— Ольга могла ей завидовать, — пояснил он. — Черт его знает, какие у них могли быть конфликты. Ты не обязательно могла о них знать. Хотя, если так рассуждать, то это Ольга должна была убить Оксану, чтобы заполучить ее роль… Также посматривай за Ольгой-"парикмахершей". Характер у нее, мне кажется, решительный, агрессивная, явно недолюбливала нашу Ольгу. Кроме того, бывала у нее в доме, учила немецкий. Может, это был такой же предлог, как у тебя?
Наташа несмело призналась, что она тоже опасается второй Ольги. Кроме того, она подозревает, что девица неравнодушна к спиртному — на спектаклях от нее иногда попахивает.
— Кстати, — припомнил Михаил. — Есть у вас такая загорелая, голубоглазая девочка. Роль у нее небольшая, а то бы я помнил имя. Кто это может быть?
— Так это и есть Лиза! — воскликнула Наташа. — Наверное, она. Она у нас сейчас самая черная, родители ее таскают пахать на дачу.
— Та, которая занимала у Ольги деньги? Следи и за ней на всякий случай. Она что-то очень интересовалась тем, кого еще убьют. К сожалению, больше никого назвать не могу.
Кладя трубку, он еще раз сказал себе, что этого мало, слишком мало. Но его насторожило одно совпадение. Милена рассказывала, что человек, затащивший ее в машину, был очень загорелым, с ярко-голубыми глазами. Лиза могла быть приблизительно описана теми же словами — он сам только что это сделал; — Может быть, родственники?
Или отдыхали где-то вместе?
Его мучило какое-то воспоминание, очень важное, как ему казалось… Вертелось рядом, дразнило, но никак не давалось в руки. Тот импровизированный фуршет после спектакля, актеры, рассевшиеся прямо на полу, отделенные от опустевшего зала синим бархатным занавесом…
Милена, снимающая грим. Возбужденная, радостная Ирина. Директриса, сплетничающая о подруге… Когда он прошел на сцену, его что-то удивило. На один миг, он тут же об этом забыл… Тогда бы ему и в голову не пришло пристально следить за актерами — Милена еще не исповедовалась ему, он ничего не подозревал… Но было нечто, связанное именно с ребятами, отчего он на миг удивился. А потом забыл.
"Ирина поехала домой, и вскоре ее убили, — твердил он про себя. — Это был ют самый вечер, когда она умерла Когда ее убили. Как :) то случилось? Предположим, она пришла домой, заперлась, через некоторое время в дверь позвонили… Или стали отпирать без звонка? Нет, так быть не могло, она бы сразу забеспокоилась, вызвала милицию.
Она хранила дома деньги и боялась… А если позвонили и она открыла — значит, открыла кому-то знакомому, «может, актрисе из театра…»
"Нет! — оборвал он себя. — Ты, шахматист несчастный, вспомни личный опыт — все любят повторять ход, который однажды удался. Я знаю, что эти подонки сделали копии ключей от квартиры того несчастного Ольгиного ухажера. Но в его квартире, по словам Милены, была еще и сигнализация — значит, ключи сделали просто для страховки, на тот случай, если бы ухажер сам не открыл. Если те же самые люди решили ограбить Ирину — они повторили бы этот ход. Ключи. Ключи можно выкрасть, сделать копии и вернуть на место. Скажем, во время репетиции.
Тогда понятно, зачем этому мужику была нужна одна из актрис. Ирина все время носилась среди актеров, ее сумка, вероятно, не висела в это время у нее на плече, была вполне доступна. Можно незаметно достать ключи, выйти на минутку из театра, передать их сообщнику. В металлеремонте могут сделать копии за полчаса. Тем же манером ключи возвращаются в сумку. Ирина бы и не заметила. А Ольга ходила на дом к режиссерше, просила вернуть деньги… И видела, откуда та достает деньги! Это было в апреле, они готовились к ограблению давно… Но ключи, вероятно; удалось сделать в самое последнее время — иначе бы они ограбили Ирину еще в апреле!"
