Он сглатывает, отводит глаза и кивает. Я не решаюсь продолжать, и Никита, справившись с собой, говорит:
— После того, что произошло, я не смог оставаться там. Бросил всё, вернулся, получил должность заведующего — это было несложно, учитывая мой опыт и послужной список. И в первый же день на новой работе встретил удивительную девушку. Талантливую, умную, добрую, всегда готовую прийти на помощь. Я не верил, что такие существуют, — немного грустно улыбается, глядя на меня, и я кое-что вспоминаю.
— Чей день рождения был в тот день, когда ты напился? — спрашиваю, уже зная ответ.
— Косте исполнилось пять, — подтверждает мою догадку Никита. — Значит, я всё-таки наговорил тогда лишнего. Что-то ещё сказал?
— Только что я тебе снюсь, — улыбаюсь.
— Да, к тому времени я уже влюбился в тебя без памяти.
Внимательно гляжу на него.
— Почему ты сразу решил, что влюбился? — спрашиваю осторожно.
— Не сразу, — Никита качает головой. — Долгое время я думал, что… не знаю, что я думал. Но отказывался признавать, что отношусь к тебе не так, как ко всем остальным.
Мы оба молчим какое-то время.
— Аня, прости меня, — он тянется к моим рукам, поглаживает пальцы. — Пожалуйста, прости. Наступить на одни и те же грабли один раз мне показалось недостаточным, — криво улыбается, но тут же опять становится серьёзным. — Моё прошлое меня не оправдывает. Но, клянусь, я не допущу больше такого.
Смотрю на мужчину. Он как будто немного побледнел, взгляд бегающий, пытается уловить выражение моего лица.
Вместо ответа я медленно поворачиваю ладонь и переплетаю свои пальцы с его.
— Это значит… «да»? — Никита смотрит на наши руки, поднимает голову.
— Я понимаю, почему ты вёл себя так, — киваю. — Спасибо, что рассказал. Я не сержусь и не обижаюсь.
— Мне почему-то слышится большое «но» в конце фразы, — он нервно проводит по волосам рукой, взлохмачивая.
— Нет никакого «но», — улыбаюсь, поправляю ему упавшую на лоб прядь. — Просто ты немного выбил меня из колеи своими откровениями. И прости, что лезу не в своё дело, но я считаю, что тебе надо связаться с Демьяном.
— Ты не лезешь не в своё дело. Но давай пока не будем об этом, хорошо?
Мужчина двигается ко мне, привлекает ближе, и я устраиваюсь в его объятиях. Мы оба как будто разом расслабляемся. Не знаю, как чувствует себя он, а мне становится легко и спокойно. Такое ощущение, что всё плохое, случившееся между нами, отодвинулось далеко-далеко, стало неважным и несерьёзным.
— Вам не понравилась еда? — звучит расстроенный голос.
Вздрагиваем, одновременно оборачиваясь к официанту, а Никита ещё и шипит сквозь зубы. Смотрю на него встревоженно, но тут же понимаю, что он просто неудачно повернулся.
— Ох, нет, что вы, — я улыбаюсь. — Просто мы не успели поесть.
— Можете заменить горячие блюда на такие же свежие, пожалуйста? — Никита включается в разговор. — К сожалению, пока мы разговаривали, всё остыло. А салаты оставьте.
— Конечно, — официант быстро уносит почти полные тарелки.
— Очень болит? — смотрю на мужчину. — У тебя никакого воспаления не началось сегодня?
— Нет, — он закатывает глаза.
— Точно?
— Тебе прямо здесь показать? — поднимает брови.
— Не стоит шокировать других посетителей, — фыркаю и отворачиваюсь.
— Спасибо, что беспокоишься, — меня тут же поворачивают обратно и обнимают. — Но со мной и правда всё в порядке. Просто небольшой дискомфорт. Между прочим, это всё из-за твоего подарка, — смотрит на меня хитро.
— Хочешь посчитать, кто из нас двоих больше пострадал от другого? — прищуриваюсь.
— Э-э, нет, пожалуй, не хочу, — он смущённо трёт нос. — Ты тут явно в лидерах.
— Хорошо, что ты это признаёшь, — удовлетворённо улыбаюсь. — Я ещё не придумала для тебя страшное наказание, — делаю круглые глаза.
— Милая, я же попросил прощения! А ты сказала, что не сердишься больше!
— И что? — хмыкаю. — Мы, женщины, знаешь ли, не слишком последовательны в своих поступках.
— Никогда не замечал этого за тобой, — улыбается Никита. — Но я согласен на что угодно.
— Мне совершенно точно есть о чём подумать, — предвкушающе жмурюсь.
Нам во второй раз приносят еду, и на этот раз мы отдаём должное прекрасно приготовленным блюдам. Серьёзных тем больше не поднимаем, меня расспрашивают о поездке, я с удовольствием рассказываю, где была и что видела. Никита бывал в Риме пару раз, делится своими впечатлениями о городе. Вечер проходит незаметно, напряжение, державшееся во время сложного разговора, рассеивается без следа.
Спокойно заканчиваем ужин, Никита расплачивается и вызывает такси. Потом снова обнимает меня, а я кладу голову ему на плечо. Он поворачивается ко мне, протягивает руку, осторожно ведёт по линии подбородка, склоняется к губам и нежно, еле прикасаясь, целует.
Отвечаю на поцелуй так же мягко и медленно. Мы как будто пробуем друг друга заново. После всего, что произошло, ощущения совсем другие. Но они быстро трансформируются, я чувствую, как напрягается грудь, а низ живота постепенно начинает наливаться тяжестью. По углубившемуся дыханию мужчины понимаю, что он тоже завёлся, и отстраняюсь.
