— Так это вы? Проходите, поужинайте снами.
Однако особой сердечности в ее голосе не слышалось.
В комнате за столом сидел Егор. Он приподнялся и молча пожал руку Юрию. Галина захлопотала, достала из буфета еще одну тарелку, вилку, стакан. Юрий хотел отказаться, но было уже поздно — в тарелку положили жаркое. Кроме того, он хотел есть, и выдерживать в таком состоянии служебную дисциплину было очень трудно.
— Как продвигается дело? — поинтересовалась Галина. — Вы не пьете, верно? Тогда, может, компоту? Днем сварила, уже остыл.
Комендант по-хозяйски налил себе водки, Галина к нему присоединилась, звонко чокнулась:
— Будем здоровы.
И, легко опрокинув рюмку, пожаловалась Юрию:
— Как бешеные все стали, покоя не дают! То месяцами белье не меняют, а сейчас лето, жарко, так теребят меня чуть не каждый день. Замучили! Я уж жду не дождусь, когда мне квартиру дадут, немедленно уволюсь из этого дурдома. Егор, не спи!
Комендант клевал носом. Он извинился и переместился из-за стола на диван. Там разлегся, будто у себя дома.
Юрий остро чувствовал, что нарушил интим обстановки.
Он уже не удивлялся, почему вахтер велел стучаться в дверь к этой парочке, и решил не задерживаться здесь.
Его просьба — дать ключ от мастерской — как будто удивила Галину. Она протянула:
— Меня уж ноги не держат, а за ключом на первый этаж идти. Вы все ходите, ходите… Опять что-то искать будете?
А услышав, что ему нужны три ключа на связке, усмехнулась:
— Скажите мне спасибо, я их прибрала. Хотела все-таки найти, кто это заказал. Никто не сознался. Видно, Степа со стороны работу брал. Берите их, если вам нужно.
Только потом, если кто их потребует, я на вас сошлюсь.
Не желаю отвечать.
Ключи хранились у нее в ящике стола. Вручая их, Галина спросила, можно ли быть уверенными, что Степана не выпустят.
— А почему это вас волнует? — спросил Юрий, укладывая ключи в пакет.
Галина пояснила, что пора заполнять ведомость на зарплату, а если Степан сел прочно, то и зарплату ему нечего начислять.
— Мы его уволили приказом, за прогулы, — сказал Егор, разлепляя сонные глаза. — Но он все-таки работал до двадцать седьмого. Куда эти деньги девать?
Он вступил в пререкания с Галиной. Та требовала, чтобы никаких денег Ватутину не начисляли — он и того, что уже получил, не заработал. Егор возражал — дескать, по трудовому законодательству они не имеют права так поступить. Юрий поспешно попрощался и оставил начальственную парочку, которая уже начинала кричать.
С первого взгляда были видно, что ключи, привезенные из общаги — точные близнецы ключей Анастасии Мулевиной. Поддельный комплект выделялся на их фоне довольно грубой работой. Вызвали из камеры Ватутина.
Пока тянулась эта процедура, Юрий сбегал на улицу и купил в киоске булочки и сосиски — было ясно, что с ужином обоим придется подождать. Балакирев в это время вел довольно неприятную телефонную беседу с женой. Та выговаривала ему за очередную задержку на работе и риторически спрашивала — кто будет завтра грузить навоз на даче? Может быть, она с детьми?
— А почему бы и нет? — заявил Балакирев. — У меня тут своего дерьма достаточно.
Жена возмутилась и сказала, что в таком случае она дачу продает. Нет больше сил? Балакирев знал, — что все это — пустые угрозы, что жена трясется над этой дачей, что, конечно, надо бы ей помочь… Но где взять время — вот вопрос. Когда он клал трубку, ему вдруг ясно представился их дачный участок. Сосновый запах в домике, клубничные парники, затянутые целлофаном, яблони… Рядом — речка. И так захотелось вырваться на природу из душного кабинета, что Ватутина он встретил с неприкрытой ненавистью.
Тот совсем исхудал, одежда висела на нем мешком, ворот рубахи потемнел от пота. Он пожаловался на невыносимую жару и духоту в камере, на то, что вторую ночь не спит. Сказал, что он человек больной, они не имеют права его там держать.
— Чем же вы болеете? — бросил Балакирев.
— Да все плохо — сердце, печень…
— О печени раньше надо было думать. Вот, узнаете? — И Балакирев побренчал у него перед носом ключами. Юрий осторожно укусил булочку, не сводя глаз с лица Ватутина.
Тот смотрел на ключи, явно не понимая, чего от него хотят. Потом пробормотал:
— Мало ли… Почему я должен их узнавать?
— Они у вас в мастерской лежали.
Юрий добавил:
— На столе, возле тисков.
Ватутин невероятно оживился, протянул руку:
— Да это же Ольгины ключи! Дайте сюда!
Балакирев отодвинул связку подальше от заключенного, переспросил:
— Ольгины? Вашей дочери? Откуда они у вас? , — Она дала, просила сделать копии. — Ватутин даже просветлел, как будто увидел перед собой не ключи, а живую дочь.
— Когда это было?
— Да тогда же. Мы один раз виделись.
— Пятого мая?
Тот кивнул. В разговор вступил Юрий. Он поинтересовался, зачем Ватутин пятого мая спускался с дочерью в подвал. Он делал ключи?
