Главное, что он жив, а остальное – ерунда. Рука срастется, синяки заживут. Некоторым полезно иногда держать язык за зубами. Уверена, все беды Щеглова от неумения промолчать.
Он только хотел ответить, но в дверь трижды постучались, а затем мама торжественно внесла в спальню противень пирожков. Да-да, не блюдце, не миску, даже не поднос. Противень! Запах стоял умопомрачительный, но от груды мучного подурнело даже мне.
– На домашнем сальце, с капустой.
– Мам, я не ем пирожки лет десять, – уныло отозвался Клим и скорчился так, будто у него заболели все зубы одновременно.
– А никто и не заставляет их есть, – подбоченилась матушка. – Попробуй, и всё. Принесу вам киселя.
Мы проводили фантастическую во всех смыслах этого слова женщину взглядами и вспомнили о присутствии друг друга.
– Рассказывай.
– Я помогал одной богатенькой фифе подкачать зад, а её женишок оказался слишком ревнивым. – Клим дернул плечом. – Вот мне и намекнули, что негоже хватать чужих баб за попу. Уяснил.
Врет или говорит правду? Непонятно. Впрочем, с легкостью верю и в то, что Клим может лапать за задницу всяких красоток, и в то, что их кавалеры не особо довольны этим фактом.
– Никогда бы не подумала, что работа тренером столь опасна и трудна, – я присвистнула и схватила пирожок, но получила от Клима по рукам и положила обратно. – Как ты умудряешься оставаться подтянутым? С такой-то мамой?
– Годы тренировок и воздержания. – Я прыснула, но Щеглов покачал головой. – Я серьезно. Если откроешь верхний ящик стола, то найдешь там фотографию. Доставай.
Я дернула за ручку, предвкушая с головой окунуться в постыдные тайны Клима Сергеевича. Увы, на первый взгляд, их не обнаружилось. Какие-то ежедневники, заметки, записки, схемы, ручки и карандаши. Творческое безобразие. О, а вот и фотография. Со снимка на меня взирал пухлощекий паренек лет шестнадцати. Пузатый, неуклюжий, с мясистыми подбородком и надутыми губками. Его лицо было усыпано прыщами, а рубашка едва сходилась на огромном животе. Мальчишка сидел на скамейке, и было видно, как ему некомфортно таращиться в камеру и изображать радость. Половина лица была скрыта за кепкой, которая бросала тень, смывая очертания.
– Ты хранишь этого толстячка в качестве напоминания, каким можешь стать, если перестанешь питаться брокколи? – кольнула я, убирая фото обратно. – У нас в параллельном классе такой же учился, вылитый колобок. Так смешно бегал на физкультуре, с отдышкой.
– Почти угадала насчет напоминания, – ухмыльнулся красавец-Щеглов. – Это я в восемнадцать лет.
– ЧТО?!
Мне пришлось вновь достать фотографию и всмотреться в неё заново. В мальчике со снимка слабо угадывались черты Клима. Ни надменности, ни самоуверенности, ни ехидства. Толстый подросток, затюканный и несчастный. Он вжимал голову в плечи и сутулился. Ну а лица вообще толком не видно – из-за глупой кепки. Я переводила недоуменный взгляд с Клима на этого паренька, вглядывалась, ища сходство.
– Климушка, ты поел пирожочки? – Матушка поскреблась в дверь. – Угостил Вареньку? Ещё принести?
– Мам, этими пирожками можно накормить футбольную команду, – проворчал Клим, отламывая-таки кусочек теста и рассматривая его будто запретный плод. – Не хотел рассказывать ей, так сестра сдала. Попросил, называется, довезти меня до больницы. Всё, теперь мама здесь поселится.
Судя по всему, выгонять матушку Щеглов не планировал, скорее – смирился с ней, как мирятся со стихийными бедствиями. Сопротивляться бесполезно, а потому ищи укрытие и пережидай.
– Вообще она у меня неплохая, – словно оправдывался он. – Только считает, что смысл жизни в еде.
– А в чем ещё смысл жизни? – хмыкнула я, присаживаясь рядом с Климом и осторожно укладывая голову на его здоровое плечо.
Щеглов крепко задумался.
– В постоянном усовершенствовании своего тела? – шутливо предположил он.
– Какой кошмар! – я прыснула. – Да ты помешался на фитнесе! У тебя вместо мозгов – протеиновые коктейли!
– Ну а по-твоему, в чем он заключается?
«Возможно, в любви», – чуть не сорвалось с языка, но я вовремя сомкнула губы, не позволив губительной правде вырваться наружу.
Щеглов – не тот мужчина, который готов полюбить среднестатистическую клиентку спортзала. Иногда секс – это просто секс. Я это понимаю, он – несомненно – тоже. Между нами пропасть из диет, физических нагрузок и интересов. Но сегодня я сижу рядом с Климом и смотрю, как он ковыряет несчастный пирожок.
На короткий миг наши вселенные пересеклись.
Что ж, самое время воспользоваться этой ошибкой судьбы.
Глава 20
Щеглов всё же выпроводил меня из своей квартиры.
Таким по-детски смущённым я его никогда не видела. Он был похож на мальчишку, стесняющегося, что мама проявляет излишнюю заботу на виду у всей школы.
После милой и целомудренной беседы у него в комнате я отправилась домой. Раз тренировка перенеслась, значит, можно выдохнуть и позволить себе заняться блогом. Мою радость мгновенно испортило воспоминание о том, что ноутбука теперь нет.
