Ночи дай голос, ночи – совет, ночи победу дай!
Затем Фемистокл лег спать. Ему приснился сон: змея обвилась вокруг его живота, а потом поползла к шее. Коснувшись его лица, она превратилась в орла, который обхватил его крыльями, поднял и долго нес на себе. Наконец, показался золотой жезл глашатая. Орел поставил его в безопасности, и Фемистокл пришел в себя от невыразимого ужаса и смущения.
Никоген отослал его от себя, причем пустился на следующую хитрость. Все иностранцы, в особенности же персы, страшно, невероятно ревнивы по отношению к женщинам: они строго стерегут не только своих жен, но и купленных рабынь и наложниц, стараются, чтобы никто из посторонних не видел их. Из дома они никуда не имеют права выйти, в дороге же их везут в тщательно закрытых со всех сторон телегах. Точно такую телегу устроили и для Фемистокла, который сел в нее и отправился в путь. На все вопросы встречавшихся по дороге его провожатые говорили, что везут одному из персидских придворных гречанку из Ионии.
27. По Фукидиду и Харону Лампсакскому, Фемистокл приехал к сыну Ксеркса; самого его он уже не застал в живых, но Эфор, Динон, Клитарх, Гераклид и многие другие говорят, что он явился к Ксерксу. Известие, сообщаемое Фукидидом, находится в большем соответствии с хронологией, хотя и оно не вполне достоверно.
Когда для Фемистокла настала решительная минута, он отправился сперва к тысяченачальнику Артабану и сказал, что он, грек, желает переговорить с царем о весьма важных делах, имеющих и для царя огромное значение. Тот отвечал: «У каждого народа, иностранец, свои обычаи. Одному нравится одно, другому – другое; но у всех считается прекрасным держаться, соблюдать свои родные обычаи. Говорят, в ваших глазах нет ничего выше свободы и равенства. Много прекрасных обычаев есть и у нас; лучший из них – чтить царя и поклоняться ему, как образу бога, правившего вселенной. Если ты ничего не имеешь против нашего обычая поклоняться царю, ты можешь увидеть его и переговорить с ним, иначе должен обратиться для переговоров с ним к посреднику: по обычаю предков, царь может говорить только с тем, кто пал перед ним ниц». Тогда Фемистокл отвечал: «Я приехал сюда, Артабан, для того, чтобы увеличить славу и власть царя, и сам исполню ваш обычай, раз того хочет бог, желающий возвеличить Персию, – благодаря мне царю будут поклоняться еще больше, чем поклоняются теперь. Таким образом, это нисколько не помешает мне переговорить с царем согласно моему желанию». – «Как же твое греческое имя, – спросил Артабан, – как доложить нам, кто приехал? Судя по твоим словам, ты человек неглупый». – «Об этом, Артабан, узнает прежде всего царь», – отвечал Фемистокл.
Так пишет Фаний. По словам же Эратостена, в его книге «О богатстве» свидание Фемистокла с хилиархом и знакомство его с ним устроила жившая у последнего эретриянка.
28. Когда Фемистокла ввели к царю, он пал перед ним ниц и, поднявшись, встал, не говоря ни слова. Царь приказал переводчику спросить его, кто он. На вопрос переводчика изгнанник отвечал: «Я, царь, афинянин Фемистокл. Я явился к тебе беглецом, преследуемый греками. Я сделал персам много зла, но еще более – добра; я помешал им преследовать вас, когда после спасения Греции безопасность моей родины дала мне возможность оказать некоторого рода услугу и вам. Теперь я несчастен и готов на все. Я приехал к тебе и намерен принять от тебя знаки милости, если ты великодушно простишь меня, и просить о пощаде – если помнишь зло. Ненависть ко мне служит доказательством, что я сделал добро персам. Советую тебе воспользоваться нынешним моим несчастьем лучше для того, чтобы показать свое доброе сердце, нежели выместить свой гнев. Если ты дашь мне приют, ты дашь его человеку, искавшему у тебя защиты, велишь казнить – казнишь врага греков!» Фемистокл желал доказать, что он говорил по внушению свыше, – он рассказал о сне, который видел в доме Никогена, и об оракуле Зевса Додонского, оракуле, где Фемистоклу был дан совет «отправиться к человеку, носящему имя, одинаковое с богом». Он понял, что его посылают к персидскому царю, так как оба, царь и бог, заслуженно называются «великими» царями.
Царь не ответил на его речь ни слова, хотя и дивился его уму и смелости, только стал хвастаться перед своими приближенными своим замечательным счастьем и обратился молитвой к Ариманию, чтобы он всегда внушал врагам царя мысль изгонять лучших между ними людей. Затем, говорят, он принес богам жертву, тотчас отправился на пир и ночью спросонья три раза вскричал от радости: «Афинянин Фемистокл в моих руках!..»
29. Ранним утром он пригласил к себе своих приближенных и приказал ввести Фемистокла, который не ждал ничего хорошего: когда узнали, кто он, он заметил, что придворные стали враждебно относиться к нему и оскорблять его словами; кроме того, когда Фемистокл проходил мимо тысяченачальника Роксана, последний тихо вздохнул и среди глубокого молчания в присутствии царя проговорил: «Коварная греческая змея!.. Сюда привел тебя добрый царский гений!..»
