— Как дела, фрейлейн? — спросил Штуммер, воспользовавшись тем, что Леон увлекся разговором с розоволицым полковником.
— Прекрасно!
— А я не знал, что вы столь близкие подруги с будущей фрау Фолькенец!
— О нет! Мы всего лишь однажды вместе сидели в ресторане.
— Как вам нравится господин Тюллер? Вы знаете их историю?
— Да! Очень трогательная история. Они как будто случайно встретились после долгой разлуки, верно?
— Случайно? — Штуммер иронически поморщил лоб. — Одесса не Берлин и даже не Дрезден. Если два раза пройтись по Приморскому бульвару, можно встретить даже свою давно умершую бабушку. — Он засмеялся и поднял бокал. — Давайте выпьем наш сепаратный дружеский тост. Ведь мы имеем на него право!.. Наша дружба, быть может, коротка, но глубину ее, кроме нас, никто не измерит… Пью за вас, фрейлейн, за вашу сильную волю. О, в ней я уверен… И… за наше сотрудничество!..
Как раз в момент, когда Штуммер повел на нее наступление, Леон словно забыл о ее присутствии. Дался ему этот полковник!
— За вас, господин Штуммер! — Она подняла бокал, пригубила и поставила на место.
— Ну, это нехорошо! — запротестовал Штуммер. — У вас, русских, так не полагается. За дружбу надо пить до дна…
Он заставил ее выпить.
— Мы сегодня будем пить! Много пить! — Штуммер снова разлил вино по бокалам. — Я прощаюсь со своим большим другом. А в наше время друзья особенно нужны. У вас есть друзья, фрейлейн?
— Конечно, и немало, — сказала Тоня, поднимая бокал и вызывая этим Штуммера к ней присоединиться. — Мои друзья — все, кто сидит за этим столом!..
— В таком случае, я пью за великого дипломата. И завтра утром, фрейлейн, назначаю вам свидание… Надеюсь, вы не откажете?
Леон вдруг оборвал разговор с полковником и обернулся:
— Штуммер! Вы ведете себя не по-джентльменски! — полушутя, полусерьезно заметил он.
— Не сердитесь, Леон! У нас с фрейлейн самые дружеские отношения. Я всего лишь прошу ее перевести мне парочку русских документов.
Морская даль за окнами уже тяжелела под грузом сгущающихся сумерек. Где-то вдалеке вспыхнул огонек, померцал и потух. Нет, это еще не сигнал. Для сигналов время не наступило.
Обед, к счастью, затягивался. Фон Зонтаг несколько раз сердитым движением отстранял блюда, которые ему с вежливой настойчивостью подносили официанты. Штуммер занялся своим соседом, недавно вернувшимся из поездки на фронт. Оба потихоньку ругали румын, которые-де не проявляли должной стойкости.
Леон, конечно, все слышал, но демонстративно разговаривал только с толстяком, рассказывал ему о Констанце, куда тот собирался в командировку.
И Тоня оказалась бы в полном одиночестве, если бы вдруг Зина, которой, очевидно, тоже наскучили мужские разговоры, неожиданно не подошла к ней сзади.
— Пойдем поболтаем? — сказала она непринужденно. — У мужчин свои дела, — тоска!
Штуммер отодвинулся от соседа и тревожно взглянул на Фолькенеца, стараясь понять, как тот отнесется к неожиданному поступку Зины. Но Фолькенец, казалось, даже обрадовался, что теперь сможет разговаривать со своим собеседником более откровенно.
Когда за женщинами закрылись двери, Леон обернулся к Штуммеру:
— Что поделаешь! Наше общество дамам явно наскучило.
Штуммер, уже опершийся о край стола, чтобы подняться, передумал и попросил Леона передать ему бутылку рома…
Женщины прошли в гостиную, уселись в кресла друг подле друга, и тут Зина преобразилась.
— Ну, ты довольна, а? — с иронией спросила она. — Какие высокие гости! Не правда ли, чудесная помолвка?
— Прекрасная!
— Ты, понятно, меня осуждаешь. Жена фашиста!
Тоня промолчала. Сейчас все что угодно, только не ссора!
Зина коротко засмеялась:
— Молчишь? И все же я считаю, что лучше стать женой немецкого офицера, чем играть твою жалкую, низкую, холуйскую роль!
— Ты позвала меня для того, чтобы оскорблять?
— Молчи и слушай! Я не хочу, чтобы на мне была твоя кровь! Я много знаю, в частности и то, что в этом доме Штуммер устроил для тебя ловушку. Но я еще в силах спасти тебя. Учти, это твой последний шанс! Поднимись по боковой лестнице на второй этаж. В боковой комнате висит платье кухарки, которая сейчас хозяйничает на кухне. Переоденься и исчезни. Немедленно! Ты поняла, о чем я говорю?
Тоня молча смотрела в окно. Где-то совсем рядом был Егоров. Рядом — и так бесконечно далеко!
— Почему ты молчишь?! — Зина оглянулась на дверь в столовую: каждое мгновение кто-нибудь мог войти. — У тебя остались считанные минуты. Быстрее поднимайся наверх, а я пока займу Штуммера разговором.
— Спасибо, Зина, но я останусь.
— Останешься? Значит, я ошиблась! Тогда, после встречи в ресторане, я много думала. И мне показалось, что, может быть, ты действительно просто запутавшаяся и несчастная девушка. — Вдруг она отчаянным движением рванулась к Тоне и зашептала: — Или ты мне не веришь? Тогда пойдем, я сама провожу тебя! Я выведу тебя за ворота.