Здравствуй, реальность.
Когда я подходила к двери своей квартиры, то уловила знакомый запах одеколона. Поначалу даже не сразу отметила, что он знакомый. Просто почувствовала угрозу (сработал странный звериный инстинкт), а потом увидела, что под дверью лежит широкая и плоская коробка, перевязанная синей лентой. Из-под ленты торчала маленькая открытка.
Я с любопытством взяла её и прочитала:
«Возможно ли вымолить у тебя прощение?».
Мой взгляд упал на коробку. По габаритам там должна была лежать большая книга или коробка конфет… или ноутбук.
Ну конечно! Ноутбук!
Сначала я сдуру подумала, что это подарок от Щеглова, и только чуть позже, через несколько долгих секунд, поняла, что молить прощения ему не за что. По крайней мере,
не сейчас, после наших ошеломляющих секс-марафонов и милой беседы в его комнате наедине с пирожками.
– Это тебе, – сказали за спиной, и меня мгновенно прошиб пот.
Антон не дал мне даже обернуться, обнял сзади, прижав к себе спиной, и поцеловал в шею. Я лишь успела ощутить его дыхание, прикосновение тёплых губ к коже и вздрогнула.
По телу пошли мурашки то ли злости, то ли отвращения.
Я двинула его локтем в бок со всей силы, и мужчина тут же отпрянул с возгласом:
– Ты только руки не распускай, котёнок!
– Сам ты котёнок! – рявкнула я. – Скотина! Это ты не распускай руки! Забирай своё барахло, – мой взгляд указал на коробку, – и вали!
– Варя… ну Варя… – Он сделал такую гримасу, будто надулся, оскорбился до глубины души, а потом ещё и пробубнил: – Я к тебе со всем сердцем… Хотел прощения попросить за свои дурацкие выходки… я же не со зла, Варь. Я люблю тебя, ты не выходишь у меня из головы.
И пока он это говорил, перед моим внутренним взором мелькали воспоминания о том, как разлетелся на части ноутбук в руках Антона, как он сверлил меня взглядом, прижимая к дверце холодильника на кухне, как он орал Климу «Ты её уже трахал? Трахал, да?», как его поварёшка блестела в лучах солнца…
Ничего, за что я могла бы его простить, я не вспомнила.
Да, в прошлом я любила этого человека, обожала, боготворила, восхищалась им, подстраивалась под его требования, под его рабочий график. Я даже сексом с ним занималась именно так, как нравилось ему, забывая о себе и своих предпочтениях. Антон – красивый мужчина, и всегда привлекал женщин, от того он был и остается самовлюблённым говнюком.
Я понимаю: увидев, что его миленькая пышечка, вечно заглядывающая ему в рот, вдруг отвернулась от него, отвергла, да ещё и подхватила себе самца-тренера буквально через неделю после ссоры – это его вывело. Да что там – он был в бешенстве, его идеальный альфа-образ в глазах самого себя треснул и разошёлся по швам.
– Забирай барахло и уходи, – процедила я ему в лицо.
Казалось, ещё секунда – и я начну брызгать слюной, пущу в ход кулаки, сумку, ногти, каблуки, подручные предметы и примусь швырять в него камни, если найду их в подъезде.
В глазах Антона снова мелькнула уже знакомая мне опасная темень. Его желваки перекатились под кожей, красивый овал лица исказила гневная гримаса. Я приготовилась отразить удар, если он последует (нет, Антон никогда не поднимал на меня руку, но в этот
момент мне померещилось, что его мышцы напряглись именно для того, чтобы обрушить на мою голову гнев своего обиженного хозяина).
Антон прикрыл глаза, успокаиваясь. Я буквально видела, как краснота с его лица уходит, как он неимоверным усилием воли побеждает в себе ярость и обиду.
– Котёнок… – выдохнул он. – Я не хочу от тебя ничего… милая. Просто пришёл отдать долг. Я про вещь, которую я тебе сломал.
– Ты про мою жизнь? – прищурилась я, не сдержав едкости и укоризненного женского сарказма.
Он шумно вздохнул, но не стал препираться.
– Послушай, – начал он ровно и почти мягко, – я принёс ноутбук, потому что твой я сломал, когда ввалился к тебе в квартиру… пьяный дебил. Ты меня знаешь, я бы никогда не тронул тебя и пальцем, но, Варя, когда ты явилась с этим… с этим типом… в парк и прошлась у моей блинной, чего ты хотела добиться? Ты хотела сделать мне больно? Отомстить?
Меня снова кольнуло чувство вины. Да, я хотела отомстить, но совесть… эта паршивая совесть уже начала сверлить изнутри. Я смотрела на Антона и ощущала, как волна стыда за свои неразумные выходки захлёстывает меня с головой.
Антон наклонился и поднял коробку. Протянул мне.
– Возьми его. – Голос моего бывшего мужчины был как никогда серьёзен. – Прошу тебя, возьми. Прости меня ещё раз за то, что я тогда напугал тебя. Никогда не прощу себе этого. Никогда. Воспринимай мой подарок, не как подкуп или желание показать благородство, а как обычный человеческий поступок. Да, так поступают люди. Раз я лишил тебя вещи, я должен её вернуть. Прости меня. Надеюсь, твой блог будет процветать, и ты наконец найдёшь себя и свой путь.