— Значит, Ог. — Произнес Светослав. — Ну, что ж… пожалуй, ты убедил меня, Ольсинор. Надо меняться… Вот и внук вперед меня понял важность союза с драконами. Да может оно и правильно, уйти теперь из крепости, — кто знает, как оно все обернется, — тихо добавил князь. — Много народу сюда всякого пособралось, крепость готова к осаде, да только воинов мало…
— Эльфы идут вам на помощь, князь, Свей приведет драконов и разобьем мы вместе рать темную…
Светослав кивал головой, слушая эльфа. Он вдруг встрепенулся, стало заметно, что он очень стар уже, горе сломило его сильно.
— Ты знаешь, Ольсинор, отправил я по заимкам клич, справил отряды малые, которые бы словно из-под земли появлялись бы перед погаными, и терялись вновь, будто их и не было, унося с собой их жизни… Чтобы было им на нашей земле нерадостно, чтоб горела она у них под ногами! Очень мне в том помогли гномы, много ходов тайных они знают…
— То хорошая мысль, Светослав! Это заставит орков метаться в поисках врагов, ожидая их из-за каждого поворота… Замечательно!
— Игорь придумал то, мне же довелось лишь исполнить его волю уже после смерти. Много мы об этом с ним толковали… Он и по лесам нашим везде тайники сотворил с оружием. — Хоть и остра еще была боль, но в разговоре и заботах князь забывался. — Дундарий, со стен известий не приносили?
Домовой выглянул из-за двери и помотал головой. Князь встал.
— Все готово, Ольсинор. Хоть и не можем мы выйти в поле и сразиться, слишком много женщин и детей собралось в крепости, но отпор дать в наших силах. Крепость стоит на обрыве, с этой стороны к нам не подойти, стены крепки не только камнем, но и заветным словом, запасы хорошие сделаны, воды вдосталь… Будем ждать подкрепления, оборону держать, а как драконы придут — выйдем… А там уж в честном бою пускай решится, кому жить на этой земле!
Стали слышны крики на улице. Князь быстро подошел к окну и распахнул его настежь. Люди бежали к крепостной стене… Завея завыла… Дундарий вбежал в залу, крича:
— Мертвые, князь, в доме!!!
Воин в кольчуге поверх меховой куртки, вбежав, сходу крикнул, остановившись на пороге:
— Орки под стенами, князь!
— Ну, стало быть пришли… — проговорил Светослав и уже громче добавил, — Иду, Алекша! До рассвета выстоим, ребятушки, значит еще поживем, родные!!! — крикнул он Алекше, позади которого показался отвратительный призрак.
Но свет, падавший в темный коридор из освещенной залы, ему помешал и он, воя, исчез… чтобы объявиться где-то на темной улице… Истошные вопли доносились оттуда… Люди метались по ночному городу, и лишь немногие, зная заклинание, возвращающее мертвого в могилу, противостояли тем, перед кем у живых всегда был исконный, животный страх…
Эльф и князь, молча, словно поняв друг друга с полуслова, вдруг затянули монотонную песню… Слова ее на эльфийском языке зазвучали очень тихо… Продолжая их повторять вновь и вновь, князь с мечом сына выбежал в коридор… Здесь царила паника… Визг и нечеловеческий вой… Ольсинор следовал за Светославом. Ровное пятно света окружало их — Ог летел рядом.
Заунывная песня, несущая древнее заклятие эльфов, подхватывалась теми, кто знал ее… Монотонный гул, многоголосый и мощный, летел отовсюду… Но если бы этого было достаточно, было бы слишком просто… Надо убить мертвого вновь, чтобы он ушел, а древняя песня не позволит ему больше воскреснуть никогда…
Мертвые вставали из-под земли отовсюду. Подрагивающей походкой их гнилостные тела тянулись вдоль улиц, проходили сквозь стены… Цеплялись за людей и тащили их за собой… Слыша песню, они поворачивали в обратную сторону и снова шли, унося все живое…
Зажженные повсюду факелы чадили, и в свете их мелькали люди… Князь ожесточенно, словно в забытьи, рубил и рубил мерзкие безжизненные тела, которые вставали и вставали перед ним… И шептал, шептал слова древней песни:
Ши ангаларх, дра ангаларх
Ил Драисиве, ил Драисиве…
…в Драисиве — город мертвых, навсегда отправляя одного за другим своих врагов… Ему вторил Ольсинор. Обоерукие воины, они словно прекрасное отражение друг друга, сражались, зная, что сзади друг, который друга закроет даже ценой собственной жизни…
Первые лучи солнца, восходящего над вековым, бескрайним лесом, коснулись крыш города, когда с нашествием мертвецов было почти покончено. Но измученные бессонной ночью жители города и те, кто укрылся в его стенах, обрадовавшиеся рассвету, словно видели его впервые, невольно обращались в сторону крепостных стен…
Раннее зимнее утро. Стены крепости во вздрагивающих всполохах факелов. Непрерывный поток темных кочевников словно черная река течет по дороге, раздваиваясь и окружая будто змеями стены крепости. Далеко… Стрелы не долетят… А враг идет и идет… Слышится визг неведомых злобных животных, которые, проваливаясь по самое брюхо в снег, расползаются по всем полям, лежавшим вокруг города…
Скоро, в считанные часы, Древляна была отрезана от всего мира. Застучали топоры в лесу…
3
Небольшой отряд уходил все дальше от Древляны и к тому часу, когда город был окружен, ровной рысью пересек длинный глубокий овраг, по которому бежал довольно широкий ручей… Там, за его высоким берегом была первая заимка, которая должна была им встретиться на землях лесовичей.