— Ну да, мы в мастерскую ходили, — радостно рассказывал тот. — Она очень просила сделать при ней, чтобы сразу забрать, значит. Дала эти вот ключики… Или эти? — Он насторожился, увидев, что на столе не одна связка, а три.
Рассказ был короткий — дочь, предварительно попросив у отца взаймы немного денег, достала связку ключей и сообщила, что это ключи Милены, а свои она потеряла.
Теперь ей срочно нужна копия. В металлоремонт обращаться дорого, у нее нет денег. А если отчим узнает, что она потеряла ключи от квартиры — он ей задаст.
— Я ей предложил — давай схожу поговорю с этим гадом! — говорил Ватутин. — Она отказалась. Ну, понятно, выхода у девчонки нет, скандалить неудобно, живут все вместе… Вот мамаша подсудобила! О дочери-то не подумала, только о себе. Олечка с этим типом намучилась! Так и сказала — побьет он меня, если узнает…
— Значит, она дала вам три ключа и вы сделали с них копии?
— Ну. Там же, при ней и сделал. Только это ключи сложные, видите') — Его темный палец нежно пробежался по бородке одного из ключей. — У меня таких заготовок не было. Я ей сказал — оставь хоть до вечера, схожу в одно место, достану заготовки, все в аккурате обточу. Она — нет и нет. Делай прямо сейчас, да побыстрее… Я и сделал.
Только сказал, что гарантии не дам.
И он, увлекшись любимой темой, пустился в объяснения, почему у него так плохо вышли копии. Один ключ еще так-сяк, но два других… Ватутин гордо заявил, что он спустя рукава никогда не работал, денег даром не брал, так что очень расстроился, что дочь не дает ему времени. Ольга забрала обе связки и убежала.
— Обе забрала? — уточнил Балакирев.
— Обе. Одна, значит, сестрина, другая ее… Я ей сказал на прощанье — если, значит, будут в замках заедать — принеси мне, я подработаю. Но она больше не приходила.
— Так почему же у вас оказались вторая связка, если она обе забрала?
Ватутин осекся, снова рассмотрел все три связки и медленно выговорил:
— Вот не знаю… Я же отдал Олечке…
— Уверены, что отдали?
— Вы со мной так не говорите! — внезапно вспылил он. — Я вам тут не мальчик дался! Отдал я ей все, не знаю, откуда эти ключи взялись Я только по одной копии сделал!
— Удивительно, гражданин Ватутин, вы что-то многого не знаете, — заметил Балакирев. — Откуда у вас плейер — не знаете, откуда взялся нож — не знаете, откуда ключи в мастерской — понятия не имеете. Ключи-то у вас имелись настоящие. Не копии. Может, дочка вам потом вернула один комплект?
— Я ее после пятого не видел, — мрачно ответил Ватутин. Его мгновенное оживление прошло, сменилось вялостью и апатией. Эти перепады были хорошо знакомы Балакиреву. Так вели себя многие подследственные, которые в камере лишались привычных на воле алкоголя и наркотиков.
— Значит, так и запишем, что ключей вам Ольга не возвращала?
— Пишите, что хотите, — уронил Ватутин. И вдруг опомнился:
— А что вы это ко мне с ключами привязались? Опять Алка накатила?! Да что же эта стерва со мной делает! Мало того что жизнь мне сломала — теперь засадить решила?!
— Ваша бывшая жена тут ни при чем. И ключи эти вовсе не от ее квартиры.
— Не от… — Ватутин пытался осмыслить услышанное.
— А от куда?
— Лучше бы вы сами признались. Запишем чистосердечное признание, вам очень пригодится.
— На хрена мне это признание!
— Да не скажите. Дело в том, что ключи эти — от квартиры Мулевина Валерия Львовича. Копия, сделанная вашими руками, до сегодняшнего дня так и лежала у него в квартире А настоящие ключи мы нашли, сами знаете где.
У вас, Ватутин, в вашей мастерской, куда никто, кроме вас, не ходил. А Мулевина убили двадцать пятого мая, вечером Зарезали и ограбили Большую сумму денег унесли, ювелирные изделия прихватили. И зарезали, представьте, тем самым ножиком, который мы взяли из вашей комнаты. Мы этот нож на ваших глазах нашли, отрицать не сможете, никто из нас вам оружие не подкидывал.
Ватутин ошалело водил глазами — с Балакирева на Юру, потом на ключи.
— Вы так и не можете сказать, где провели вечер двадцать пятого мая? Я вас уже спрашивал, но, может, подумаете еще?
— В общаге, у себя, — выдавил тот.
— Свидетели этому есть?
— Отстаньте… Какие вам нужны свидетели? Спросите у вахтера — выходил я вечером или нет.
— Зачем же вам было идти через вахту, да еще на такое дело? — уже не стесняясь, спросил Балакирев. — У вас же рядом запасной выход, и дверь всегда открыта.
Знаете, Ватутин, у меня для передачи дела прокурору уже все есть. Кроме вашего добровольного признания, разумеется. Но признание — дело наживное. Лучше бы вы сами все рассказали. Кстати, Ватутин, куда вы дели такую кучу денег и камушков? Может, тоже в мастерской схоронили?
Токарь-сантехник впал в отчаяние. Он вскочил, перегнулся через стол к Балакиреву, так что того обдало кислым камерным запахом. Юрий спрыгнул с подоконника, но помощь была не нужна Ватутин всего-навсего желал, чтобы его выслушали. Он истошно кричал: