Колиадские женщины будут жарить на веслах.
Это и должно было исполниться по удалении персидского царя.
97. При виде поражения Ксеркс боялся, как бы кто-либо из ионян не посоветовал эллинам или же как бы не вздумали они сами плыть к Геллеспонту для разрушения мостов; он боялся гибели, если будет отрезан в Европе, и потому стал помышлять о бегстве. Желая скрыть это намерение от эллинов и собственных воинов, он велел делать насыпь к Саламину, связать вместе финикийские суда, чтобы они служили мостом и стеной, и готовился к битве, как бы собираясь дать новое сражение на море. Видя такое поведение Ксеркса, все были вполне убеждены, что он серьезно решил оставаться и вести войну; только Мардоний, как наилучше знавший его характер, ничем этим не обманывался.
98. В то же время Ксеркс послал в Персию гонца с известием о постигшем его несчастье. Среди смертных существ нет такого, которое достигало бы места назначения быстрее персидского вестника; так искусно это устроено персами. Рассказывают, что на сколько бы дней ни тянулся весь путь, на всем его протяжении расставляется столько лошадей и людей, чтобы на каждое расстояние в один день пути приходилось по одной лошади и по одному человеку. Ни снег, ни дождь, ни жара, ни ночь не могут воспрепятствовать тому, чтобы каждый из них совершил предлежащий путь с возможной быстротой. Первый гонец передает возложенное на него поручение второму, второй третьему; и так все дальше поручение передается от одного другому, подобно тому как у эллинов совершается ношение факела на празднике Гефеста. Эту почту на лошадях персы называют «ангарейон».
99. Первое полученное в Сузах известие о том, что Ксеркс взял Афины, привело в такой восторг остававшихся дома персов, что они все улицы усыпали миртами, воскуряли фимиам, приносили жертвы и предавались пиршествам. Напротив, второе пришедшее к персам известие так потрясло их, что все они разорвали на себе одежды и разливались в бесконечных воплях и жалобах, причем Мардония считали виновником бед. Так вели себя персы не столько из горя о гибели кораблей, сколько из страха за Ксеркса, и это продолжалось все время до тех пор, пока появление самого Ксеркса не успокоило их.
100. Когда Мардоний увидел, как тяжко удручен Ксеркс исходом морской битвы, он подозревал, что царь замышляет бежать из Афин. Сообразив, что должен будет понести наказание за то, что склонил царя идти войной на Элладу, Мардоний решил, что для него выгоднее попытать еще счастья в битве, в надежде или покорить Элладу, или кончить жизнь с честью в борьбе за великое дело. Впрочем, он больше рассчитывал на покорение Эллады. Обдумав все это, Мардоний обратился к царю с такой речью: «Не печалься, государь, и не огорчайся слишком тем, что случилось. Ибо состязание не бревен, а людей и лошадей решит для нас исход войны. Ни один из народов, которые воображают, что все уже кончено, не дерзнет, сойдя с кораблей на сушу, противостать тебе, равно как не решится на это ни один с этого материка: те, которые сопротивлялись тебе, понесли наказание. Если тебе угодно, мы теперь же нападем на Пелопоннес, а если хочешь подождать, можно сделать и потом. Не теряй бодрости духа! Ибо эллинам нет спасения; они должны стать твоими рабами и заплатить за то, что учинили теперь и прежде; лучше всего поступи таким образом. Если же ты решишься уйти сам и увести с собою войско, у меня готов другой совет, соответствующий и такому решению. Не делай, царь, персов посмешищем для эллинов: персы не причинили тебе никакого ущерба, и ты не можешь сказать, что мы народ трусливый; если трусами оказались финикияне, египтяне, киприоты и киликийцы, то в этом несчастии персы вовсе не повинны. Итак, персы не виноваты перед тобой, а потому послушай меня: если не угодно тебе оставаться здесь, возвращайся в свои владения с большей частью войска, а я с отборными тремястами тысяч воинов обязуюсь поработить тебе Элладу».
101. Ксеркс выслушал это с удовольствием и радостью, насколько можно было радоваться после таких несчастий, и сказал Мардонию, что обсудит положение дела и ответит, то ли он сделает или другое. Когда он совещался с приглашенными персами, то решил позвать на совещание и Артемисию, потому что раньше она одна, как оказалось, понимала, что следовало сделать. Когда Артемисия явилась, царь отпустил всех персов советников и копьеносцев и сказал ей следующее: «Мардоний советует мне остаться здесь и напасть на Пелопоннес. Он говорит, что персы и сухопутное войско ничуть не виноваты в поражении и что они охотно дадут доказательство своей невиновности. Поэтому он советует мне или так поступить, или выражает желание самому покорить моей власти Элладу с отборными тремястами тысяч войска, предлагая мне с остальным войском возвратиться в мои владения. Так как ты давала мне тогда благой совет относительно морской битвы, а именно удерживала от нее, то и теперь посоветуй, то ли мне сделать или другое, чтобы выбрать лучшее решение».
102. Ксеркс спрашивал совета, а Артемисия отвечала ему так: «Трудно, царь, найти мне самый полезный совет для тебя, но при настоящих обстоятельствах мне кажется, что тебе самому следует возвратиться домой, а Мардония, если он хочет и дает такое обещание, оставить здесь, с кем он пожелает. Ибо, во-первых, если он сделает такие завоевания, о каких мечтает, и если осуществятся замыслы, которые он высказывает, то, государь, это будет твоим делом, потому что исполнят его рабы твои. Во-вторых, если бы случилось противное желаниям Мардония, то большого несчастья не будет, потому что уцелеешь ты и могущество дома твоего. Ведь если уцелеешь ты с домом твоим, то эллины многократно и часто должны будут бороться за свое существование, а для Мардония не важно, если бы что и случилось с ним. Потом, если бы даже эллины одержали над ним победу, то еще не были бы победителями, потому что они сокрушили бы твоего раба. Ты сжег Афины, ради чего и предпринят тобой поход, и возвратись домой».