— Поедешь ко мне? — спрашивает тихо.
Поднимаю брови, глядя в тёмные глаза. Но в глубине души понимаю — да, я хочу к нему поехать.
— Познакомишься с Бингли, — улыбается, продолжая тяжело дышать.
— Достойный повод, — улыбаюсь в ответ.
В его квартиру мы вваливаемся, целуясь так, будто хотим друг друга съесть, даже губам больно.
— Ну и где твой рыжий полубританец? — спрашиваю, стягивая с него куртку.
— Спрятался, скорее всего, — он не отстаёт, тянет за пояс на моём пальто. — Боится незнакомых.
— Мне подождать, пока он привыкнет? — вслед за курткой наступает черёд рубашки, которую я быстро расстёгиваю, вытаскиваю из брюк и провожу, слегка надавливая, ноготками по груди.
Мужчина втягивает воздух сквозь зубы.
— Ты же не против? — кладёт свои руки на мои, прижимая, а сам спиной вперёд двигается к комнате.
— Есть у меня парочка идей, как скрасить ожидание, — улыбаясь, иду за ним.
В спальне не даю себя обнять и отхожу на шаг.
— Ложись, — киваю на постель.
— Ты решила покомандовать? — он снимает до конца рубашку, соблазнительно улыбается.
— Я же обещала тебе наказание, — мурлычу в ответ.
Никита ложится на кровать прямо в брюках, поднимает одну бровь.
Сажусь сверху, оседлав его бёдра.
— Тебе не больно?
— Нет, и вообще, не думай об этом.
Я стаскиваю платье через голову. Он тут же тянется к груди, поглаживает.
— Нет уж, — отвожу проворные конечности в стороны. — Держите ваши руки при себе.
— Аня-я, я так не смогу, — тяжело дышит.
Нет, так не пойдёт. Задумчиво оглядываюсь и замечаю кое-что интересное.
— А это для чего? — дотягиваюсь до тумбочки и беру лежащий сверху свёрнутый в кольцо шнур.
— Я… вяжу разные узлы. Успокаивает, — он облизывает губы.
— Отлично. Я тоже умею вязать разные узлы, — коварно улыбаюсь, и мужчину подо мной чуть не подбрасывает. — В конце концов, хирург я или где?
— Аннушка… — хрипит с трудом.
— М-м? — сосредоточенно обвязываю одно запястье, делаю петлю крепкой, но свободной, чтобы не давила на кожу.
Смотрю на Никиту выразительно, и он медленно поднимает руки к изголовью. Очень удачная у него спинка кровати, с достаточно широкой ромбовидной решёткой, есть за что зацепиться.
Отстраняюсь и с удовлетворением рассматриваю результат. Ловлю мужской взгляд — зрачки расширены, глаза почти чёрные. Грудь быстро поднимается от частого дыхания. Кладу ладони ему на скулы, склоняюсь, целую нежно и быстро отстраняюсь — он тянется за мной, но далеко сдвинуться не может. Спускаюсь ниже, поглаживаю рёбра, еле касаясь пальчиками, и Никита ёжится.
— Ты меня щекоткой собралась пытать?
— Ну уж нет, я найду пытку поинтереснее, — шепчу, и у него, кажется, непроизвольно, вырывается тихий стон.
Выцеловываю дорожку от шеи к груди, потом по животу. Слезаю с его бёдер, спускаюсь ниже и устраиваюсь поудобнее, но, когда берусь за ремень брюк, он тут же напрягается.
— Аннушка, подожди…
Смотрю на Никиту с недоумением.
— Ты что, не любишь этого? — странно, мне казалось, всем мужчинам нравятся оральные ласки.
— Я… люблю, — он сглатывает, тяжело дыша, — но я не хочу, чтобы ты… не надо тебе это делать.
— Почему? — медленно тяну за язычок замка, глядя ему прямо в глаза, запускаю внутрь руку.
— Пожалуйста, не проси меня… напоминать тебе… — он откидывает назад голову и зажмуривается. — М-м-м!
О чём он? А, не всё ли равно! Сую обе руки под пояс брюк и тяну, заставляя мужчину приподняться, а потом опускаю их вниз, оставляя его в одном белье. Он вцепляется в спинку кровати так, что пальцы белеют.
— Всё ещё не хочешь? — спрашиваю с наигранным разочарованием и просовываю ладонь внутрь, касаюсь напряжённого ствола, обвожу по кругу.
— Да-а-а, — выдыхает Никита со стоном, не открывая глаз.
— То есть не хочешь, — улыбаюсь, сдвигаю ткань, высвобождаю его и, обхватывая, поглаживаю нежную кожу.
— Н-нет, прошу…
— Просишь о чём? — я склоняюсь и торможу буквально в сантиметре от верхушки, так, чтобы он чувствовал моё дыхание.
— Не останавливайся, — шепчет с перекошенным от желания лицом. — О, боже, да! — срывается на вскрик, когда я обхватываю его губами, располагая язык снизу, на самой чувствительной точке.
Меня так заводит его возбуждение, что я, не прекращая своих ласк, слегка раздвигаю ноги и вжимаюсь в матрас.
— Господи, Аннушка, я не… слишком… слишком хорошо! — он то сжимает, то разжимает кулаки, поворачивает голову, впивается зубами в собственное плечо, заглушая очередной стон. Я тут же тяну к нему руку, поглаживаю по щеке, шее, груди — не хочу, чтобы он сдерживался, звуки только подстёгивают, приближая мой собственный оргазм, так что пусть стонет.
Продолжаю посасывать его, выпускаю и щекочу языком, заставляя мужчину выгнуться и прошипеть грязное ругательство. Потом опять вбираю в себя, с силой сжимая губы.