— Ваши знания заканчиваются там же, где и длина юбки.
Вот гад! Прицепился-то как к моей одежде! Уже жалею, что послушалась Геру, но деваться все равно некуда. Я сейчас сижу перед ним, не разрываю зрительный контакт, внезапно установленный между нами. Даже улыбаюсь приветливо, несмотря на то, что в глубине души я готова убить этого придирчивого зануду.
— Вы тоже не сразу на английском запиликали, — говорю уже на русском. Плевать, что я задание провалила, это уже ни в какие ворота не лезет.
— Ваша фамилия точно Орлова? Голосистый без дела попугай больше подойдет.
— А ваша фамилия не Тигр? А то Сокол как-то мелковато для вас, — парирую я. Да! Я тоже могу когти показать. Они у меня ух какие! И не смотрите так, будто хотите убить! Не надо! Я первая вонзаю зубы в шею и выпью всю кровь. Я это умею, поверьте на слово.
Звонок с пары раздается внезапно. Фух, как вовремя. Я сейчас, как самоубийца по лезвию бритвы ходила. И выйду. Вместе с ребятами уйду, оставив этого занудного педанта в размышлениях. Так вроде пишут в романах, да? Ребята резко поднимаются со своих мест, я тоже поднимаюсь, все же разговор между нами закончен. Только…
— Орлова, я тебя не отпускал.
Грозный голос крылатого хищника пронзает меня изнутри. Звучит, как приговор для смертника. Мельком смотрю в сочувствующие глаза Димы, замечаю рядом Геру, которая шепчет губами: «Ты справишься!». Ох, надеюсь на это.
Сажусь обратно напротив него. Все выходят из аудитории, мы остаемся совсем одни. Феликс Владимирович встает из-за стола, забирает ключи, запирает дверь на замок.
Глава 13
Страх подступает к горлу, давит на него. Изнутри и снаружи. Душит. Кроме нас никого нет, аудитория пустует. Не слышно даже голосов других студентов за стеной. Не слышно Диму.
Сижу на стуле, совсем не дышу. Вслушиваюсь в звуки его шагов. Один. Второй. Третий. Как там вдох делать? Вроде бы воздух в себя втянуть надо. Как сложно, когда тело неспособно действовать сообща с разумом.
Так, стоп! Яна, какого черта ты нервничаешь? Сокол ничего страшного не сделал. Он просто оставил тебя после занятия. Просто закрыл дверь. Просто сокращает расстояние между вами и…
Зажмуриваю глаза. Улавливаю запах хвои. Свежий такой. Запах детства, когда мы с родителями и Лидой ходили в поход в хвойный лес. Так вкусно. Так маняще. И он так близко. Почти касается меня. Буквально чувствую, как он касается моей спины сильной ладонью. Вот сейчас он сожмет плечо. Сильно-сильно. Развернет меня и…
…Феликс Владимирович садится за свой стол. Снимает очки с серьезного лица, внимательно всматривается в меня колдовскими зелеными глазами. Злыми.
Черт возьми! Кто меня защитит от этого педанта? Димы рядом нет, Геры тоже. Лидка сейчас далеко, буферами занудного препода не задавит.
Мамочка, спаси меня!
— Ты что творишь? — резко спрашивает Сокол. И сейчас он действительно похож на хищную птицу: брови нахмурены, губы сжаты, глаза въедаются в мои, ни на секунду не отпускают.
— Вы о чем?
— Не прикидывайся дурой.
Так, Янка, только не дрожи. Не давай слабину. Не сейчас. Ответь что-то колкое. В твоем стиле. Как ты умеешь. Давай, Яна!
— Я не…
— Ладно Кравец, у нее голова опилками набита, но ты умная девочка, хорошо язык знаешь. Чего дурью маешься?
— Просто…
— Что просто?
Первая разрываю зрительный контакт с насыщенными зелеными глазами и опускаю их в пол. Ну, не совсем в пол, пальцы рассматриваю, свежий маникюрчик, кольцо, которое мне купил Дима в бутике с бижутерией за сто рублей. Обращаю внимание на что угодно, только не на своего куратора.
Он не кричит, нет, но лучше бы его резкий голос прорезался. Да, рев хищника гораздо легче пережить, чем слышать эти стальные нотки, проникающие под кожу и вызывающие стыд. Причем сильный стыд. А все из-за дурацкого спора, из-за дурацкой Барби Кравец. Все из-за моего затронутого чувства справедливости.
Назад дороги нет, только вперед. Поздно жалеть.
— Взрослый мужчина понравился? — разрывает молчание убивающими словами. Убивающими и несправедливыми.
Но это шанс. Шанс на то, что он сейчас подойдет и, как в бразильском сериале, вопьется в мои губы. Шанс на то, что я смогу незаметно достать из кармана платья телефон и сфотографировать нас. Или хотя бы заснять звуки поцелуев на диктофон.
Шанс, который могу использовать в свою пользу, пока Кравец нет в университете, только…
— Нет! Что вы!
Яна, ты дура! Какого черта ты творишь? Тебе же не это нужно было сказать! Чему тебя Гера учила? Нужно было к нему больше подкатывать, больше острить, язвить, больше глазки невинные строить.
Чего теперь сидишь и дрожишь, как зайчик под дождем?