103. Советом Ксеркс остался доволен: Артемисия в своем ответе советовала то, что он и сам думал. Действительно, я полагаю, Ксеркс не остался бы здесь даже в том случае, если бы оставаться советовали ему все мужчины и все женщины: до такой степени он оробел. Поэтому Ксеркс похвалил Артемисию и поручил ей отвезти сыновей его в Эфес: несколько незаконнорожденных сыновей Ксеркса следовали за ним в походе.
104. Вместе с сыновьями Ксеркс послал стража Гермотима, по происхождению педасейца, который среди царских евнухов занимал первое место. Педасейцы живут севернее Галикарнасса. У этих педасейцев, как рассказывают, случается следующее: когда жителям окрестностей этого города угрожает в близком будущем какое-нибудь несчастье, тогда у тамошней жрицы богини Афины вырастает большая борода. Это случалось у них уже дважды.
105. Из среды этих-то педасейцев и происходил Гермотим, который за нанесенную ему обиду отомстил больше всех известных мне людей. Дело в том, что он был взят в плен неприятелем и продан. Купил его житель Хиоса Панионий, который поддерживал свое существование нечестивейшим ремеслом: покупал красивых мальчиков и всех оскоплял, потом отвозил их в Сарды и Эфес и там продавал за большие деньги, ибо у варваров евнухи за их верность во всякого рода делах ценятся дороже, нежели неоскопленные мужчины. Панионий многих подверг уже оскоплению, потому что жил с этого, и, между прочим, Гермотима. Однако Гермотим не во всем был несчастлив: изСард он явился к персидскому царю с различными подарками и спустя некоторое время приобрел у Ксеркса из всех евнухов наивысший почет.
106. Когда царь с персидским войском шел на Афины и находился в Сардах, в это время Гермотим по какому-то делу отправился в Мисийскую область, которую занимают хиосцы и которая называется Атарней, и там встретил Паниония. Он узнал его, говорил с ним долго и ласково, причем прежде всего перечислил все блага, какими благодаря ему пользовался теперь, а потом обещал Панионию сделать ему за это много добра, если он переселится в Атарней со своими родственниками и будет жить там. Панионий с радостью принял предложение и переселился с женой и детьми. Когда Гермотим захватил Паниония со всей семьей, то обратился к нему с такой речью: «Ты, приобретающий себе средства к жизни нечестивейшим занятием, что дурного я сделал тебе, сам я или кто-либо из моих предков, тебе или кому-либо из твоих? За что ты из мужчины превратил меня в ничто? Ты воображал тогда, что скроешь свои деяния от богов? Но боги по закону справедливости предали тебя за твои нечестивые деяния в мои руки. Поэтому не жалуйся на кару, какая последует тебе от меня». Когда после этой грозной речи приведены были к нему сыновья Паниония, сему последнему приказано было отрезать детородные части родным детям, которых было четверо, что он и вынужден был сделать. Потом, когда Панионий исполнил это, Гермотим принудил сыновей совершить оскопление над своим отцом. Такая месть постигла Паниония от Гермотима.
107. Когда Ксеркс поручил Артемисии отвезти сыновей в Эфес, тогда позвал Мардония и приказал ему выбрать себе воинов, каких желает, и постараться совершить дела, достойные речей его. Так прошел этот день, а на следующую ночь вожди, согласно распоряжению царя, направились со своими кораблями из Фалера обратно к Геллеспонту с возможной для каждого быстротой, дабы охранить мосты для перехода царя в Азию. Подплыв близко к Зостеру, где к морю тянутся небольшие мысы эллинского материка, варвары приняли их за неприятельские корабли и отбежали на далекое расстояние; только со временем, узнав, что это не корабли, а мысы, они собрались снова и продолжали путь.
108. С рассветом эллины видели, что сухопутное войско остается на том же месте, и полагали, что флот по-прежнему находится подле Фалера. Они ждали, что варвары возобновят морскую битву, и потому готовились к отражению. Когда же узнали, что корабли ушли, немедленно решили преследовать их; они гнались до Андроса, но флота Ксерксова не видели и по прибытии к Андросу устроили совещание. Фемистокл предлагал направить корабли между островов и в погоне за флотом плыть прямо к Геллеспонту, чтобы разрушить там мосты. Еврибиад высказал противное мнение, говоря, что если они разрушат мосты, то этим повергнут Элладу в величайшее несчастье. Ибо, говорил он, если персидский царь, будучи отрезан, вынужден будет оставаться в Европе, то он постарается не бездействовать, потому что при бездействии никакой успех не будет для него возможен, невозможным сделается и самое возвращение домой, а войско его погибнет от голода; напротив, если он будет действовать неустанно, то все в Европе может перейти к нему, город за городом, народ за народом; они или будут взяты силой, или еще раньше заключат с ним мирный договор; пропитание варварам непрерывно будут доставлять ежегодные сборы плодов у эллинов. Однако ему кажется, что после поражения на море царь персидский не останется в Европе и следует дать ему бежать, пока он не укроется в свою землю; тогда-то, предлагал Еврибиад, следует вести с ним борьбу уже за его владения. Прочие вожди пелопоннесцев присоединились к этому мнению.