Темные тени скользили, прячась в только им знакомых трещинах в скалах, они все больше наглели, иногда приближаясь слишком близко. Их останавливало то, что этот человек справился с Мастером. И еще этот меч, — они знали оружие витязей Света. Но он же просто человек, орки видели каждое его движение, ловили каждый взгляд быстрых глаз, и все больше их охватывала злость.
Свей наклонился к ручью и зачерпнул холодной воды, глаза его настороженно проследили за тенью, мелькнувшей за спиной в отражении в стремительных водах ручья. В следующее мгновение, обернувшись и правой рукой выхватив Гнев Света, он рассек туловище первого орка, кинувшегося сзади, а левая рука привычно кинулась ко второму мечу. И вовремя…
Сразу трое темных бросились к нему, мерзко оскалясь и обдав его отвратительным зловонием грязных тел… Отбросив тяжелый кривой меч напавшего слева и оказавшегося слишком близко, князь вторым ударом снес добрую половину его туловища… Руки лесовича замелькали стремительно, не подпуская врага ни на шаг… Сам же, неуловимо подвигаясь вперед, Свей старался уйти от ручья, от его стремительных вод, несущихся шумно рядом…
А из-за каменного выступа появилось еще двое темных.
Правая рука Свея сделала едва заметный выпад, и острый клинок отсек бурую когтистую лапу орка с мечом, кровь хлынула из обрубка, а Гнев Света, обрушился на обезоруженного темного и добил его…
Мечи стремительно летали в его сильных руках. И вот уже последний орк, здоровый словно бык, зарычав, бросился на него. Свею удалось отбросить левым мечом мощный удар его кривого клинка, и Гнев Света, задрожав от ярости, отсек орку голову…
— Князь! — вдруг послышался громкий шепот в наступившей тишине.
Свей огляделся. Никого.
— Князь! Да здесь я! — уже раздраженно зашептал невидимка.
И тут лесович увидел того, кто звал его. Маленький коротышка, высунувшись по пояс, выглядывал из-за большого мшистого валуна и махал ему маленькой короткопалой ручкой.
— Увидел?! Надо же… — проворчал гном, — не прошло и года…
Князь, убрав оружие в ножны, подошел и, подхватив малорослика, посадил его на валун.
— Ну? — спросил он и посмотрел выжидающе.
— Что ну?! — возмущенно пожал плечами гном, — он еще меня и не узнает, точно башню совсем снесло… Прав был хозяин…
— Может ты со мной поговоришь, гном? Я все еще здесь… — улыбнулся Свей этой странной манере разговаривать с самим собой.
Гном снисходительно взглянул на внушительную фигуру лесовича и махнул рукой.
— Что толку с тобой лясы точить? Все одно ничего не помнишь! Луцик я, запомни… Лу-цик, — по слогам повторил он.
Свей пожал плечами и опять улыбнулся.
— Что ты со мной словно с дураком? Луцик, так Луцик… Рад я, что хоть одно человеческое, — он окинул взглядом маленькую фигурку гнома и поправился, — ну или почти человеческое, лицо увидел… Порадовал ты меня, Луцик.
— Порадовал я его, это ты нас всех порадовал! Мастера Ю победил! — шумно оборвал его Луцик и тут же боязливо заозирался. — Уходить надо отсюда, князь! Мастера-то нет, а орки остались, а еще тролли-тупицы, а огры… ох, вспомнить страшно! И кто его знает, какие еще твари объявились в Мерзкой балке, а уже вечер близко… Нам же еще Вражий лес миновать надо до ночи.
На самом деле, солнце уже садилось за вершины гор, и в ущелье становилось совсем холодно. Дул пронизывающий ветер, и летевшие ледяные брызги от ручья пробирали до костей. Сырой, затхлый туман полз по ущелью и медленно заполнял собой все.
— На плечи сядешь? — спросил Свей гнома, — быстрей пойдем.
— Сяду, — невозмутимо ответил малорослик, словно каждый день только и делал, что катался на чьих-нибудь плечах.
Князь легко подхватил его, и уже через мгновение довольный гном покачивался на нем в такт быстрому, размашистому шагу лесовича.
Сумерки сгущались в горах очень быстро. Туман плыл по ущелью, искривляя и без того безрадостные окрестности. Придерживая гнома, который, сгорбившись, покачивался из стороны в сторону, Свей шел и настороженно всматривался в смутные очертания выступавших каменных глыб. Нагромождение их перегораживало почти все ущелье, оставляя лишь узкую тропку вдоль ручья, которая то была сплошь усеяна большими валунами, и тогда идти было трудно, и приходилось иной раз ссаживать гнома и перебираться по очереди, а то была усыпана мелкой, истершейся от времени породой…
Луцик благополучно поклевывал носом, пригревшись на заплечье у Свея, когда земля дрогнула под ногами у лесовича. Гном во сне пробубнил недовольно:
— Эк тебя колдобит…
Но уже в следующее мгновение, проснувшись окончательно, он понял, что что-то происходит, но что, он никак не мог сообразить. Крепко прихватив ноги гнома, лесович торопливо пошел, почти побежал. Оглянувшись, гном охнул:
— Огр!
А Свей вдруг сдернул растерявшегося гнома с плечей, и не очень вежливо сунул его в первую попавшуюся расселину, прошептав:
— Не мешайся!
Луцик и не думал мешаться, он знал, что когда кони бьются, мышам тихо сидеть надобно. Но и мыши тоже чего-нибудь да стоят, думал он, следя с сомнением за тем, как человек принялся карабкаться довольно ловко на скалу.
