[47]. Деятельность публикан не была прекращена, но за нею был установлен более жесткий контроль. Императоры стали издавать эдикты, направленные против их своеволия. Были введены штрафы за взимание налогов сверх положенной суммы и за применение насилия.
В этих условиях поиск альтернативных откупу источников дохода для публикан стал жизненной необходимостью.
Одним из таких источников помимо ростовщичества стала работорговля. Злостный неплательщик налогов продавался в рабство. Вот вам и побочный доход. Работорговля порой достигала такого размаха, что это даже вредило государственным интересам. Тот же Диодор отмечает случай, когда Никомед III Вифинский не смог прислать вспомогательные войска Марию для отражения нападения кимвров, сославшись на то, что многие из его подданных были обращены в рабство публиканами.
Что касается ростовщичества, то не следует связывать его возникновение лишь с имперским этапом Рима. Оно изначально практиковалось публиканами. Как уже отмечалось, право на откуп государственных доходов продавалось в Риме на торгах. Сама же деятельность по откупу регламентировалась цензорскими законами. «Однако, — замечает Уильям Смит, — народ и сенат иногда изменяли условия, установленные цензорами, ради того, чтобы получить кредит у публиканов». Из того же источника можно почерпнуть сведения о том, что «еще во время Второй Пунической войны, после битвы при Каннах, когда эрарий был полностью истощен, публиканы ссудили государству значительные суммы денег с условием возврата после окончания войны»[48].
При всем этом кредитование, не будучи основным источником дохода, не достигало в республиканском Риме такого размаха, как в имперскую эпоху.
Получается, и кредитование, и работорговля всегда выступали либо в качестве рудиментов откупа, либо в качестве занятий, сопутствующих ему. В то же время известно, что испокон веков это были излюбленные виды бизнеса евреев. Выводы можете сделать сами.
7. Павликиане, или Второе рождение публикан
Не мешало бы поближе познакомиться с верой публикан. На первый взгляд, не совсем уместный интерес, если учесть, что публиканы, как и вообще римляне, по умолчанию полагаются язычниками. Но не все так просто. Если наша версия верна и публиканы — это и есть древние евреи, то они должны были исповедовать что-то вроде иудаизма саддукейского толка. Древнеримская история об этом по понятным причинам умалчивает. Зато в истории Средних веков (VII–IX вв.) можно найти сведения о вере близких им по названию… павликиан.
Предчувствую хор возмущенных голосов. Считается, что название этой секты произошло от имени апостола Павла, на учение которого опирались в своих воззрениях участники секты. Уже одно это (я даже не говорю о расхождении в датах) ставит под сомнение версию о связи ее названия с названием римских налоговиков, происшедшим от другого корня (publicum — общественное имущество).
Однако об опоре на учение Павла говорится как-то неуверенно. В ряде случаев подчеркивается, что это всего лишь предположение. А иногда название секты производят не от имени сподвижника Христа, а от имени армянина Павла — одного из последователей основателя секты Константина-Сильвана.
То есть комментаторы откровенно путаются в показаниях.
Есть еще один нюанс, на основании которого осуществляется привязка павликиан к ап. Павлу. Это совпадение вторых имен некоторых руководителей секты с именами сподвижников апостола. Комментаторами это выдается за сознательное присвоение этих имен в их честь. Есть, однако, повод для сомнений в этом. Ведь у Павла, согласно официальным данным, было двадцать четыре сподвижника, но лишь имена троих из них — Сильвана, Тихика и Тимофея (Эфесского) — были зафиксированы у вождей павликиан.
По степени немногочисленности когорты «тезок», видимо, надо говорить о простом совпадении имен, а не о сознательном их присвоении в честь соратников Павла.
О тождестве или хотя бы о преемственности самих учений Павла и павликиан также говорить не приходится. Многим это дает повод говорить, что павликиане если и отталкивались от взглядов апостола, то основательно их при этом извратили.
В действительности же их вероучение не только с доктриной Павла, но и вообще с христианством (особенно в его современной редакции) имеет мало общего. Да, его выдают за христианство в официальных кругах, но это имеет, скорее, политическую подоплеку. Когда иудаизм перестал был мировой религией, христиане принялись выкорчевывать все, связанное с ним, из анналов истории. Многие проиудейские взгляды были зачислены в разряд христианских или на худой конец раннехристианских. Тем более что сделать это оказалось совсем не трудно. Между ранним христианством и иудаизмом, не обросшим еще Устной Торой и мидрашами, пролегает такая тонкая грань, что обнаружить ее порой не представляется возможным. Этим и пользуются фальсификаторы в целях возвеличивания христианства и удревления его истории. (Впрочем, сейчас надобность в апологетике христианства отпала и комментаторы просто идут по накатанной дорожке.)
