Любопытно, что в России знакомство с женьшенем состоялось значительно раньше, чем в Западной Европе, и сразу же он встретил здесь благосклонный прием даже «на высшем уровне». Уже при царе Алексее Михайловиче он был оценен весьма высоко. Но если западноевропейские медики не без содействия купцов легко оказались в плену подчас несусветных вымыслов о женьшене, то в России представления о нем были более достоверны. Побывав во главе русского посольства в Китае, образованный, деловой боярин Спафария детально ознакомился с правилами употребления женьшеня и, возвратясь в 1678 году в Россию, опубликовал подробное и объективное описание «дорогого и все более похвального корня гинзена» (то есть женьшеня).
С тех пор при царском дворе и в богатых поместьях женьшень почитался и использовался как одно из самых верных лечебных средств. На запрос берлинского придворного лекаря известный русский медик Лаврентий Блюментрост уже в 1689 году обстоятельно сообщает о рецептуре и способах приготовления женьшеневых лекарств, а также об их употреблении.
Со временем, не без влияния Запада, при русском дворе также ослабевает интерес к женьшеню. Вскоре в стране переводятся и знатоки его применения. Поэтому, когда в начале XX века китайский богдыхан прислал последнему русскому самодержцу в дар набор ценных корней, столь значительное по восточным обычаям подношение приняли очень холодно. Подарок даже не удостоился высочайшего внимания, а был сразу передан на «исследование» в Военно-медицинскую академию. Судьба большей части этих корней неизвестна, лишь несколько экземпляров попали в Ботанический музей Российской академии наук. Их и теперь можно увидеть в экспозициях Ботанического музея при Ботаническом институте Академии наук СССР в Ленинграде.
Может быть, и дальше сохранялось бы в Европе предубеждение к женьшеню, если бы не сенсационное известие из… Канады. Французский миссионер Ляфито обнаружил в лесах близ Монреаля растение, которое видные ботаники признали ближайшим родственником восточного женьшеня. Выяснилось одновременно, что туземцы еще с незапамятных времен используют его как универсальное лекарственное средство. Только и разница была, что называли индейцы свой целебный корень не женьшенем, а гарант-оген, что означало «нога человека». Впрочем, у индейцев была и своя технология обработки растения: женьшень как бы консервировался, приобретая удивительную твердость и прозрачность. В таком состоянии он мог храниться, нисколько не теряя своих целебных качеств, многие годы.
Открытие женьшеня сначала в канадском Квебеке, а затем и в лесах Новой Англии и других районах Северо-Американского континента не замедлило возбудить настоящую горячку. Не менее азартно, чем золотоискатели в Клондайк, хлынули тысячи жаждущих обогащения охотников на поиски женьшеня. Они буквально наводнили ранее не видевшие белого человека леса.
Более чем по 200 тонн женьшеня ежегодно давали в первые годы щедрые лесные угодья Северной Америки. Не беда, что не было бойкого его сбыта и в самой Америке и в Европе. Непрерывным потоком пошел он во второй половине XIX века на восточные рынки. Однако хищнический промысел вскоре привел к резкому спаду, а затем и к полному истощению запасов американского женьшеня. К концу XIX века Америка была в состоянии вывозить в Китай лишь по 35–50 килограммов корней (значительная часть которых уже возделывалась на специальных плантациях).
Пальма первенства в описании женьшеня принадлежит, конечно же, Карлу Линнею. Однако этот маститый патриарх ботаники попал из-за него впросак. Не имея достоверных образцов с Востока, ученый составил его описание на основании знакомства с растениями Северной Америки, считая, что они ничем не отличаются от дальневосточного вида. Только в 1830 году известный нидерландский ботаник Зибольд, изучая флору Восточной Азии, исправил ошибку Линнея.
Кстати, своим теперешним научным именем женьшень обязан Линнею. Описывая растение, он учел его лечебную репутацию на Востоке и еще в 1753 году дал ему родовое имя Панакс (от греческих слов «пан» — «все» и «акос» — «исцеляющее» средство) и видовое — пятилистный (по количеству листочков в его сложном листе). Только в 1842 году ботаник-систематик Мейер дал азиатскому женьшеню новое, сохранившееся до сих пор видовое название: обыкновенный.
Искателями был обнаружен и ряд других близких родичей настоящего целебного корня: женьшень японский — на Японских островах, женьшень ложный — в Гималаях, женьшень трехлистный — в Северной Америке.
Наиболее значительный вклад в исследование целебного корня внесли русские ученые.
Первые сведения о нем добыли ученые-путешественники. Но только в 1906 году русский магистр М. Я. Голявко сделал первую попытку определить химическую природу женьшеня. Интересовался искусственным разведением женьшеня Иван Владимирович Мичурин. Между прочим, он категорически отрицал бытовавшее в то время мнение, будто «целебные силы женьшеня зависят от радиоактивности корня, растущего на радиоактивной почве».
Однако важнейшие исследования чудо-корня проведены советскими учеными уже в наше время. В 1949 году был создан Женьшеневый комитет при Дальневосточном филиале Академии наук СССР. Результаты такой концентрации научных усилий не замедлили сказаться. Советские ученые И. С. Андреева, И. И. Брехман, И. Ф. Беликов, И. В. Грушвицкий и другие раскрыли многие тайны издревле загадочного растения.
