— Слушай, Володя, так я что, по-твоему, тоже маленький Сталин?
— Наверное, зря я так глубоко копнул, раз вы, Семен Николаевич, такой вывод сделали, — засмеялся Фролов. — Ведь вы же здесь Батя, а Сталин был Хозяин. Ведь это же совсем по-другому звучит.
— Ладно, хорошо, что поговорили, — сказал Бурдаков и наполнил рюмки. — Рад, что не ошибся в тебе. Работай, пока не решится твое дело, а решится, тогда еще поговорим…
— Только разрешите и мне тоже тост произнести.
— Валяй, — сказал Бурдаков.
— Предлагаю выпить за то, чтобы у вас, Семен Николаевич, эта стройка не была последней. И на тех, следующих, вы бы снова были начальником строительства. Но только чтобы работали там только одни вольные люди. И чтобы каждый раз, когда вам бы докладывали, что на прием просится только что прибывший субподрядчик по фамилии Фролов, вы бы сразу думали: «Неужели опять он?». И это действительно был бы я. Нравится такой тост?
— Конечно, нравится, — улыбнулся Бурдаков. — Но только я на работе так долго вряд ли протяну, чтобы этого дня дождаться. Тем более что тебя освободят только в 70-м.
— Семен Николаевич, ведь мы же договорились, что я уже почти на свободе. Или передумали? — спросил Фролов.
— Ох, Володя, да кто мы такие, чтобы об этом договариваться… Это здесь я батя, а там — никто, а ты вообще беглый зэк. Так что особо-то воздушные замки не строй. Как говорится, не скажи «гоп», пока не перескочишь. Да, правда, увидели мы отсюда кое-какие перестановки. Ну и что? Так и раньше было, когда новая власть от старой очищалась…
— Нет, не перестановки это. Это начало совсем другой жизни.
— Может, и так, спорить не буду, но только не забывай, Володя, что если тебя в Москву потребуют, а не пришлют сюда оправдательные бумаги, то ехать туда тебе придется в столыпинском вагоне. Тут я тебе ничем помочь не смогу. А тост твой хороший, давай чокнемся.
VI
1953 год. Москва. Октябрь. Свобода.
Фролова предупредили, чтобы он не переживал: купе, в котором его повезут в Москву, хотя и на общих основаниях, то есть в столыпинском вагоне, но все же это будет обычное четырехместное купе. А о том, что вместо стены в коридор будет сетка, Фролов и сам понимал. Человека, который звонил, Фролов никогда не видел, но говорил с ним весело, как со старым знакомым.
— А чего мне переживать? Да хоть бы это и общее купе было, сидячее, я бы и тогда не переживал. Мне главное до Москвы добраться и с делом своим покончить.
В назначенный час и день за ним приехала машина, которая отвезла его к тому месту на станции, где должен был останавливаться последний вагон. Человека, который его сопровождал, Фролов видел впервые. В руке он держал папку, на которой крупными буквами было написано: «Фролов, он же Гладких», а дальше мелкими буквами все остальное, что говорилось конвою в ответ на свою фамилию — имя, отчество, 58–1б, срок, конец срока.
Купе находилось в самом конце вагона и действительно оказалось четырехместным. Все трое его попутчиков оказались москвичами. Двое из них — Артем и Костя — были выпускники авиационного института, который окончили в 46-м, а в 48-м были арестованы по доносу, который был отправлен еще в годы их учебы в институте. Теперешний интерес к ним государства был напрямую связан с темой их общей дипломной работы. Это был самолет на ракетной тяге, для которого Артем сконструировал фюзеляж и крылья, а Костя установил под ними два комплекта конусных сопел. В особо секретном НИИ, куда их распределили, они занимались этой же темой. Все это Фролов узнавал не сразу, а постепенно. Артем и Костя занимали нижние места, и когда Фролов появился, они сидели за столиком (окна, понятно, не было) и вели тихий, только им одним понятный разговор, вычерчивая пальцами какие-то невидимые конструкции на его гладкой поверхности. Поначалу ни тот, ни другой на Фролова не обратили никакого внимания. Особенно когда узнали, что Фролов всего лишь строитель. А узнали лишь потому, что четвертый попутчик, которого звали Леонид, — химик, специалист по ракетному топливу — задал Фролову вопрос, кто он, физик или математик? Когда же узнал, что Фролов строитель, очень удивился, разочарованно вздохнул и сказал, что, должно быть, выдающийся строитель, потому что в том месте, куда они едут, наверняка много и своих строителей. Самая распространенная профессия на земле.
— А как называется тот город, откуда вас к нам подсадили? — через некоторое время спросил Леонид.
Фролов уже переоделся в домашнюю одежду, пристроил на крюк возле двери костюм и пальто. Отправил чемодан наверх, в багажник. Поэтому ответил не сразу, а только после того, как забрался на полку. Леонид терпеливо ждал, и едва узнал название города, тут же возбужденно воскликнул:
— Ангарск?! Тот самый город, куда привезли ворованный завод!
Фролов внимательно посмотрел на Леонида и спросил:
— Вы на войне-то были?
— А надо было? — собственным вопросом ответил Леонид.
— Надо, — сказал Фролов, — чтобы таких слов, которые вы только что произнесли, больше не говорить. Не ворованный завод, а завоеванный. Вы химик и должны знать, что немцы не решились бы на свои войны, если б не научились из угля делать бензин. Вот у них и забрали этот завод, чтобы больше не воевали.
