— Мне как раз больше нравится, если Шейн будет учиться не в городе, а в соседнем дворе, — сказал Келли. — А то неизвестно, чем он там занимается. А учить кто будет?
— Миссия пришлет учительницу.
— А как насчет школьной программы? — спросил я. — Если все сведется к чтению и письму, то лучше городская школа.
— Что в городе учат — то и у нас, — ответил Макферсон. — Еще чокто просят, чтобы для девочек уроки домоводства были, а для мальчиков — столярное дело.
— То есть девочки будут шить для тебя штаны, а мальчики на лесопилке работать? — уловил идею Келли.
— Да ну, какая лесопилка? Пусть учатся столы да сундуки делать, — возразил Джемми, как-то непринужденно обойдя тему штанов.
— Но ты, конечно, поимеешь с этого выгоду, — ухмыльнулся Келли.
— Я вообще-то домик бесплатно под школу даю, — возразил Макферсон. — И за пошив штанов плачу.
— Очень мало, — сказал я.
— Я не могу больше платить, — ответил Макферсон. — Если я швеям больше платить буду, штаны придется продавать дороже — а за ту цену можно не только у меня покупать.
— А толковее организовать швейный процесс у тебя мысли не рождалось? Только за счет организации производства можно повысить производительность, — сказал я.
— Я к тебе завтра загляну, ты мне расскажешь, как правильно производство организовывать, — ответил Джемми. — А пока не морочь голову. Рождество встречаем, как в прошлом году, в Уайрхаузе, обсуждение, кто сколько чего вкладывает — это с моей миссис… да, собственно, вроде все и обсудили уже, или нет? А если пока вопросов нет, на этом и закончим.
— Еще пару минут, — встал герр Шварц. — Мы будем ставить елку, и завтра вечером приглашаем родителей помочь нарядить, а послезавтра утренник… но вроде об этом все знают? Так вот, мы пригласили на утренник детей Браунов, и если это кому-то не нравится, пусть выскажутся сейчас, а не на празднике.
Келли пожал плечами.
— Детишки Браунов играют на улице вместе со всеми, — сказал он.
— Да я-то не против детей, — сказал Макферсон.
— Мы должны воспитывать детей в христианском духе, — сказала миссис де Туар.
— Кстати, Джемми, а как насчет школы? — спросил я. — Или Брауны все равно будут ходить в негритянскую школу?
— Индейцы, наверное, будут против, — почесав затылок, промолвил Макферсон.
— Интересно: затеваешь школу ты, домик выделяешь ты, а решать, кто в школе учиться, будут какие-то индейцы? — спросил я.
— Школа на Индейской территории, вожди вмешаются, если им что не по нраву придется, — ответил Макферсон. — Я такие вопросы через мою миссис стараюсь решать, у нее родни много, она знает, с кем разговаривать надо. А вообще теперь пусть учительница решает, кого она будет учить.
Рождество в этом году прошло, пожалуй, скучновато.
На роль елки Шварцы назначили небольшую сосенку, которую мы целой толпой ходили выбирать за реку Пото: сам герр Шварц, я, Джейк и Дуглас с Бивером. Мелкое дополнение в виде Джефферсона вилось вокруг нас, жадно вбирая все наши придирки к тому или другому дереву. Остальные дети были в школе и даже не подозревали, что их ждет. Джефферсон, впрочем, тоже представлял весьма туманно.
Пока Шварц увязывал срубленную сосенку, я, недолго подумав, срубил маленькое деревце и для себя — просто для создания новогоднего настроения. Джейк поворчал, что я в немца вдруг превращаюсь, но помог поставить «елку» у нас на «собачьей дорожке». Наряжать я ее не стал, стеклянных шариков, наверное, еще не начали производить, а прочие виды украшательства ностальгию мою не утоляли. Может быть, попозже что-нибудь придумаю.
Шварцы не ставили елку до ужина. Детей сегодня покормили немного раньше и отправили спать, а мы с герром Шварцем установили елку в салоне, который с наступлением холодов начали использовать как столовый зал. В салоне с учетом обеденных столов было тесновато, поэтому елку Шварц решил повесить к потолку вверх тормашками. Отметя мои сомнения, он ответил, что у них на старой родине часто так делают. Он просто перекинул веревку через вбитую в потолочную балку крюк, и привязал елку за комель так, чтобы она свисала ровно, без перекосов, и собирался подтянуть ее повыше, а пока, в опущенном состоянии, ее можно нарядить.
Мисс Мелори и миссис Уильям живо понавязывали на ветки маленьких красных яблочек и конфет в ярких бумажках, мы с герром Шварцем подтянули деревце повыше и закрепили веревку понадежнее.
И всей толпой пошли в Уайрхауз, где уже накрывали большой стол.
Утром меня распинал сонный Норман:
— Ты же у нас отец семейства? Ну так просыпайся и иди исполняй семейные обязанности, а мне дай поспать… Я его уже поднял! — повысил он голос, отвечая кому-то за дверью. — Сейчас он выйдет!
Я сел, потряс головой, пытаясь проснуться, на автомате оделся-обулся, и Норман вытолкнул меня в лапы затаившегося за дверью хищника… вернее, в лапки… а еще вернее, в маленькие, но цепкие и сильные руки миссис Уильямс, которая, не давая мне опомниться, потащила меня к столовой.