Фигура Свея скоро исчезла в темноте, а тяжелые шаги огра приближались. В узком ущелье с ним было не разминуться. Его огромное, около четырех метров туловище, еле протискивалось в теснине, отыскивая маленькими подслеповатыми глазками добычу, которую он больше чуял, чем видел. Осыпались камни, огр опирался здоровенными ручищами о скалы, и опускал вниз голову.
Свей сверху видел его жирную шею, которая светлела в сумерках. Тяжелая, вонючая огромная безрукавка, сшитая из цельных шкур черного барана, который во множестве водился в этих краях, была накинута на голое, волосатое туловище. Но вот маленькие глазки отвратительного гиганта скользнули по лесовичу и замерли.
Тяжелый удар мечом в глаз прервал его тяжеловесные раздумья, огр взвыл, эхо его страшного крика покатилось по горам, и огромная ручища ослепшего гиганта едва не сомкнулась, уже почти захватив лесовича в кулак. А Свей, перебросив сильное тело вниз на небольшую терраску, тянувшуюся чуть ниже нешироким выступом вдоль скалы, нанес следующий удар в грудь огра, залитую кровью.
Огр тяжело стал оседать, продолжая размахивать одной рукой. Другая же судорожно скребла пальцами, словно огромными граблями, собирая все на своем пути…
Свею оставалось каких-нибудь несколько метров до расщелины, в которой прятался гном, когда тело огра рухнуло в ущелье окончательно, перегородив собой весь проход. Лесович, поняв, что до гнома ему так просто не добраться, остановился.
— Ну что? Славно мы его! — довольный шепот долетел до Свея.
Луцик браво стоял на огромной туше огра и, отставив ногу, улыбался.
— Ты как успел выбраться-то? — засмеялся Свей.
Он сгреб хихикающего гнома в охапку и, посадив его на плечи, большими шагами пошел по лежащему неподвижно телу, опасаясь, что огр может в любую минуту взметнуться в каком-нибудь предсмертном порыве. И обойти убитого не было никакой возможности…
К счастью, огр был мертв…
Вскоре стали появляться деревья. В их вершинах шумел ночной ветер, стало теплее. Неприветливые горы оставались позади…
2
И уже каменистая осыпь перестала похрустывать под ногами, мягкий толстый слой дерна и опавшей хвои устилал землю. Высокие сосны шумели над головой. Луцик, молчавший долгое время, проговорил:
— Не успели до ночи… Надо ночлег искать…
Свей не хотел останавливаться. Выносливый лесович мог идти еще долго, прежде чем тело его запросит отдыха. И он ответил:
— Зачем?
— Зачем, зачем? — недовольно зашептал гном, — да затем, что опасно во Вражьем лесу по ночам шлындать!
— Кто ж здесь такой опасный? — спросил Свей, не останавливаясь, однако, ни на минуту.
Ему и не хотелось останавливаться, странное чувство, что где-то его ждут, что он непременно должен куда-то вернуться, тянуло его, и он спешил. Хоть и не знал, кто его ждет и где…
А Луцик принялся беспокойно ерзать, кряхтеть и недовольно сопеть. Гном поминутно оглядывался, шарахался от каждой ветки, появившейся перед его носом. И когда в очередной раз он боязливо взвизгнул, Свей остановился.
— Ну, что ты как сорока на колу?! — тихо проговорил он гному.
Тот наклонился к самому уху лесовича и жарко зашептал.
— Здесь леший больно злой…
Свей хмыкнул:
— Леший, говоришь, злой? Не знаю, не знаю…
Он, подняв голову, осмотрелся вокруг. И, подойдя к сосне, вдруг ударил ладонью по ней и проговорил:
— Пусти, я тебе еще пригожусь.
Луцик затрясся весь как осиновый лист.
— Ты чего это вытворяешь, чумовой!? Ты зачем лешего зовешь? — залепетал гном.
А Свей и не знал, зачем он стукнул по стволу, просто где-то в его разорванной памяти теплилось воспоминание об этом… Он вдруг хлопнул с досады себя по лбу. Ему вспомнилось откуда-то, что лешего обязательно нужно угостить, неважно чем, но угостить, и быстро проговорил:
— А хлеб есть у тебя, Луцик?
— Ты что-о-о сейчас еще и есть собрался?! — заверещал перепуганный гном.
Он уже жалел, что послушался Латинду и пошел за Свеем. "Совсем сдурел, как есть сдурел! Кто ж в добром здравии лешего сам звать будет!", — думал он, но все же полез за пазуху, и вытащил припасенную в дорогу и уже изрядно покусанную лепешку.
Тем временем ветер заметно усилился. Сосны зашумели, затрещали ветвями, тяжко скрипя и постанывая дуплистыми старыми стволами, словно живые. Свей положил на заросший мхом пень лепешку и стал ждать, пристально вглядываясь в рисунок ветвей на фоне еще светлого неба.
Холодок пробежал по спине его, а гном, вообще, потерял дар речи и громко икнул, когда сзади раздался старый надтреснутый голос.
— С каких это пор в Овражьем лесу знают, как обходиться надобно со старым лешим? В кои-то веки хлебушком угощают…
Гном вновь громко, во весь голос икнул, а Свей ответил:
— Ты, леший, не гневайся на нас, прими в дар скромное наше угощенье, да дозволь пройти по твоему лесу.