Когда девочки отключаются, я подхожу к зеркалу. Да уж, видок у меня всё равно тот ещё, но мешки под глазами можно списать и на усталость, а вот от опухших глаз не осталось и следа, что не могло не радовать. Выхожу из комнаты и отправляюсь на кухню; там на столе меня ждёт самый настоящий деревенский завтрак: творог со сметаной, кружка тёплого козьего молока и домашний козий сыр. Коровы у бабушки никогда не было, потому что размер двора не позволял её держать, и потому она заменила её козой. Поначалу я воротила нос от этого молока, а потом привыкла и даже втянулась.
Разобравшись с завтраком, прямо в пижаме выхожу во двор; бабушка обнаруживается у небольшого огорода: вооружившись тяпкой, она пропалывала морковь и параллельно окучивала картошку. Её возраст неумолимо стремился к семидесяти, и хотя она запросто могла дать фору любому человеку моложе неё, всё же она не молодела с каждым днём, и иногда я за неё переживала.
— Ба, ну что ж ты делаешь… — сажусь рядом с ней на корточки. — Я же тебе достаточно денег выслала, чтобы ты наняла кого-нибудь для помощи по дому.
— Стану я деньги тратить на то, что могу сделать сама, — ворчит. — Нынешняя молодёжь способна только телефоны в руках держать, многие даже не подозревают, для чего нужна тяпка…
— Ой, дай сюда, — отбираю у неё инструмент. — Я-то знаю, для чего она.
— Ты ведь сюда не морковь полоть приехала.
Пытаюсь не заострять внимание на причинах своего приезда и наигранно улыбаюсь.
— Нет, но это не значит, что я не могу помочь.
— Однажды тебе придётся мне всё рассказать, — вздыхает бабушка, вытирая ладони о передник. — Что бы ни стряслось, это съедает тебя изнутри, ты ведь и сама это чувствуешь.
— Знаешь, ты права, я… Много чего случилось из того, о чём люди обычно не любят вспоминать, но я расскажу тебе — только не сейчас. Я должна подумать хотя бы до вечера, чтобы воспринимать ситуацию спокойно, ладно?
— Я вовсе не давлю на тебя — просто не хочу, чтобы ты сама себя накручивала. Может, эта твоя ситуация выеденного яйца не стоит, а ты тут убиваешься. Не думай, что я не видела твоих опухших глаз, я заглядывала к тебе рано утром.
Вот же ж… Ну, это, в общем-то, обычное дело для ба — заглядывать ко мне по утрам.
Наверно, я просто забыла о ней с непривычки.
— Может, и не стоит… Но в начале любая проблема кажется концом света — особенно, когда ты ещё молод и неопытен. Ты ведь сама была в моём возрасте, разве не помнишь, каково это?
— Тогда и ты должна помнить о том, как я теперь жалею, что столько времени потратила на пустые переживания — хочешь того же?
Вот ведь… упрямая женщина!
— Хорошо, бабушка, я тебя услышала, — смеюсь: она умеет добиваться своего! — Вечером я тебе обязательно всё расскажу.
— Я запомню, — лукаво подмигивает. — Уже полдень. Мне нужно сходить перевязать Розу, а ты пока продолжай полоть морковь — авось, глядишь, вся дурь из головы на свежем воздухе и выветрится.
Бабушка выходит за калитку и топает в сторону поля, на котором с утра пасётся её коза, а я тем временем вонзаю тяпку в землю и сажусь прямо на землю. Утром, удалив сообщение Стаса, я казалась себе круче тех мужиков в боевиках, которые не оборачиваются на взрыв, а теперь меня глодали сомнения: правильно ли я сделала? Может, он вовсе и не мне писал — точнее, мне, но не мне лично… То есть… Да ёлки-палки! После всего как я вообще могу думать об этом в таком ключе! Но вдруг что-то случилось с Валентиной Игнатьевной, и он просто оповещал меня? Нет-нет, это даже в мыслях звучит глупо: в таком случае мне бы просто оборвали телефон все, начиная от Стаса и заканчивая дядей Сергеем.
Тогда какого лешего ему было нужно?
Будь я ещё чуть более глупой, то набрала бы его номер — ну или, по крайней мере, ответное сообщение, — но это было бы уже слишком. Можно спросить и у Сашки, она наверняка в курсе всего, что там происходит, но я всё ещё обижена, а значит, не готова к разговорам. В любом случае, я всё узнаю, когда вернусь. А если он не захочет повторить своё сообщение вслух, значит, не настолько важным было его содержимое. Я просто надеялась, что за то время, что меня не будет, он окончательно перестанет думать обо мне, и всё вернётся на круги своя: я буду звать его Гусем — хотя он и так Гусь, — а он будет меня ненавидеть и пытаться сплавить. Всё было бы намного проще, если бы я уже была занята, но мой «принц» меня предал, а искать нового мне некогда и не особенно хочется. Разве что…
Ну, нет, мне и так проблем хватает!
Беру тяпку в руки и злюсь сама на себя. Молодец, Алина… Собиралась не думать ни о чём, что связано с тем домом, и что учудила с утра пораньше?
Пока орудую инвентарём, в голову закрадываются нехарактерные для меня мысли, а всему виной цветущая весна… Подперев подбородок кулаком, глупо улыбаюсь, вспоминая сюжеты романов, которые читала, и щёки заливает краска: мне уже за двадцать, а всё туда же. Любовь — это удел подростков, которые на всё смотрят сквозь розовые очки. Да где она, любовь эта? Наверно, просто Макс изначально был не моим, вот у нас ничего и не вышло… Нужно было моей второй половинке навигатор подарить, чтобы она полжизни не шастала, Бог знает, где.