А препод продолжает испепелять глазами. Даже без очков готов в пепел превратить. Чувствуешь, да? А слышишь, как скрипит стул под Соколом, когда поднимается с места? Он что, встал? Сейчас выпустит меня? Или…
Не смею пошевелиться или вообще подать признаки жизни. Все мысли разлетаются в разные стороны. Успеваю перемотать в голове тот момент, когда согласилась на спор, когда поддавалась на уговоры Геры по поводу того или иного плана. И сейчас он здесь…
Феликс Владимирович становится напротив меня. Наклоняется. Близко-близко. Мельком замечаю, какой же он красивый. Без очков, с пушистым веером ресниц, аккуратным носом с небольшой горбинкой, тонкими, но чувственными губами. Маленьких морщин вокруг глаз не видно, брови расслабил и между ними не видна привычная полоска, за которую цеплялась все наше «собеседование». Мужественный. Хоть и злой.
О боже, он что собирается делать? Эй, Сокол, отойди от меня! Слышишь? И…
— Запомни, Орлова, я преподаватель и переводчик высшей категории. За мои услуги крупные компании предлагают большие деньги. Такие, которые тебе и не снились. Я не обращаю внимания на малолетних проституток, мне это неинтересно.
— Я не проститутка! — вскакиваю со своего места. Теперь мы стоим еще ближе.
— Посмотри на себя и повтори это еще раз.
Каждое четко сказанное слово бьет в грудь. По самооценке, по мировоззрению, по сознанию. Он будто ставит задачу уничтожить меня морально. Перестать существовать как личность. Как человек. А я ведь живу. Дышу тем же воздухом, что и он, видит те же парты, что и он.
Только я сейчас готова провалиться сквозь землю, а он пройдется по этой самой земле, как король. Как победитель. И я ничего не смогу с этим поделать.
— А теперь пошла вон, — шипит Феликс Владимирович и отходит на пару шагов.
Как вы думаете, что я сейчас сделаю?
Варианты ответов:
Накричу на него
Обвиню в нарциссизме и кольну побольнее, как он мне
Врежу ему между ног, а потом сумкой добью
Ваш вариант
Только ни один из этих пунктов не срабатывает — инстинкт самосохранения выше всего этого. Я быстро забираю сумку из парты и, радуясь, что ключи остались в замке, вылетаю из кабинета, шипя тихое.
— Ненавижу…
Не слышу, как меня окликивает Гера, не чувствую прикосновений Димы, который пытается вцепиться в мою руку. Вырываюсь из его захвата и убегаю. Подальше отсюда. В маленькое убежище. Оно спасет меня. Возьмет свою боль себе. Лишь бы не слышать в голове строгий голос.
Малолетняя проститутка…
Глава 14
Сволочь! Гад! Чертов педант! Урод очкастый! Какого черта он напал на меня? Почему обозвал самыми ужасными на свете словами? Больными. Которые до сих пор в голове крутятся.
Черт!
Сижу в пыльной комнате родителей, вытираю непрошенные слезы рукавом толстовки. Надела ее сразу же, как пришла домой, поверх любимой блузки, этой чертовой юбки, к которой придрался Сокол.
Единственное место, где можно побыть одной и не переживать ни о чем — родительская спальня. Ведь здесь, в комнате четыре на три метра, находится столько воспоминаний, столько тепла, несмотря на ноющий холод в груди. Вон, на полке лежит мамина фотография с моря, рядом с ней фотография со свадьбы родителей. Они такие счастливые, смеющиеся.
Мне так их не хватает…
Мама всегда была доброй и улыбчивой, а папа большим и сильным. Мужественным. Наша семья была крепкой, дружной, пока из жизни не ушли самые близкие люди. Пока несчастная авария не забрала моих родителей пять лет назад.
Но я смирилась, что теперь со мной осталась только Лидка. И мне не грустно, нет, но иногда, приходя сюда, в комнату воспоминаний, становится легче. Я будто чувствую их поддержку, опору, ободряющий шепот. Черт! Говорю, как вечно страдающая плакса в дешевых мелодрамах. Докатилась.
Зачем он так со мной? Вопрос риторический. Сколько бы я не задавалась их, ответ ясен. Сама напросилась. Переборщила с этим спором. Была ослеплена желанием обскакать Барби Кравец. Вот и доигралась. Зачем согласилась на эту авантюру? Пожалела с первого дня, что ввязалась во все это. Зачем, Яна?
Теперь ты собираешь себя по кусочкам из-за какого му… занудного педанта с завышенной самооценкой.
Сколько я здесь торчу? Часа три, не меньше. Может, и больше. Сижу одна с выключенным телефоном и занавешанными окнами. Зря, наверное, симку из айфона вытащила да и сам телефон выключила. Герка переживать будет, Дима тоже. Но я не хочу, не хочу никого видеть, слышать, объяснять что-то. Не сейчас.
Надо напиться. Дурацкая идея, правда? Однажды я последовала этому «зову души» и проснулась с больной головой и спором на преподавателя. А еще меня несколько раз вырвало при Диме.
Интересно, как он от еще не бросил такую сумасшедшую девчонку, как я? А он еще меня поддерживал во время спора, делал вид, что все в порядке, но я же видела недовольный взгляд, чувствовала, как парень чуть сильнее прижимал меня к себе перед парой по английскому, зная, что эти полтора часа буду принадлежать не ему.
Дура я. Полная дура. И этой самой дуре поможет лишь одно лекарство.
Собираюсь быстро, по мере своих возможностей. Смываю остатки туши с лица, наношу новый тонкий слой, мажу губы блеском, меняю юбку и блузку на джинсы и футболку. Благо, Лидкин клуб недалеко находится, можно пешком дойти.