— Ах, вот оно что, — сказал Леонид, гордо приподняв голову. — Вы меня, конечно, извините, но слова, которые вы только что произнесли, могла бы сказать только какая-нибудь законченная советская сволочь. И вообще, Владимир, судя по всему, вы собирались ехать в обычном купейном вагоне. Уж, не на перроне ли вас взяли в приличном пальто, шляпе и с дорожным чемоданчиком из крокодиловой кожи?
Когда Леонид говорил, его глаза были широко открыты, и Фролову казалось, что они по-детски беззащитны. Фролов удивился и задумался.
— Леня, кончай заводиться! — крикнул снизу Артем. — Стройбат все правильно тебе сказал. Сколько раз тебе говорили, чтобы не заговаривался. А вы, Стройбат, чего замолчали? Неужели больше сказать нечего?
— Да вот все думаю, куда послать вашего Леню, — засмеялся Фролов. — Так ведь сетка, не пролезет.
Смеялся даже Леня.
— Спускайтесь оба, чай будем пить.
Фролов спустился вниз с домашней кружкой, ложечкой, пачкой печенья и металлической коробкой с грузинским чаем. Вскоре солдат принес большой чайник с кипятком. Леонид был уже внизу. Поначалу, молча пили чай, потом Артем спросил Фролова:
— Владимир, а вы не знаете, куда нас везут?
— Меня везут на пересмотр дела. А куда везут вас, откуда мне знать?
— А мы думали, что вас везут вместе с нами в шарашку, только не знаем, где она находится.
— Значит, мне сильно повезло, что в этом чудесном купе нашлось место и для меня.
— Вам сильно повезло еще и в том, — заметил Леонид, — что вы не едете на тот объект, куда везут нас. Он очень секретный, и не исключено, что после того, как мы сделаем свою работу, нас всех расстреляют.
— Но только вы, Владимир, особо не радуйтесь. Вас спокойно могут расстрелять и в каком-нибудь другом месте, правда, Леня? — с усмешкой проговорил Костя. — Странно, что ты этого не сказал. А у вас, Владимир, как у настоящей советской сволочи, появилась возможность дать еще один отпор злобной враждебной вылазке…
— Не юродствуй, Костя, — попросил Артем. — А вы, Владимир, не обращайте на них внимание. Костя у нас иногда бывает слишком ироничным, а Леня еще сильно травмированный. У него трибунал двух друзей расстрелял.
— Давно? — спросил Фролов.
— Два года назад, — сказал Леонид.
— Вас судили вместе с ними?
— Вы словно бы с Луны свалились. А как бы еще я мог узнать, что их расстреляли? Артем и Костя думают, что нас ждут большие перемены. Наивные. Сколько еще собак осталось, которые только и умеют, что охранять и хватать нас за ноги.
— Но с другой-то стороны, — сказал Фролов, — если всех начнут расстреливать, тогда и охранять будет некого.
— Я не говорю, что расстреливать будут всех подряд, а только тех, кто знаком с секретами.
— От чего отъехали, к тому и приехали, — развел руками Костя, — тупик.
— Нет, почему же, — не согласился Артем. — Если предположить, что Леонид в чем-то прав, что на фоне перемен расстрелы все еще будут продолжаться, то тогда необходимо понять, какие именно источники энергии будут подпитывать эти действия. Способны ли они набрать такую мощность, которую совсем недавно генерировал всего лишь один человек?
— То есть как это один! — воскликнул Костя. — А Гитлер?
— Ну, ты и сравнил! Гитлер по сравнению с нашим генератором был всего лишь жалким клоуном. На всю планету таким источником энергии мог быть только один человек. А если б вдруг их стало двое — тогда точно тупик. На наше счастье один с другим очень быстро разобрался…
— Не так уж и быстро, — проговорил Фролов.
— Да больше их было, чем двое, больше. И все они теперь здесь, у нас!!! — воскликнул Леня. — Их не меньше десяти осталось, как минимум!
— Ну, вот и хорошо! — согласился Костя. — Значит, нам осталось только спокойно ждать, когда они друг друга перестреляют.
— Ничего вы не понимаете, — вздохнул Артем. — Чтобы эту задачу додумать до конца, хорошо бы подключить к нашему разговору еще двух специалистов, психиатра и физика.
— А где мы их разместим? — спросил Леня.
— Одного на полу положили бы, — предположил Костя, — а другого наверх, в багажник. Чемоданы — в ноги. Артем, физик — это я еще как-то понимаю. А зачем тебе психиатр?
— Физик, чтобы определить, наконец, какую предельную мощность способен генерировать человеческий мозг, а психиатр, чтобы понять, не сходим ли мы все с ума каждый раз, когда начинаем об этом думать.
— Зря вы так упростили задачу, Артем, — серьезно сказал Фролов. — Лично я сразу ощутил, что меня и на самом деле отключили от какого-то мощного источника энергии. Я проверял. Это точно совпало по времени. Я ведь только тогда и понял, что, оказывается, был к чему-то подключен. А уж когда заиграла музыка, тогда все понятным и стало. Тяжесть ушла. И от этой легкости я уже через несколько недель отправил в Москву просьбу пересмотреть мое дело. И вот — еду.