Закончив с морковью, почему-то вспоминаю детство. Наверно, у каждого был свой особый набор мультиков, которые ему запомнились; вот лично мои — это «Бэмби» и «Король Лев», которые я уже давно затёрла до дыр и даже сейчас реву над сюжетом, когда пересматриваю. У большинства моих одноклассников уже давно семьи и дети — Катька вон второго родила, — а я всё ещё смотрю мультики и понятия не имею, когда обзаведусь собственной. Даже мама… Нет, вот эту тему, пожалуй, точно лучше не затрагивать.
Едва я успеваю закончить с огородом, как возвращается бабушка; работать над дипломом у меня нет настроя, поэтому я предлагаю помочь ей разгрести завалы на чердаке. Здесь в основном мои старые детские игрушки, одежда, из которой я уже давно выросла, и старые фотоальбомы. В потемневшем от времени сундуке отыскиваются пачки писем на перевязи, изъеденное молью свадебное платье, кучка старых сопревших книг и толстенная связка ключей. Закопавшись во все эти вещи, я, наконец, забываю о своих проблемах и причинах внезапного приезда — и это так здорово!
Правда, во время ужина бабушка спускает меня с небес на землю, напомнив о моём обещании. Я рассказываю ей всё и теперь, на трезвую голову, всё представляется не таким уж мрачным и неприятным. Ну да, они, возможно, малость перегнули палку, но ведь ничего плохого же не случилось… Хотя и могло… Если бы я, как овечка, влюбилась в этого напыщенного Гуся, а тот решил бы просто со мной поиграть? И вот интересно, когда я вернусь, как он поступит? По-прежнему будет спрашивать меня, или его уже отпустило? Если второй вариант, значит, точно играл.
— А Стас этот что собой представляет? — задаёт ба вопрос.
Да какая, ёлки-палки, разница?!
— Гусь он самовлюблённый, — ворчу. — Решил, что ему всё можно…
На неожиданный смех бабушки реагирую соответственно — удивлением.
— Знаешь, а ведь твоя мама то же самое говорила о твоём отце, когда они познакомились!
Вот те раз… Впервые в жизни об этом слышу! Хотя и говорим о ней мы тоже впервые.
— Ну, и что?
— А то, что после она в него влюбилась без памяти, и ты родилась. Так что, может, это и не плохо, что ты так о нём думаешь.
— Ага, ну а чем их с отцом брак закончился? Не помнишь? К тому же, у Стаса уже есть невеста, и я не собираюсь влезать между ними.
— А вот это правильно, — хвалит меня. — Разрушать чужие семьи — только грех на душу брать. Никогда ещё такие отношения до добра не доводили.
Я знаю, что ни в чём не виновата, но на языке всё равно ощущаю горечь.
— И вот ещё что, — продолжает, сев напротив. — Знаю, что ты обижена и думаешь, что это справедливо, но ты ошибаешься. Я всю жизнь обижалась и всех винила в своих проблемах: сначала своих родителей, потом мужа, а затем и твою мать. Родители заставили меня выйти замуж за твоего деда, хоть я и была против, но в те времена девушку особо не спрашивали, а уж как я носом воротила… Стольким достойным женихам дала от ворот поворот, вот мать и взбеленилась, выдала чуть ли не за первого встречного… Фёдор меня никогда ни в чём не устраивал, потому что был мне чужд, и я несправедливо винила его за это. Твоя мать… Ты и сама знаешь, что отношения у нас были непростые, она видела во мне человека, который навязывал ей свою волю и лишал свободы — точно так же и я когда-то думала о своей матери. И я обижалась на неё за то, что хотела ей лучшей жизни, а она совсем меня не слушала. Но ведь это не их вина вовсе. Это я позволила родителям выдать себя за нелюбимого; твой дед из кожи вон лез, чтобы нашу жизнь обеспечить, но меня всё не устраивало, потому что он был не моим выбором — и опять же, это не его вина. А мама твоя… Что ж, вместо того, чтобы заниматься её воспитанием, я злилась на Федю и жаловалась на свою судьбу, а в итоге и ты пострадала. Возможно, если бы я своим примером смогла вдохновить её на семейную жизнь, она бы не решила, что семья — это не для неё. Родители очень важны для детей, потому что те всему учатся у нас, от нас они получают все самые важные знания, а если мы только жалуемся, то и пищу для размышлений им даём соответствующую… С твоим воспитанием я уж ошибок не совершала, хоть так пытаясь искупить вину, и не хочу, чтобы ты наступала на мои грабли. Я это всё к тому, чтобы ты не обижалась на свою работодательницу; видит Бог, я всегда на твоей стороне и готова тебя поддержать, но если эти две кумушки спелись, чтобы сосватать тебя Стасу, значит, заметили какую-то симпатию с твоей стороны. Вот если бы ты не давала поводов думать о том, что ты заинтересована в нём — хоть малейших, которых ты сама могла и не заметить — они вряд ли решились бы на такое. Всегда нужно начинать с себя.
— Чего? — обалдело переспрашиваю. — Ты знаешь, как мы с ним первые встретились? Он смешал меня с де… с грязью, то есть, растоптал мою уверенность — о какой симпатии может идти речь?!