Ожидания Фемистокла не оправдались. Когда он явился перед царем и вторично пал ниц в его присутствии, тот ответил на его приветствие и ласково заметил, что успел задолжать ему двести талантов: Фемистокл сам привел себя, поэтому награду, назначенную за его поимку, следует получить ему. Царь обещал ему еще больше, советовал ничего не бояться и позволил свободно говорить о Греции все, что знает. Фемистокл ответил, что «человеческая речь – пестрый ковер; когда он разложен, его узоры видны, но если его сложить, – их не заметно, их как будто не существует, поэтому ему нужно выждать время».
Царю понравилось его сравнение, и он велел ему назначить срок. Фемистокл попросил год сроку и, порядочно выучившись за это время по-персидски, разговаривал с царем без посторонней помощи. Со стороны можно было подумать, что они говорят о греческих делах. В это время при дворе и, между прочим, в составе приближенных царя произошли большие перемены, вследствие чего придворные возненавидели Фемистокла, – по их мнению, он решился переговорить откровенно с царем и о них. Кроме того, почести, оказываемые ему, не имели никакого сравнения с почестями, оказанными другим иностранцам. Он, например, мог участвовать в охоте и домашних развлечениях царя. Он был представлен даже царице-матери и сделался у нее домашним человеком. По приказанию царя его посвящали также в учение магов.
Когда царю спартанскому Демарату было позволено просить себе какой-либо милости, он стал просить, чтобы ему дали право надеть царскую тиару и въехать в ней в Сарды. Тогда двоюродный брат, Митропавст, дотронулся до головной повязки Демарата и сказал: «Здесь нет мозга, и тиаре придется покрывать пустоту. Будь у тебя хоть молнии, ты все равно не был бы Зевсом». Царь рассердился на Демарата за его просьбу и приказал прогнать его. Казалось, он будет неумолим в отношении его, но Фемистокл попросил за него, и царь объявил ему прощение.
Говорят, позже, когда Персия завязала с Грецией более тесные отношения, персидские цари, нуждаясь в ком-либо из греков, в письме к нему каждый раз обещали, что он будет у них в еще большей чести, нежели был Фемистокл. Про самого же Фемистокла рассказывают, что когда он успел стать влиятельным человеком и сделался предметом заискивания многих, то, садясь однажды за роскошный стол, сказал своим детям: «Дети, мы погибли бы, если бы не погибли».
Почти все писатели передают, что ему даны были три города – Магнесия, Лампсак и Миунт – на «хлеб», «вино» и «приварок»; Неант Кизикский и Фаний говорят еще о двух – Перкоте и Палескепсисе, на «перину» и «одежду».
30. Когда он отправился к берегу моря ради выполнения обещаний, данных им царю относительно Греции, перс Эпиксий, сатрап Верхней Фригии, составил план убить его при приезде его в город Леонтокефал, для чего давно держал наготове нескольких пизидов. Но когда Фемистокл лег в полдень спать, говорят, ему явилась Кибела и сказала: «Берегись, Фемистокл, львиной головы, чтобы не попасться льву. Отдай мне за мою услугу Мнесиптолему жрицей при моем храме». Испуганный Фемистокл обратился к богине с молитвой, свернул с большой дороги, выбрал другую, в объезд, миновал то место и уже ночью остановился на ночлег. Одна из лошадей, везших палатку, упала в реку, поэтому рабы Фемистокла развесили мокрое полотно палатки для просушки. В это время подошли вооруженные пизиды. Заметив при лунном свете развешанное полотно и не разглядев хорошенько, что было перед ними, они приняли его за палатку Фемистокла, которого думали найти в ней спящим. Едва они подошли ближе и приподняли полотно, караульные бросились на них и схватили. Спасшись таким образом от опасности, Фемистокл, удивленный явлением богини, выстроил в Магесии храм Кибеле и поставил жрицей в нем дочь свою, Мнесиптолему.
31. По приезде в Сарды он занялся на досуге осмотром их великолепных храмов и множества находившихся в них приношений и вдруг увидел в храме Кибелы медную статую «водоноски» в два локтя вышины, которую он сам поставил в Афинах в бытность свою смотрителем за водоснабжением за счет штрафных денег с воровавших воду, отводя ее посредством труб. Жаль ли стало ему, что эта статуя находится не на родине или он желал показать афинянам, каким уважением и влиянием пользуется он у царя, только он подал сатрапу Лидии просьбу вернуть статую девушки в Афины. Перс рассердился и пригрозил написать царю. Тогда Фемистокл обратился к помощи женщин гарема и, задарив жен сатрапа, склонил его на милость. С тех пор он стал вести себя осторожнее во всем, опасаясь, кроме того, зависти персов, – он не скитался по Азии, как пишет Теопомп, а жил в Манесии, получал богатые подарки и пользовался почетом наравне с персидскими сановниками. Он долго жил спокойно – персидский царь был занят внутренними делами и не имел времени заниматься внешними. Но когда восстали при поддержке афинян египтяне, когда греческие триеры появились в виду берегов Кипра и Киликии, Кимон же сделался хозяином на море, тогда царь решил объявить грекам войну и положить предел их успехам. Уже его войска двинулись в поход; сатрапы разъезжали с места на место, точно так же и в Магнесию к Фемистоклу стали являться посланцы царя, от его имени приказывавшие Фемистоклу исполнить обещания, данные им относительно Греции.