Толпа повалила с баржи меж двух рядов полицейских прямо в пристройку к замку, в лапы таможенных инспекторов, которые начали шмонать чемоданы на предмет контрабанды. В некоторых случаях они производили и личный досмотр, а женщин отводили в сторонку помощницы инспектора.
— Женщины часто прячут на теле целые рулоны кружев, — объяснил Уилсон.
Досмотр багажа иммигрантов в Castle Garden. Harper's New Monthly Magazine, июнь 1884 г.
Прошедший досмотр багаж сдавали в камеру хранения: жетончик с номером навешивали на чемодан, и такой же жетончик вручали хозяину. Освободившись от груза, люди выстраивались в очередь к медицинскому инспектору. На мой взгляд, медицинский осмотр был скорее халтурой: много ли увидишь, когда мимо тебя медленно проходит толпа уставшего от долгих странствий народу? Если бы среди пассажиров были выявлены холерные или тифозные, их и все судно задержали бы еще на Карантинной станции. Но все же кого-то отсортировывали и отправляли на баржу, которая позже отправится на остров Уорд, в госпиталь для иммигрантов.
медицинский осмотр
Прошедшие мимо таможни и медконтроля постепенно втягивались в ротонду, где их рассортировывали в разные отсеки — на англоговорящих и немцев.
— А что, — спросил я, — разве это люди не с одного парохода? Почему тут и англичане, и немцы?
— Добрая половина немцев едет в Америку не прямиком из германских портов, а транзитом через Англию: высаживаются в Гулле, а потом едут поездом до Ливерпуля, — объяснил Уилсон. — Так получается почему-то дешевле, а немцы денежки экономить обожают. Вон посмотрите, вполне приличные вроде господа, могли бы позволить себе билет в каюту и ехать с комфортом, но нет, поехали по самым дешевым билетам… — в голосе Уилсона читалось скорее неодобрение такой прижимистости.
В отделе регистрации он завел нас за перегородку и мы наблюдали процесс без толкотни очереди, со стороны служащих. От клерка требовалось записать имя иммигранта, сведения о семье, если прибыл с семьей, прежнее место жительства и предполагаемый пункт назначения в Штатах. Вроде бы ничего особенного. Однако в очередях попадались весьма странные люди. Какой-то парень в ответ на вопрос, один ли он приехал, ответил: "Вдвоем". Когда его попросили назвать, с кем он приехал, он ответил: "Я и мой ящик". Другой придурок хотел зарегистрировать как людей двух бойцовых петухов.
Регистрация эмигрантов в Замковом саду. Иллюстрированная газета Фрэнка Лесли, 20 января 1866 г.
Мы перешли к регистратору, который записывал немцев, и там его терпение испытывала старуха, которая никак не могла сообщить как пишется ее фамилия. "Так же, как на моем сундуке!" — твердила она. "Да откуда нам знать, который сундук ваш!" — твердил регистратор, однако старуха не понимала возражений: "Мой сундук легко узнать, на нем написана моя фамилия!"
В общем, очереди продвигались не очень быстро, но рано или поздно приезжий проходил регистрацию и шел дальше. Большой части приезжих уже было известно какое-то место в глубине страны, где осели их земляки или родственники, и они шли покупать железнодорожные билеты. Тут тоже очередь могла надолго зависнуть, потому что приезжие плохо представляли себе, как много в Штатах городков с одинаковыми названиями. Мимо Чикаго или Цинциннати, ясное дело, промахнуться трудно, но когда дело касается какого-нибудь Фармингтона, дело начинает казаться весьма трудным, потому что этих Фармингтонов как минимум штук двадцать в разных штатах. "Да… Дада… Дакода? — пытается вспомнить какой-нибудь швед, с которым и без того трудно установить лингвистический контакт, ибо других языков он не знает, а железнодорожные кассиры пока плохо разбираются в скандинавских языках. Швед шарит в необъятных карманах своих штанов и наконец извлекает затертый конверт. "Фармингтон, округ Дакота, штат Миннесота, — с облегчением читает адрес кассир, выписывает билет и с надеждой смотрит на следующего иммигранта: может быть, с этим не будет таких сложностей…
Швед тем временем передвигается к другому служащему, который оформляет багаж, но с этим, слава богу, возни меньше: место назначения написано уже на билете, а чемодан шведа преспокойно отыскивается в камере хранения по номерку. В камере хранения шесть стеллажей, помеченных первыми буквами алфавита, и на каждом по шестьсот мест. И на номерке — буква и номер от единицы до шестисот, так что служителю достаточно просто подойти к обозначенному месту, с гордостью за систему поведал Уилсон. Служитель взвешивает багаж, берет плату по тарифу, выписывает квитанцию, клеит соответствующий ярлык и ставит чемодан на тележку, которую скоро увезут к поезду.
У соседнего окна можно оформить доставку багажа по городу, если приезжий собирается задержаться в Нью-Йорке.
У стойки напротив три окна, где можно поменять иностранные деньги на полновесные американские доллары. Американские деньги у иммигрантов тоже случаются, они, бывает, покупают их еще в Ливерпуле, но и в через обменники Касл Гардена каждый день проходят значительные суммы, ибо двести-триста соверенов или две-три тысячи талеров не так уж редко попадаются у одного человека.
