Хан пережил его отца, старого Игоря. Да и сам он был глубоким стариком, и если б не молодые жены и наложницы, бередящие его засыпающий дух нежной кожей, да не пролитые реки крови, будоражащие ненасытную натуру кровопийцы, он давно бы сник. Но судьба иногда дарила такие подарки, от которых стыла кровь в жилах.
Он мог напитаться силой, лишь вонзив свой нож в искромсанное тело князя. И он сделал это, уловив губами хлынувшую из груди струйку. Испив глоток смерти, хан внушил себе, что исцелен еще на год, что забудет болячки и омолодится. И перейдет к нему сила знаменитого победами, необузданного и непримиримого воина.
Не важно, насколько он верил в свой ритуал, на него смотрели племенные вожди кочевников. Он уже выбрал новую невесту, дочь вождя одной из орд, позднее других откликнувшегося на зов Кури, и решил сыграть свадьбу на костях варягов.
– Сделайте кубок из черепа Святослава! Украсьте камнями снаружи и золотом изнутри! – кричал, гримасничая и картинно беснуясь, то ли от радости, то ли от необходимости строить из себя хищного зверя, раззадоренный победой хан, – Выпьем ромейского вина с моей новой женой и посмеемся над богами русов!
Чашу выковали уже к вечеру. Содрали кожу, высушили и очистили череп. Изнутри закрепили тонкие золотые пластины, а снаружи рассыпали изумруды и рубины. Хан упивался своей идеей, он был доволен, как никогда. Куря поднес кубок, наполненный греческим вином, своей избраннице со словами:
– Никогда не расстанусь с этой чашей, и из твоего черепа сделаю такую же.
Новая жена испугалась. Но отец был теперь далеко, да и не осмелился бы он возражать победителю грозного Святослава.
– Не бойся, – успокоил хан Куря, – Это я сделаю только если ты мне надоешь и я тебя возненавижу, как князя Святослава. Тебе это не грозит, он был великим человеком, гораздо сильнее и величественнее меня, а ты облезлая собака из недостойного племени. Так что радуйся пока… Когда-нибудь именно русы покорят нас, и мы будем им служить как собаки… Все будем, как твой отец, как ты. Стань как собака. Рычи. Гавкай…
Молодая жена подчинилась, иначе бы у хана вряд ли что вышло.
Глава 42. Конец воеводы.
Первым делом, сразу после возвращения из ставки хана Кури, воевода Свенельд помчался в стольный град, надеясь услышать радостные вести о гибели княжьих сыновей на охоте или в результате набега все еще укрывающихся древлянских повстанцев, мстительных вятичей или обычных разбойников, наводнивших окрестности после подавления бунтов. Какая разница! Но, к своему сожалению, встретил малолетнего Ярополка целым и невредимым.
Пришлось искать оправдания и самому выдумать причину появления в Киеве до прихода князя.
– Падал в колени, умолял князя отправиться домой сушей, на резвых конях! Уже был бы здесь, как и я с малой дружиной. Он же человек своенравный, ты знаешь, княжич, решил идти на драккарах мимо порогов. А там мог князь и на печенегов наткнуться! – выпалил Свенельд заготовленную историю малолетнему княжичу и заодно спросил, – Не видел ли ты Люта, сына моего?
– В последний раз с Олегом видели его. Вроде, как отправился он с братом моим в лес древлянский тонкостям охоты обучать. С тех пор никаких вестей от них не получал… – таков был ответ, но Свенельд учуял дрожь в голосе княжича. Что-то здесь было не так…
– Где Лют? – воевода не мог отыскать сына, рыская по всем закуткам. Его сына никто не видел ни в вотчине, ни в округе, ни на реке. Не видели ни слуги, ни рабы, ни приставленные к сыну гридни, которые прохлаждались без дела на сеновале. Одного из них он огрел со всему размаху локтем, не снимая наручи.
Озлобленный, он оседлал коня, и помчался в тревоге к Полесью у Коростеня. Тамошних древлян всех вырезали, бояться нечего. Ярополк сказал, что Лют брал Олега на охоту…
Олег встретил Свенельда в окружении гридней. Стало очевидно – малахольному сынку Святослава, которому едва исполнилось семь годков от роду, есть, что скрывать.
– Не таи, княжич, скажи, что знаешь, хотя бы в память о дружбе моей с твоим отцом и верности моей долгу и княжьей короне! – потребовал воевода, и гридни расступились.
Олег заговорил со слезами на глазах:
– По неосторожности все! Случилось… Заблудились мы в дремучем лесу. Ушли далеко. А там волки. Откуда взялись, не ведаю. Я стрелять стал из лука, как Лют учил. Срывались стрелы. В волков я стрелял, а попал в Люта. Но я сам не выдел, как попал. Мне старик сказал, что метко я стреляю. Он из леса меня и вывел.
–
Старик? Что за старик?
– Не знаю… – зарыдал княжич, – Прости… Я испугался.
– Дайте лук! – заорал воевода на гридней. Они принесли. Свенельд извлек стрелу из колчана и дал мальчику. – Выстрели. Хотя бы вон в тот тын плетеный.
Олег вставил стрелу и натянул как мог тетиву. Прицелился и спустил, но стрела упала в двух саженях, не долетев до цели.
– Вы видели старика!? Где это было!? Кто знает место!? – тряс он за грудки славянских гридней. Те молчали, опустив очи. – Проворонили! Убийцу моего сына Люта проворонили! Размажу! Я вас всех как вшей раздавлю!