На самом деле взгляды павликиан хотя и не совпадали слово в слово с ранней иудейской доктриной, явились все же результатом монотеистического, проиудейского брожения умов. Того самого брожения, на почве которого произросли различные гностические учения, манихейство, маркионитство, ереси катаров и патаренов. На этой же почве, к слову сказать, зародилось и раннее христианство, но оно гораздо дальше других шагнуло вперед по пути преобразования образа Христа, а потому не может считаться проиудейским.
Что касается особенностей павликианства по сравнению с иудаизмом, то они не столь существенны, как это полагают те, кто судит об архаичном иудаизме по его современной версии. Не хочется повторяться, но в те времена он был другим и не факт, что очень непохожим на пав-ликианство. Если же и были какие-то особенности, то их надо отнести на счет издержек устной традиции, во многом благодаря которой и распространялся ранний иудаизм. Ведь письменность в те времена была неразвитой. Эра книгопечатания еще не наступила. Поэтому единой, официальной версии вероучения скорее всего не было. Были его вариации, различающиеся в зависимости от области распространения и особенностей восприятия проповедников. Даже о саддукейском иудаизме, который считался официальной идеологией Иудеи храмового периода, мы не имеем целостного представления и можем судить о нем не напрямую, а лишь по обрывкам фраз из Библии да замечаниям оппонирующих ему писателей вроде фарисея Иосифа Флавия (ок. 37 — ок. 100).
И пусть никого не вводит в заблуждение якобы дуалистическая направленность учения павликиан, несовместимая с иудейским монотеизмом. Как и в ситуации с катарами, «дуализм» как раз и был той искусственной ширмой, которая прикрывала проиудейскую направленность секты. Понятие о «Демиурге» как творце материального мира, используемое павликианами наряду с понятием о «Всеблагом Боге», в несколько видоизмененном виде (satan) присутствует и в иудаизме, абсолютно не нарушая при этом его общий монотеистический дух. Павликиана-ми, так же, как и маркионитами, по соседству с общиной которых в армянской Самосате, кстати сказать, родился и вырос первый проповедник павликиан, Константин, признается, что Демиург — не то же, что Бог, но лишь низшее по отношению к нему начало. Истинный же Бог — один. При этом он неведом и сокрыт, как и полагается старому иудейскому Богу. В диспутах с православными павликиа-не подчеркивали, что они веруют в того Бога, о котором Иисус говорил: «А вы ни гласа Его никогда не слышали, ни лица Его не видели» [Иоан. 5:37].
Чем не иудаизм с его трансцендентным, непознаваемым Творцом? Ту же ситуацию, кстати, мы наблюдали и в случае с римским Юпитером — верховным предводителем божественного пантеона.
Возможно, все это указывает на то, что поздние иудеи, как и ранние христиане, отошли от принципа иерархии богов, характерного для старого монотеизма, слив этих богов воедино и породив многочисленные противоречия, главным из которых является необходимость Всеблагому Богу в одиночку нести ответственность за совершаемые на Земле злодеяния.
Впрочем, далее распространяться об учении павлики-ан нет смысла. Оно по сути ничем не отличается от ката-ризма, которого я уже касался выше, а повторяться не хотелось бы. Тем более что духовная связь между взглядами павликиан и иудеев, как и отсутствие связи между названием павликиан и именем сподвижника Христа, уже налицо. Осталось лишь напрямую обнаружить в павликианах черты грозных налоговиков — публикан. И в этом плане гораздо продуктивней будет отвлечься от религиозных вопросов и заглянуть в историю павликианства как общественного движения.
Первое, что бросается в глаза при таком подходе, — это чрезвычайная воинственность участников этого движения, навевающая ассоциации все с тем же катаризмом. О том, что павликиане изначально представляли собой отнюдь не миролюбивую секту, говорит уже тот факт, что в районы их деятельности византийским императором Константином Погонатом в 684 году была послана карательная экспедиция с целью поимки и наказания основателя секты Константина-Сильвана и его единомышленников.
Последующие события и вовсе обессмысливают применение к павликианам понятия «секты». Руководитель экспедиции, Симеон, поймал и казнил Константина, но очарованный его вероучением, сам продолжил его дело под именем Тита. Видно, «дело» было не таким уж безобидным, потому что уже в 690 году следующий император, Юстиниан II, организовал еще одну экспедицию, которая закончилась пленением и казнью многих участников движения, включая самого Тита.
После этого между империей и павликианами повелась самая настоящая война, причем первая не всегда выходила из нее победительницей.
Можно было бы, невзирая на все это, объяснить нападки византийцев религиозными причинами. Мол, не выносили на дух императоры все то, что противоречило официальной доктрине. Но мы-то с вами знаем, что в любом религиозном споре всегда замешаны материальные интересы. Трудно представить, что необходимость несения огромных финансовых расходов по снаряжению карательных экспедиций могла возникнуть единственно в связи со скатыванием некой группы вольнодумцев на позиции дуализма. Кому какое дело до этого? Неужели в этом мог быть какой-то государственный интерес? Даже для того времени, когда религия имела для людей куда большее значение, чем сейчас, это, мягко говоря, нетипичная ситуация.