Научно подтверждена большая лечебная роль легендарного растения и предприняты необходимые меры к приумножению природных запасов и массовому культивированию его на промышленных плантациях. Тут не был забыт и многовековой народный опыт. Немало полезного позаимствовано и у старых опытных сборщиков.
Каждое лето отправляются в тайгу искатели женьшеня. Но теперь они не похожи на своих давних предшественников. Другой облик, другая амуниция, другие знания… Промышляют наши искатели не в одиночку, а бригадами и собирают в сезон в уссурийской тайге больше 100 килограммов благодатного корня.
Сохраняются лишь некоторые мудрые традиции былых сборщиков. Выкопав, например, найденный корень, каждый счастливец непременно здесь же должен посадить собранные на его стебле семена. Сохранились от прошлого возрастные названия женьшеня. Его весьма редко встречающиеся шестилистные экземпляры возрастом около 50 лет и теперь зовут «линие», четырехлистные, помоложе — «синие», а наиболее молодой, трехлистный, женьшень называют «тантазой».
Немало сборщиков обрели новую профессию, выращивая ценное растение на полях специальных хозяйств Дальнего Востока. А женьшеню будто бы все мало внимания, которое уделяют ему люди. Уже обживается он в ботанических садах и на опытных полях Украины, Белоруссии, Прибалтийских республик.
Ничуть не убывает, все ширится, крепнет и звонкая слава и благородная служба легендарного «корня жизни».
Дальневосточный собрат
Когда вы знакомитесь с растениями в каком-либо ботаническом саду, избави вас бог простодушно спросить о растении с простым названием «перец». Не избежать вам снисходительно-сожалеющего взгляда ботаника-экскурсовода.
Да и то верно: как влюбленному в свое дело специалисту не удивляться наивности вашего вопроса, если под таким именем каждому служителю богини флоры известна целая уйма растений.
Мы уже не будем говорить о скромной перечной лиане тропических лесов Азии, с давних пор славящейся как королева пряностей. Плотно оплетая гибким стеблем стволы и ветви деревьев и почти круглый год покрываясь гроздьями мелких темных плодов — перчин, она издавна приносит удовольствие многим любителям острых блюд и весьма солидные доходы предприимчивым торговцам.
Немало можно было бы рассказать и о широко распространенном на всех континентах земли культурном овоще перце: кажется, уж какая невидаль, а тоже образует самостоятельный род растений, в котором иные ботаники насчитывают ни много ни мало 61 вид да еще и целое множество разновидностей. Кроме того, специалисты различают однолетние и многолетние перцы с довольно большим разнообразием сортов, в свою очередь подразделяющихся на две группы: сладких и острых перцев.
Многочисленные и разнообразнейшие перцы издревле культивировались и употреблялись индейцами тропической Америки, а острые их сорта, по меткому наблюдению Гумбольдта, «заменяли им соль». В самом деле: высушив плоды острого перца и измолов в порошок, индейцы всегда посыпали им свою пищу, как европейцы — солью. А ведь острота плодов перца обусловлена очень стойким сильнодействующим фенольным веществом — капсацином: степень его активности столь высока, что при миллионном разведении в воде он дает о себе знать на вкус.
Если уж речь зашла о пищевых перцах, заметим, что до открытия Америки европейцы не знали такого овоща. В Европу перцы были завезены Колумбом. Первыми переселились острые перцы.
В России самое раннее упоминание об этом растении найдено в рукописи под весьма поэтическим названием «Благопрохладный цветок или травник», относящейся к 1616 году. С тех пор перцы получили у нас распространение не меньшее, чем на своей родине.
И не удивительно. Достоинства их неисчерпаемы. К примеру, красный стручковый перец, или паприка, в последнее время прославился еще и как источник витаминов (С и А) и как великолепное лечебное и профилактическое средство от… насморка. Достаточно, говорят врачи, держать в квартире открытой баночку с молотой паприкой и время от времени «дезинфицировать» свой нос над ней, как ни о каком насморке не может быть и речи…
Если же придется вам путешествовать по горным хвойным или смешанным лесам Дальнего Востока, Южного Сахалина, Северной Кореи или в Маньчжурии, не упустите возможности познакомиться с дальневосточным собратом нашего перца.
Обычно это кустарник высотой в 1–3, а иногда и до 7 метров. Для него характерна светло-серая бороздчатая кора старых ветвей и желтовато-бурая окраска молодых побегов. Оригинальны и, как говорят ботаники, пятипальчатосложные листья, то есть составленные из пяти листочков, расположенных как пальцы руки. Отдаленно они напоминают листья каштана конского, кстати, и черешки у них такие же длинные, как у каштана. На концах побегов дикого перца в июле или августе можно заметить от двух до четырех (иногда один) пушистых шариков. Это его соцветия, внешне очень напоминающие пушистые соплодия одуванчика. Только окрашены они не в белесый, а в желтоватый или бледно-фиолетовый цвет.