В доме Шварцев — чуть ли не единственном на целой улице сегодня пробудившемся, — всё уже было готово. В салоне столы уже были накрыты с расчетом на детишек — все нормальные взрослые проснутся разве что к обеду. Зал был пуст, только через задние двери от кухонной пристройки фрау Щварц заносила что-то из угощения.
Меня затолкали в спальню, где за ширмой уже доводили до кондиции мисс Мелори. Вокруг нее хлопотала миссис Тодд, одолжившая ей свое шелковое платье… ну, насколько я понял из ее реплик: уже не такое модное, да и утянуться в него уже не получается, но это же такой красивый шелк, надо бы подумать, как платье перешить, но в этом диком Арканзасе разве найдешь толковую портниху?
Меня развернули спиной к ширме (наверное, чтобы не подсмотрел чего-то неположенного), зачем-то причесали и засунули в медвежью шубу Бивера, а чтобы я из нее не выбрался, потуже затянули пояс. Бивер заметно выше меня, да и корпусом пошире будет, так что можете себе представить, как я выглядел. Потом меня попробовали увенчать терновым венком… на самом деле, из остролиста, но тоже очень колючим… я воспротивился, поэтому венок возложили на шляпу. Бороду из ваты, которая была прицеплена к венку, из-за этого срочно пришлось приметывать к шляпе. От шляпы мне отделаться не удалось. Ладно, сам виноват, нефиг было лезть с вопросами, когда шла подготовка к празднику. Любопытство наказуемо. Венок так венок.
На этом мой костюм был закончен.
Миссис Уильямс чуть приоткрыла дверь и начала подглядывать в узкую щелочку, что там творится в зале.
В зал тем временем запустили ребятишек, за дверью было шумно, все обсуждали подвешенную под потолком сосенку с яблоками. Младшая девица Шварц авторитетно разъясняла, что это специальное рождественское дерево Die Fichten, на нем на рождество вырастают яблоки и конфеты. Конфетное дерево вызвало интерес, но и недоверие. Кто-то попробовал подобраться к этому таинственному Фихтену поближе, чтобы изучить поподробнее, но герр Шварц с похвальным проворством отогнал естествоиспытателя подальше от веревки, на которой Фихтен висел, и заиграл на скрипочке что-то вроде «О Танненбаум».
— Вы готовы? — подкралась с той стороны к двери старшая фройляйн Шварц. — Можно начинать?
— Да-да, — отозвались из-за ширмы.
Ширму отодвинули, и из-за нее выступил ангел: в том самом голубом шелковом платье, сильно коротковатом для мисс Мелори, с крылышками из нашей лучшей чертежной бумаги, вся опутанная ленточкой, к которой были прикреплены белые ажурные снежинки и желтые бумажные звездочки. На голове у нее была картонная корона, покрашенная бронзовой краской.
Дальше началось действо, сильно смахивающее на родные детсадовские праздники: старшая дочь Шварцев начала вешать какую-то сказочную лапшу на уши детишкам, после чего те дружным хором стали звать рождественского ангела.
Мисс Мелори выпорхнула в зал, объявила, что она рождественский ангел Ла Кристин из Луизианы, прочитала наизусть длинный стих из какого-то прошлогоднего рождественского журнала, показала парочку эффектных химических фокусов, явно подготовленных Элом, и наконец помянула, что ждет не дождется Батюшку Рождество, который вот-вот прибудет из далекой России.
После чего, само собой, заставила детишек звать и его. То есть, конечно, меня.
Я ждал, когда меня вызовут трижды, уцепившись за ручку большого чемодана. Чемодан был потрепан жизнью, но девушки обшили его дерюжкой, обработанной в нашей светокопировальной мастерской. Перед экспозицией они выложили на ткань веточки, бумажные снежинки, звездочки, отчего на готовом изделии появились какие-то белые фигурки на синем фоне — выглядело фэнтезийно, пожалуй. Веке в двадцать первом что-то похожее назвали бы батик, но, если честно, настоящий батик делается совсем не так.
Я наконец выволок из спальни чемодан…
Кто сказал: «Вдруг из маминой из спальни кривоногий и хромой?..»
Никто не сказал, это я сам так подумал и невидимо ухмыльнулся в ватную бороду.
Я прошел с чемоданом к условной сцене, деланным басом прочитал коротенький стишок про себя (то есть про Батюшку Рождество), сел в предложенное мне кресло… небось, любимое кресло герра Шварца, очень удобное.
Детишки, рассматривая меня, смеялись: те, что помладше — от восторга, те, что постарше — надо мной. За их спинами, подпирая стенку, стояли их мамы и тоже смеялись.
Я демонстративно прижал чемодан поближе к ногам и положил на него руку: вроде как не отдам никому. Однако хитрая Ла Кристин начала допытываться, что у меня в чемодане такое ценное.
— Очень ценные вещи, — признался я. — Конфеты… — я сладостно вздохнул, — леденцы… пряники…
— А кому ты будешь дарить эти лакомства? — вкрадчиво спросила Ла Кристин.
— Что значит — дарить? — неприятно удивился я. — Это мои вкусняшки. Я их сам съем!
— Разве ты не знаешь, что на Рождество надо дарить подарки? — спросила Ла Кристин.
— Да нет, на Рождество надо бить детей розгами, — возразил я.