Вперед! Искать! Всем искать!
Гридни, вооружившись и взяв про запас факела, снаряжали обоз на поиски. Свенельд не стал дожидаться. Вскочив на коня, он помчался в сторону леса. Он плутал в лесной чаще до ночи, пока не нарвался на знак. Увидев его он заорал на весь лес:
– Мал!!! Проклятый Мал! Это ведь ты! Это ведь твой венок с алой лентой! Дочь твоя, глупая Малуша, так выделилась! Покажись, ублюдок древлянский! Верни мне Люта, я не трону тебя, обещаю! Только верни живым.
Мал показался не сразу, доведя воеводу до бешенства своим молчанием. Тот бросил коня и бродил до утра, пока не вышел к мелководному озеру в глубине леса, которое воняло торфом. Здесь и увидел воевода своего заклятого врага. Бородатый и заросший, он походил на облезлого козла, его лохмотья сливались с мхом, скулы обвисли, а глаза вылезли из орбит. Он держал крюк, стоя на плоту. Прямо в воде, из которой торчала голова Люта. Этим крюком Мал поддел голову Люта. Сын воеводы все еще был жив, он моргнул, но увидев отца, не мог вымолвить ни слова.
– Вот и свиделись, Свенельд! – нарушил тишину леса Мал, – Не ждал, небось, еще раз со мной встретиться…
– Отпусти Люта, тогда и поговорим… – прощупывал почву Свенельд, медленно подступая, словно чуя подвох, к плоту своего врага.
– Коль отпущу корягу, потеряешь сына. Здесь торфяное болото. На волоске его жизнь. Да и ты увязнешь, если приблизишься. Только старожил вроде меня знает, как выбраться отсюда. Только я не хочу. Здесь мой дом. Отсюда тебя меня не выкурить.
–
Я дам тебе золото… – сделал еще один шаг Свенельд.
– К чему мне золото в этом лесу. – отверг предложение Мал.
–
Тогда чего ты хочешь?
– Все, что я хотел, даже, что имел, ты у меня отнял. Уважение, семью, дом. Ты надругался над моей дочерью. Лишил жизни не родившееся дитя. Чего же мне желать, кроме мести?..
– Возьми мою жизнь! – увязнув в болоте по колено, Свенельд продолжал приближаться… – Отпусти Люта.
– Что, не вышло сделать из сына убийцу невинного дитя!? Он ведь хотел убить мальчика. Кто бы мог подумать, что я спасу варяжского выродка от гибели. Видать, по твоему научению завел сынок твой мальца в непроходимые чащи. Хотел бросить к волкам в яму, растерзали б мальца, если б не я. Ну а дальше, ты видишь… В лесу этом со мной, стариком, трудно соперничать. Только Домаслав мог, но и его ты убил…
Свенельд застрял по грудь, и Мал отпустил крюк. Лют провалился в бездну, и болото поглотило сына воеводы утробным звуком.
– Тебе не выбраться из этого болота. Зря ты пришел в чужой лес…
Глава 43. Отчаяние.
Отчаяние бывает и у злодея. Свенельд остался жив, но пережил своего Люта.
Он не хотел тянуться к корягам, что протягивали ему опоздавшие гридни княжича. Только сейчас он осознавал, что было тем единственным, что наделяло смыслом его ненависть. Вовсе не для себя он расчищал путь к варяжскому трону. Все это время он мечтал лишь об уважении и признании заслуг. Но не получил, казалось бы, малого. Его не ценили, в каждом его слове чувствовали подвох, ему не доверяли.
Возможно, это было взаимно, но в этом мире все же был один единственный человек, который верил ему безоговорочно и готов был выполнить любое поручение не за деньги, как это делал наемник, не за страх, как рабы, а просто потому, что знал – отец не посоветует плохого и все делает для своего чада. Они мечтали об одном и том же. Они хотели избавиться от чванливых рюриковичей. И цель эта была как никогда близка…
Воеводу тащили на плаще, ощупывая дно посохами. Потом, когда вышли на сушу, подняли на руки и уложили в повозку. Он стонал, не от боли, а от потери смысла.
– Мы не смогли достать Люта. Его засосало болото, видать запутался в тине… – опустили головы гридни.
Темнело. Эти недоумки не найдут его сына. Да и не к чему… Свенельд не слышал. Он встал, как только понял, что повозка движется по направлению к острогу княжича Олега. Это была не его дорога.
Забрав коня у одного из гридней, Свенельд помчался в столицу. Он был жив лишь телесно. Душа его теперь не просто очерствела, она сгорела как тот тленный гриб, что грызет старую крону проклятого леса, а потом вспыхивает, как искра, и сжигает целый город…
Он стал собственной тенью. Конь нес его, подбрасывая на седле, с каждым прыжком перелистывая безвозвратные страницы его жизни, которая исчезла вместе с Лютом.
Кто виноват в том, что это случилось с ним? Он остался совершенно один. А выродки Святослава все еще были живы, и кичились своим происхождением, как прежде это делал их дед Игорь… Есть и этот байстрюк Владимир, выродок Малуши, которая пренебрегла его словом.
Злодей черпает силы в собственной ненависти. И не уповает на месть Небес. Конь нес его не к столице, а к новому смыслу. И он обрел его, когда оказался на одном из семи холмов. Внизу простирался великий город. Пусть не такой красивый, как заоблачный Царьград, но такой же вожделенный.