойно идти в широко раскрытые объятия смерти»[789]. В конце мы узнаём, что лишь смерть «будет означать настоящий конец Волан-де-Морта» и что Гарри оставляли в живых, дабы он мог умереть в нужный момент. А если точнее и гораздо образнее, его на протяжении всего повествования «растили, как свинью на убой»[790]. И, как мы узнали, все это было «тщательно спланировано» и запрограммировано автором с самого начала.
Если мы поверим, что Волан-де-Морт — плод воображения Гарри, то это будет история о прогрессирующем психическом заболевании протагониста, переходящем в глубокое безумие, которое приводит его к самоубийству, так как он постоянно воображал, будто ведет смертельный бой со всемогущим Волан-де-Мортом. Сюжет можно истолковать и как историю о том, что Гарри подчиняется голосам, толкающим его на убийство своих жертв, а в итоге и на самоубийство. Но если мы поверим, что Гарри и Волан-де-Морт — две разные сущности, значит, поттеровская серия побуждает читателя принять роль жертвы. Здесь, как и в вампирских сагах, принятие насильственной смерти от руки чудовища без сопротивления описывается тоже как геройский поступок[791]. И наконец, мифы о вампирах побеждают, когда Гарри возвращается к жизни, получив бессмертие в обмен на смиренное принятие жертвенности.
Скромный секрет популярности: смерть как вечеринка
Гарри Поттер — не Раскольников: ни философские вопросы, ни моральные дилеммы, касающиеся смерти или загробной жизни, никоим образом его не занимают. И, как указывает Джон Пеннингтон, в Поттериане и впрямь нет ни намека на главные вопросы, связанные со смертью:
А как насчет смерти? Существует ли смерть? Существует ли загробная жизнь? Полтергейст Пивз, Почти Безголовый Ник и Плакса Миртл наводят на мысль, что никакого места последнего упокоения не существует, а Зеркало Еиналеж полагает, что добрые — в частности, родители Гарри, — каким-то образом застревают либо в Лимбе, либо в каком-нибудь Чистилище. Так куда же тогда занесло Седрика Диггори? Да и умер ли он на самом деле? Существует ли загробная жизнь? Или все кончается смертью? Эти более важные материи остались незатронутыми не потому, что Ролинг не хочет, чтобы читатели о них задумывались, а потому, что серьезные размышления, видимо, не представляют для нее интереса[792].
Самая простая интерпретация серии такова: Гарри жертвует собой ради спасения колдовского мира[793]. Не задаваясь вопросом, почему для совершения этой жертвы понадобилось так много времени (семь постепенно распухающих томов) и гибель стольких друзей, мы лучше подвергнем сомнению представление о смерти, разрекламированное Поттерианой, и посмотрим, сколь важную роль оно сыграло в коммерциализации смерти.
Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что смерть в саге о Поттере зачастую ассоциируется или сравнивается с вечеринкой. Вот лишь два примера. В книге «Тайная комната» Гарри посещает вечеринку, устроенную одним из призраков по случаю своего юбилея — «пятисотлетия со дня смерти»[794]. Эта вечеринка проводилась во время Хэллоуина. Описана она как нечто более шикарное, по представлениям автора, и визуально более привлекательное, чем любая пирушка для живых: большинство гостей были «полупрозрачные», оркестранты со своими музыкальными пилами расположились на платформе, задрапированной черным бархатом, с потолка свисала огромная люстра, тысяча черных свечей «заливала зал полуночно-синим светом», а в воздухе от дыхания живых гостей клубился пар[795]. (Такой сценарий вполне подошел бы для празднования Хэллоуина, который становился все более популярным, пока Ролинг писала свои книги.)
В последнем томе серии «Дары смерти», когда Гарри, умерев, попадает в потусторонний мир и спрашивает мертвого Дамблдора, где они находятся, тот, «расхохотавшись», отвечает: «Это, как говорится, вопрос к тебе»[796]. Явно моделируя некоторые сцены по пляске смерти (danse macabre), Ролинг (в чьих текстах обильно эксплуатируется Средневековье) бойко модифицирует их средневековый подтекст[797]. Живые протагонисты среди покойников — в серии дело обычное. Переживание чуть не умершего Гарри после убийства Седрика, представлено в виде какого-то безобразного котильона, когда Гарри оказывается в окружении мертвых жертв Волан-де-Морта, появляющихся из его палочки. Эти «плотные серые призраки», «похожие на вылепленные из густого дыма статуи», окружают Гарри, чтобы защитить его от Волан-де-Морта[798]. В финальной сцене смерти Гарри вокруг него собираются покойники, готовые препроводить его к последнему месту назначения в этом кошмаре длиной в семь томов: «Они спешили к нему, не столь вещественные, как живые тела, но гораздо ощутимее, чем призраки». Гарри представляет себе, как все они подбадривают его, подталкивают к смерти: радушнее всех улыбалась покойная мать, а покойный отец «ободряюще кивнул» сыну, когда тот «брел, спотыкаясь, навстречу своему концу…»[799]. Зачем всем этим покойникам так нужно было увидеть, как Гарри умирает? Затем ли только, чтобы оттенить его героизм в победе над злом и спасении колдовского мира? Или ради удовлетворения читателя, ожидавшего смерти Гарри начиная с первого тома?
У этих связей между смертью и развлечением имеются параллели в телешоу «Ганнибал». Лектер часто празднует убийство, устраивая званую вечеринку, правда в его случае это званый ужин[800]. Каннибалы и каннибализм — еще одно увлечение Голливуда девяностых — также фигурируют в Поттериане. Чтобы смерть была развлечением, не отягощенным ни моральными, ни философскими рефлексиями, ни глубоким драматизмом, которые, по опасениям многих авторов произведений подростковой литературы, могут сделать их книги чересчур скучными или неприступно морализаторскими, смерть не может быть частью уравнения. Вот почему Дамблдор по-своему воспитывает Гарри, объясняя ему, что бояться смерти и покойников так же глупо, как бояться темноты[801]. Смерть на самом деле «не так уж страшна» (и это те самые слова, которые автор вкладывает в уста Гарри гораздо раньше, когда сказка только начиналась[802]). Смерти нужно не бояться — ее надо принять. Умирать не больно, узнаёт юный читатель, и не мучительно, это даже «быстрее и легче, чем засыпать», как Сириус объясняет Гарри в заключительной сцене:
— Ты почти у цели, — сказал Джеймс. — Осталось чуть-чуть. Мы… мы так гордимся тобой!
— Это больно?
Ребяческий вопрос сорвался с уст Гарри прежде, чем он успел подумать.
— Умирать? Нет, нисколько, — ответил Сириус. — Быстрее и легче, чем засыпать[803].
И снова такое отношение к смерти находит параллели в «Ганнибале». В беседе Ганнибала Лектера с онкологической больной Беллой Кроуфорд о самоубийстве он называет смерть «исцелением» (цитируя не кого-нибудь, а Сократа) и рекомендует собеседнице на это решиться[804].
По словам Ролинг, Волан-де-Морт боится «бесславной», «позорной» смерти (именно так описывает отношение к ней в современном мире Филипп Арьес). В интервью она объясняет: «Страх Волан-де-Морта — смерть, бесславная смерть. То есть, по его мнению, смерть позорна сама по себе. Он считает смерть постыдной человеческой слабостью, чтоб вы знали»