— Нет, я тебе верю, — проговорила Тоня, понимая, что порыв Зины искренен, она действительно хочет ее спасти.
— Веришь? — снова спросила Зина.
— Да, верю!
— Ну, тогда ты достойна только смерти!
Тоня содрогнулась от ненависти, которая звучала в каждом Зинином слове, а оттого, что Зина говорила тихо, ощущение безысходности усиливалось, хотелось заткнуть уши и крикнуть: «Замолчи!»
— Я хотела спасти тебя, но ты этого не стоишь! Ты согласна на все условия Штуммера! Ты и меня парализовала, лишила возможности хоть как-то искупить вину. Да, Штуммер может гордиться своей работой.
— Не только Штуммер, но и твой будущий муж, — добавила Тоня.
— Мой муж? Какой муж?! — Она словно только сейчас осознала, что происходит, и в отчаянии протянула к Тоне руки: — Умоляю! Беги. Это нужно мне, чтобы жить дальше! Слишком долго я была слабой…
— Я хотела бы сама поговорить с твоим Эрнстом, — сказала Тоня. — Это возможно?
— Хочешь меня предать?! — В руке Зины сверкнул никелем маленький пистолет, который она быстрым движением достала из складок платья. — Если ты посмеешь хоть слово сказать Эрнсту, я тебя пристрелю!
— Нет, поверь, что тебе ничего не грозит. Я хотела лишь спросить, что меня ожидает.
— Об этом узнай у Штуммера! — Зина стала торопливо поправлять прическу. — Ну вот, поговорили по душам, как самые близкие подруги, — горько усмехнулась она и быстро вернулась в столовую.
Тоня почувствовала, что ее оставляют силы. Столько бороться, принести столько жертв — и в самый критический момент ощутить полное бессилие!
Чей-то голос тихо окликнул ее:
— Тоня!
Она испуганно оглянулась. На пороге двери, ведущей на веранду, стоял Тюллер. Он поманил ее к себе, и, когда она приблизилась, тихо сказал:
— Окно в гостиной не раскрывай! К вечеру охрану усилили. Во дворе еще четверо эсэсовцев с ручным пулеметом. Если тебе удастся отделаться от Штуммера, отправляйся на Ближние Мельницы, дом пятнадцать. Пароль: «Одолжите щепотку соли». Отзыв: «Соль нынче дорогая». А сейчас — быстро к гостям!
Тоня направилась к столовой, но дверь распахнулась, и показался Леон:
— Что случилось? Ты на меня обиделась?
— Нет, Леон. Просто немного разболелась голова.
— После разговора с Зиной?
Леон хотел сказать что-то еще, но тут послышался веселый голос фон Зонтага:
— Господа! Я не представляю себе веселья без танцев!
Розовощекий полковник поспешил к роялю, Штуммер быстро подошел к Тоне:
— Первый танец, фрейлейн!
— Нет уж, Штуммер! Первого танца я вам не уступлю! — грубовато отстранил его фон Зонтаг. — Здесь все равны! Поэтому спросим фрейлейн, кого она выбирает своим партнером.
— Конечно, вас, генерал!
Тоня улыбнулась, и Штуммер поспешил отойти к окну. Он стал рядом с Леоном, тот дружески его потрепал по плечу:
— Вам сегодня не везет, Штуммер!
— Вам тоже, — нашелся тот.
Полковник играл на рояле нечто стремительное, шумное.
Фон Зонтаг оказался прекрасным танцором. Фолькенец, последовавший его примеру, вел Зину со старательностью школьника, который боится отдавить ногу своей партнерше-девочке.
Сквозь раскрытую дверь в столовую Тоня из-за плеча генерала взглянула на стенные часы. Половина десятого!..
— Простите, генерал… У меня закружилась голова!
Фон Зонтаг подвел ее к креслу и усадил.
— Хотите вина?
— Нет, нет, спасибо. Я посижу…
Фон Зонтаг тоже взглянул на часы и сокрушенно покачал головой:
— Господа, прощайте! Увы, я должен спешить!
Музыка резко оборвалась. Все офицеры встали. Фон Зонтаг поцеловал руки дамам и направился к выходу. Но в дверях обернулся, о чем-то вспомнив.
— Фолькенец, я забыл вас спросить: вы подготовили мне карту, о которой я вас просил?
Фолькенец медлил с ответом. Вопрос генерала застал его врасплох и сразу заставил сосредоточиться.
— Утром представлю, господин генерал!
Сопровождаемый полковниками, фон Зонтаг быстро вышел. Фолькенец, Зина и Тюллер спустились во двор, чтобы его проводить. А Штуммер угрюмо присел к роялю и одним пальцем стал барабанить какие-то примитивные мотивчики.
Что это? Одна точка… вторая… третья… Сигнал!
— Что с тобой, Тоня? — тихо спросил Леон. — Нельзя же так обнаруживать свое волнение. Ты только вредишь себе.
— Мне душно, Леон. Давай и мы выйдем на воздух. Видимо, я немножко перепила…
— Но у моря прохладно, а твой палантин остался дома, — попытался он развеселить Тоню.
— Если станет холодно, мы вернемся.
Они спустились по ступеням веранды. Из темноты их окликнул Фолькенец.
— Леон! Вы тоже нас покидаете? Не торопитесь! Проведем еще часок-другой в узком кругу…
— Нет, нет, мы скоро вернемся! — Леон взял Тоню под руку. — Осторожно! Ох, уж эти бальные платья!
У калитки по-прежнему дежурили автоматчики. Часть охраны, очевидно, уехала вслед за машинами фон Зонтага и полковника, остальные же покинут свой пост не раньше, чем дача опустеет.