— Да, некая мисс Клаудия Дэвис была здесь седьмого июля. С ней работал мистер Сэм. Хотите с ним поговорить?
— Да.
— Идемте, — кратко обронила она.
Карелла и Хоуз прошли за ней в глубь салона, мимо женщин в фирменных халатиках, они сидели, положив ногу на ногу и спрятав головы в сушки.
— Кстати, — вспомнил Хоуз. — Мисс Ольга просила передать вам, что на третьем этаже одна сушка вышла из строя.
— Спасибо.
В мире женских механизмов Хоуз чувствовал себя особенно неуютно. Здесь, в салоне, была атмосфера эдакой хрупкой деловитости, и здоровяк Хоуз — рост сто восемьдесят пять сантиметров босиком, вес восемьдесят шесть килограммов — страшно боялся, что сшибет бутылочку лака для ногтей, опрокинет ведерко с краской для волос. Они поднялись в салон второго этажа и, глядя на этот длинный ряд гудящих космических шлемов, на женщин со скрещенными ногами в передничках поверх нейлоновых халатиков, Хоуз вдруг открыл для себя что-то новое. Женщины медленно поворачивали ему вслед головы под сушками и явно смотрели на белую прядку на его левом виске.
Ему стало до жути неловко. Ведь у него эта прядь появилась от удара ножом, какое уж тут украшательство — чтобы добраться до раны, его рыжие волосы на этом месте сбрили, а выросли уже белые, — но многие из этих женщин за такие белые прядки собирались выложить чьи-то нелегким трудом заработанные доллары, и он чувствовал себя не полицейским, пришедшим по серьезному делу, а клиентом.
— Это мистер Сэм, — объявила мисс Мари. Хоуз обернулся и увидел, что Карелла пожимает руку какому-то вытянутому человеку. Про него нельзя было сказать «высокий», он был именно вытянутый. Так бывает, когда в кинотеатре смотришь на экран сбоку, и истинные пропорции оказываются нарушены, человек становится как бы двухмерным, и это вызывает, как минимум, улыбку. На парикмахере был белый халат, из нагрудного кармана торчали три узкие расчески. В руке — тонкой, музыкальной — он держал ножницы.
— Здравствуйте, — поприветствовал он Кареллу и отвесил полупоклон, европейский по происхождению, но по исполнению американский. Потом повернулся к Хоузу, пожал протянутую руку и еще раз, вежливо повторил: — Здравствуйте.
— Они из полиции, — кратко изрекла Мисс Мари, освобождая мистера Сэма от необходимости быть вежливым, и оставила мужчин одних.
— Седьмого июля здесь была женщина по имени Клаудия Дэвис, — начал разговор Карелла. — Видимо, прическу ей делали вы. Будьте любезны, расскажите все, что вы о ней помните.
— Мисс Дэвис, мисс Дэвис, — повторил мистер Сэм, касаясь рукой высокого лба в попытке расшевелить память. — Минуточку, мисс Дэвис, мисс Дэвис.
— Да.
— Да, мисс Дэвис. Очень симпатичная блондинка.
— Нет, — сказал Карелла. Он покачал головой. — Брюнетка. Вы думаете о ком-то другом.
— Нет, как раз нет, — возразил мистер Сэм. Он постучал указательным пальцем по виску, снова будя память. — Я все вспомнил. Клаудия Дэвис. Блондинка.
— Брюнетка, — настаивал Карелла, не спуская глаз с мистера Сэма.
— Это когда ушла. А когда пришла, была блондинка.
— Что?! — воскликнул Хоуз.
— Она была блондинкой, симпатичной, естественной блондинкой. Это встречается довольно редко. Естественные блондинки то есть. Не понимаю, зачем она решила перекраситься.
— Вы перекрасили ей волосы? — спросил Хоуз.
— Совершенно верно.
— А она не сказала, почему хочет стать брюнеткой?
— Нет, сэр. Я еще пытался ее отговорить. У вас, говорю, такие прекрасные волосы, с ними можно просто чудеса творить. Вы натуральная блондинка, дорогая моя, сюда каждый день приходят десятки серых мышек и умоляют сделать из них блондинок. Нет. Ничего не желала слушать. Ну, я взял и перекрасил ее. Сделал из нее брюнетку.
Видно было, что само воспоминание о таком надругательстве над природой ему неприятно. Он взглянул на детективов так, будто в упрямстве Клаудии Дэвис были виноваты они.
— А что вы еще с ней сделали, мистер Сэм? — спросил Карелла.
— Покрасил, постриг, укладку сделал. Кажется, кто-то из наших девушек сделал ей массаж лица и маникюр.
— Что значит «подстриг»? Когда она пришла к вам, у нее были длинные волосы?
— Да, прекрасные длинные светлые волосы. Она попросила их постричь. Я и постриг. — Мистер Сэм покачал головой. — Вспоминать не хочется. Выглядела она ужасно. Обычно я о своей работе так не говорю, но она, выходя отсюда, выглядела ужасно. Вы бы в жизни не узнали в ней роскошную блондинку, которая вошла сюда три часа назад.
— Спасибо, мистер Сэм. Извините, что отняли у вас время.
На улице Хоуз сказал:
— Ты еще раньше об этом догадался, мистер Стив?
— Я это подозревал, мистер Коттон. Надо ехать в участок.
Они вцепились в это дело, будто шайка озверевших рекламных агентов. Но опять-таки, от какой печки плясать? Сидя в кабинете лейтенанта Бернса, они пытались определить, куда летят перелетные птицы, и когда свистнет рак на горе. Они бросили спасательный круг на авось, вдруг кто-нибудь его подхватит. Другими словами, они развернули флаг, а сами смотрели, отдаст ему кто-нибудь честь или нет.