Я завис посмотреть, как меняет деньги один мужичок: когда до него дошла очередь, он снял с себя короткую куртку, потом жилет, потом начал расстегивать клапан штанов, чтобы добраться до загашника, который хранил, похоже, под нижним бельем. Наконец он вытащил пропотевший за время путешествия сверток, развернул его и начал отсчитывать засаленные бумажки.
— Вот это штаны! — восхитился Уилсон. — Это где же такие носят? — он оставил нас, чтобы прибиться поближе к мужичку. Штаны, кстати, такой конструкции я в Штатах пока не встречал, хотя вообще-то ничего особенного в них не было: это было что-то вроде комбинезона на лямках, который доходил почти до подмышек.
— Надо бы Келли предложить шить похожие, — задумчиво проговорил я.
— Зачем? — удивился Дуглас.
— А удобно, когда работаешь согнувшись. Поясница всегда прикрыта, не продувает…
Дуглас хмыкнул с большим сомнением.
— Это норвежец, — вернувшись, сообщил Уилсон. — Что вам еще показать? Ах да, почта!
Прибывающих в Касл-Гарден могут ожидать письма, которые накапливаются в специальной конторе, и там же специальные клерки помогут написать письмо и бесплатно отправят его друзьям или родственникам в Соединенных Штатах.
— В следующем месяце откроется и телеграфная контора, — сообщил Уилсон. — "Вестерн Континентал" уже согласовал почти все бумаги с комиссарами, дело осталось за оборудованием.
— Ну, это недолго, — отозвался я. — Там шустрые ребята работают.
— Вон там в углу находится ресторан, — повел нас Уилсон.
На мой взгляд, до звания ресторана эта едальня явно не дотягивала, здесь было грязновато, вонюче и шумно. Но по сравнению с трюмом, где все эти люди провели последние две недели или около того, это вполне был ресторан. Изысканной пищи здесь не подавали, верхом кулинарии были пироги, сосиски и колбасы, но зато кофе был горячим, молоко свежим, а хлеб был и ржаной, и пшеничный.
— Самые беспроблемные переселенцы — это немцы, — поведал нам Уилсон. — Спокойные, уверенные в себе люди. Если у кого-то не хватает денег на билет до нужного города, земляки всегда дадут ему денег в долг, и будьте уверены, он вернет деньги при первой возможности. А вот ирландцы народ заполошный. Объяснения вроде и понимают, но постоянно все переспрашивают. И это же самое переспрашивают и у другого служащего… и у третьего… да у всех, кто подвернется, переспрашивают, как будто мы тут их обмануть пытаемся. Но, правда, уполномоченные из немецких и ирландских землячеств тут наравне за порядком присматривают. И их попечением биржу труда открыли для переселенцев… пойдемте, это во дворе, — он вывел нас в тот двор, где мы когда-то ожидали его появления. — Вот здесь любой иммигрант может найти работу. Сейчас, после войны, работы хватает, так что всех, кто сюда обращается, местом обеспечивают. А в войну вот здесь, — он показал на дверь рядом, — был вербовочный пункт. Каждому записавшемуся платили от штата триста долларов, да еще федеральных триста долларов.
— Неплохие деньги, — заметил я.
— Вон там у нас комната свиданий — там ожидают встречающие, они заходят со стороны Бэттери-парка, а служитель выкликает в ротонде имена тех, кого ожидают. А вон там квартирное бюро — мы рекомендуем только проверенные пансионы для приезжих… правда, не все слушают.
Мы выходили за ворота иммиграционного центра с группой приезших уже в сумерках, и какой-то раннер схватил меня на рукав, предлагая самый лучший отель в городе, Zum Goldenen Adler, gnädiger Herr!
— Какой я тебе гнедигер герр! — я выдрал свой рукав из его лапы и спросил у Дугласа: — Здесь какой-нибудь кабак есть приличный? Только чтобы там понаехавших не было, а то сыт я по горло европейцами…
На всякий случай напоминаю, что у меня есть не только этот цикл романов, но и другие произведения. Вот здесь можно посмотреть, что мы с соавтором еще написали https://author.today/reader/9202/888429
Вроде как эпилог
Джейк заглянул в мастерскую, но Эла там не увидел, и решил, что тот, против обыкновения, продрал глаза с утра пораньше и унесся. В комнате было прохладно, потому что Норман предпочитал не переводить дрова на отопление, если ночью достаточно завернуться в пару лишних одеял, ну а топить можно днем, если холод работать мешает. Опять же дрова еще наколоть надо, и Джейк как раз и собирался поручить это ответственное дело Элу. Куда ж он пропал?
Джейк вышел во двор и посмотрел в сторону химлаборатории, она же "сарайчик Эла". Вроде бы никаких признаков жизни там не отмечалось. Джейк прошел к "девичьему" дому, но и там пропажи не нашлось, зато его снабдили большой кружкой горячего кофе со сгущенкой. Тогда в каком-то приступе рассеянности Джейк, попивая кофе, пошел дальше по улице и поздоровался с профессором Адэйром, который тоже пил утренний кофе, поставив стул около своей двери. Потом был дом Финнов, которые явно уже встали, потому что печка у них топилась, но которые на улицу не показывались.