Они уходили на восток, к отрогам Каян. Горная цепь должна была появиться на третий день пути, а пока надо было двигаться вперед и вперед, по возможности без остановок.
Впереди отряда ехал на белоснежном иноходце Рангольф. Сразу за ним, почти след в след, шел другой такой же эльфийский иноходец, на нем ехала Айин. Ее не хотели брать, чтобы не подвергать опасности. Но она оказалась рядом, лишь только миновали излучину Онежи. Рангольф хмуро посмотрел на дочь и ничего не сказал. Если девушка не понимала, как опасно было теперь одной путешествовать по этим местам, то он знал, что не пройдет и часа, как по этой дороге, с которой они сейчас свернут, пройдет темная орда…
За Айин следовал на своем Саврасом Мокша. У лесовичей были широкогрудые, выносливые кони, которые и в бою не испугаются, и в походах не выдохнутся… Следом за Мокшей на слишком рослом для него коне ехал Схлоп.
Свей улыбнулся… Он вспомнил, как в предутренних сумерках, когда все уже были в седле, один Схлоп почему-то все медлил… Он делал какие-то знаки Мокше и злился оттого, что тот его никак не понимал в темноте, еле разгоняемой светляком Ольсинора. Благодаря этим пассам, все обратили внимание на них и теперь недоуменно выжидали, чем же это закончится… Схлоп рассвирипел еще больше. Он вдруг начал в сердцах яростно выкрикивать"… тупые тролли… ехидны вонючие…", но понимая, что все ждут, ушел за свою лошадь и, еще несколько раз тихо выдохнув "ехидны вонючие", сделал какой-то невероятный кульбит… Что там произошло, никто сразу не понял… Только, когда Схлоп свалился словно мешок, громко икнув при этом, Мокша рванул к нему…
После того, как и Мокша скрылся за его лошадью, раздался короткий звук, похожий на удар кулаком, потом сдержанное хмыканье… Через мгновение после этого Схлоп уже восседал, как ни в чем ни бывало, в седле… Никто не произнес ни звука. Лишь время от времени сдавленный приступ то ли смеха, то ли кашля одолевал путников. Схлоп придирчиво принимался всматриваться в него, но безуспешно… Никто не хотел ему напоминать это неприятное для него происшествие…
За Схлопом следовал Умо. Дрод размеренно покачивался на своем вороном жеребце. На голове у него была невысокая конусообразная, лохматая шапка, наверху которой была прикреплена связка змеиных высушенных шкурок. Усохшие головки гадюк на ветру развевались в разные стороны и зловеще постукивали друг об дружку…
Последним ехал Свей на белоснежном скакуне Ольсинора. Они иногда менялись с Мокшей, который время от времени озабоченно оглядывался на парня издалека. Дружиннику не давала покоя мысль, что он увез внука князя без разрешения… Хоть парень уже не юнец, но все же…
Дорога становилась все хуже, превращаясь в еле заметную тропку. Лес здесь был совсем непроходим. Заросли орешника, колючего шиповника, старые поваленные ветрами деревья… Но все бы ничего, только вот лес словно вымер. Ни птица не крикнет, ни ветка не хрустнет. Нехорошо это…
И Мокша, и Схлоп настороженно поглядывали по сторонам. Рангольф же, не оборачиваясь, ехал, и ехал вперед.
Неожиданно он остановился. Мокша мгновенно, словно того и ждал, спешился и подошел к нему. Свей тоже стал пробираться вперед. Тропа была такой узкой, что лошади занимали всю ее ширину. Схлоп же благоразумно остался сидеть верхом, и теперь только вытягивал шею и шипел сквозь зубы:
— Ну, что там?
Мокша вдруг указал на что-то в стороне от дороги и пошел, несильно проваливаясь в неглубокий еще под деревьями снег. Свей догнал его и замер… В кустах были свалены трупы орков. Пятеро…
— Кто такие?
Голос, раздавшийся откуда-то сверху, прозвучал настолько неожиданно, что в руках у всех мгновенно появилось оружие. И только тут Мокша произнес:
— Это свои… Ручьевские…
Над ними, на настиле, еле заметном сквозь ветки кедрача, сидел воин. Он, прищурившись, устало всматривался в их лица, под настилом виднелась прикрепленная веревками решетка с острыми железными зубьями, — приспособа, которая падала на жертву и прошивала ее насквозь. Лесовичи такие ставили на тех тропах, которые вели к границам их края, и в низовьях Онежи, там, где проходили пути кочевников.
— Мокша, ты? — спросил вновь воин и, ловко повисая на сильных руках, спрыгнул вниз. — Что это вы — никак гуляете? — неодобрительно он глянул на красивых, бросающихся в глаза эльфов, задержав ненадолго взгляд на Свее, и уставившись на дрода. — А этот что с вами делает? Дроды пошли на сговор с предателем Браггом!
Мокша словно мимо ушей пропустил довольно грубую речь воина и, кивнув в сторону орков, спросил, понизив голос:
— Это вы так их?
— Да… Всю деревню вырезали, уроды, детей порубали… — лесович махнул рукой, оборвав себя на полуслове. — А ты кто будешь? Больно лицо твое знакомо? — проговорил он, уставившись на Свея.