В кабинете лейтенанта было четыре окна — все-таки в их участке он был старший по званию. Кабинет у него был вполне пристойный. Здесь стоял электрический вентилятор, большой широкий стол. Была перекрестная вентиляция. В общем, сиди в таком кабинете и радуйся. Для встреч на высшем уровне кабинетишко был довольно жалкий, но в масштабах их полицейского участка… Со временем привыкаешь и к облупившейся краске, и к отсыревшим стенам, и к плохому освещению, и к запаху мочи из туалета дальше по коридору. Питер Бернс работал не в частной фирме. Он работал в городской полиции. Улавливаете разницу?
— Я только что позвонил Айрин Миллер, — говорит Карелла. — Попросил ее описать Клаудию Дэвис, и она все мне повторила. Короткие темные волосы, тихая, простая. Тогда я попросил описать Джози Томпсон. — Карелла мрачно кивнул сам себе. — Догадываетесь?
— Хорошенькая, — предположил Хоуз. — Хорошенькая длинноволосая блондинка.
— Точно. Ведь миссис Миллер с самого начала нам все это по полочкам разложила! В рапорте все есть. Сказала: они были как черное и белое в смысле внешности и характера. Ну, конечно, черное и белое. Брюнетка и блондинка, черт ее дери.
— Тогда понятно, откуда желтый цвет, — вставил Хоуз.
— Какой желтый цвет?
— Помнишь, Кортни сказал, что над поверхностью воды мелькнуло что-то желтое. Так вот, Стив, речь шла не об одежде. Речь шла о ее волосах.
— Это сразу многое объясняет, — сказал Карелла. — Например, становится ясно, почему Клаудия Дэвис, собираясь в Европу, покупала ночные рубашки и купальники. Ясно, почему похоронщик на озере называл Клаудию Дэвис хорошенькой. Почему в рапорте о результатах вскрытия сказано, что ей было тридцать лет, а знавшие ее говорили, что она была гораздо моложе.
— То есть утонула не Джози, так? — спросил Майер. — Утонула, по-твоему, Клаудия?
— Да, черт возьми, по-моему, утонула как раз Клаудия.
— А потом, по-твоему, Джози постриглась, перекрасила волосы, взяла имя двоюродной сестры, чтобы жить под этим именем до отъезда из страны? — спросил Майер.
— Но зачем? — вмешался Бернс. Это был коренастый человек с крепкой, похожей на пулю головой и крепким тренированным телом. Он не любил расходовать впустую слова или время.
— Потому что денежный фонд был открыт на имя Клаудии. Потому что у Джози за душой не было ни гроша.
— Она могла бы получить страховку двоюродной сестры, — предложил Майер.
— Конечно, но дальше-то что? Ведь в случае смерти Клаудии все деньги, лежащие в фонде, передаются В Лос-Анджелесский университет. Как тебе это нравится? И что, как ты считаешь, по этому поводу думала Джози? Нет, я не собираюсь вешать на нее убийство. Видимо, она просто воспользовалась ситуацией. Клаудия была в лодке одна. Когда она упала в воду, Джози действительно кинулась ее спасать, тут сомнений нет. Но не успела, и Клаудия утонула. Хорошо. Джози рвет на себе волосы, теряет дар речи, рыдает, кричит, бьется в истерике, этого мы насмотрелись предостаточно. Но вот наступает рассвет. И тут Джози задумывается. От города они далеко, никто их там не знает.
Клаудия утонула, но кто знал, что это именно она? Только Джози. Документов на утопленнице не было, правильно? Ее сумочка лежала в машине. Хорошо. Допустим, Джози опознает свою двоюродную сестру, получает страховую сумму в двадцать пять тысяч, а деньги из фонда перескакивают в университет, и все, кончилась веселая жизнь. А если сказать полиции, что утонула Джози Томпсон? «Я, Клаудия Дэвис, сообщаю вам, что утонувшая была моей двоюродной сестрой, Джози Томпсон». Каково?
Хоуз кивнул.
— Похоже на правду. Так она и страховку получает, и дивиденды от фонда.
— Именно. А что нужно, чтобы погасить чек на дивиденды? Банковский счет, больше ничего. Банковский счет с подписью. Вот она и открыла счет на имя Клаудии Дэвис и сделала так, чтобы чеки с дивидендами приходили туда.
— На новый счет, — развивал мысль Майер. — Старым счетом Клаудии она пользоваться не могла, потому что в банке наверняка знали Клаудию, и ее подпись. Ну, а от шестидесяти тысяч, что лежали на счету Клаудии в банке «Хайленд траст», Джози пришлось отказаться и начать все с нуля.
— А пока она будет вживаться в новую личину да сколачивать новое состояние, — добавил Хоуз, — Джози решила махнуть в Европу — подальше от друзей Клаудии. Возможно, собиралась прожить там не один год.
— Все сходится, — подхватил Карелла. — У Клаудии есть водительские права. И машину из Стюарт-сити вела именно она. А Джози на обратную дорогу пришлось нанять шофера.
— Разве стала бы Клаудия тянуть с оплатой долгов стольким людям? В денежных делах она была большой аккуратисткой, — добавил Хоуз. — Нет, сэр. Это была Джози. И именно Джози сидела без гроша. Она ждала, когда придет страховка, чтобы рассчитаться с долгами и пулей вылететь из страны.
— Да, похоже, так все и было, — согласился Майер.