Ему стало жарко, он подошел к окну и пошире открыл его. Ни луны, ни звезд Михаил не увидел, значит, небо было в тучах — так темно, что не различишь. Если бы пошел дождь… У Ирины никакой сигнализации не было — Наташа рассказывала, как просто они вошли в квартиру вслед за старухой-соседкой. Значит, было достаточно копии ключей. Но тогда… Тогда убийцам вовсе не нужно присутствие в доме хозяйки! Напротив — они бы постарались обокрасть квартиру, когда Ирины нет дома! Когда они точно знают, что она придет не скоро… Фуршет после репетиции… Фуршет. Ее праздник, с которого она, наверное, ушла одной из последних… Но ведь кто-то ушел сразу после спектакля! Когда он зашел за занавес и увидел актеров с шампанским в пластиковых стаканчиках, он Подумал…
Подумал…
Михаил сорвал телефонную трубку и набрал Наташин номер. Ее позвали с неохотой — видно, эти звонки неизвестного мужчины стали раздражать родителей. Наташа, услышав его голос, испугалась:
— Что случилось? Все отменяется? , — Вспомни, кого не было на фуршете; двадцать восьмого мая? Ваш последний спектакль с Ириной, потом фуршет — вспомни!
— Кого не было? — растерялась она. — Я не знаю, я не помню… Милена ушла пораньше…
— Нет, кто-то ушел еще раньше! Какая-то из девиц, я еще подумал — странно, что она не соблазнилась шампанским!
Наташа запаниковала и обещала вспоминать всю ночь.
Если вспомнит — сразу перезвонит, в любой час. Можно?..
Но он уже вспомнил сам. И покрылся испариной — на эту девушку никто не думал.. Красавица-аристократка. Лена.
— Почему вы молчите? — жалобно спросила Наташа. — Так можно вам звонить ночью?
— Не надо, — опомнился он. — Ложись спать. Завтра все объясню.
Во вторник Анастасия вернулась с работы поздно — ее никто не задерживал, она осталась сверхурочно по собственной инициативе. И уж конечно, не для того, чтобы выслужиться перед Алисой. Настя делала вид, что в упор ее не замечает. Та держалась такой же политики. Ни слова про пистолет, про звонок следователя — Алиса даже не упомянула об этом. И Настя поняла — победа! Почти победа! Во всяком случае, день был явно удачнее вчерашнего. Домой ее привез Петр. Он все еще хмурился, явно прикидывая, какую кару придется нести за умолчание о пистолете. Но Настю, конечно, ни в чем не упрекал. Даже улыбнулся, сказав, что к тому времени, как новая косточка авокадо пустит росток, Настя явно получит повышение по работе.
— Надеюсь, ты меня повысишь раньше, — возмутилась она. — Косточка прорастает месяца четыре!
Они попрощались у подъезда, и Настя поднялась к себе одна. Позвонив в дверь, она обмерла — в ответ раздался знакомый, такой знакомый собачий визг!
— Синатра! — Черный комок выкатился ей под ноги, порвал тонкие колготки, расцарапал лодыжку. Настя схватила извивающуюся, похожую на угря собаку и прижала ее к груди:
— Синатра, надо же!
Колька вопил, пытаясь вырвать собаку и прижать ее к себе. Мать, запирая за Настей дверь, возбужденно рассказывала, как она повела детей гулять в парк, как они увидели мальчишек, которые волокли на веревке таксу, как такса вдруг завизжала и стала грызть веревку.. Мальчишки отдали собаку не без боя, но выхода у них не было — увидев своего прежнего маленького хозяина, Синатра обезумел, стал рваться к Кольке. Пришлось обрезать веревку, иначе собака повесилась бы па ней. Оказалось, мальчишки только что отловили таксу на помойке и гордо повели гулять.
— Две недели где-то шлялся! — Настя наконец отпустила собаку и тщательно ее осмотрела. — Вроде не покусали… Знаешь, надо купить ему таблетки от глистов, мало ли чего он нахватался на помойках, а тут дети с ним целуются…
В дверь опять позвонили — это вернулся из магазина отец. Он был здесь, когда жена прибежала с прогулки, катя коляску с Леркой и волоча за собой мальчишку с собакой.
В руках у отца Настя увидела коробку с тортом.
— Для этого артиста! — торжественно объявил отец и, перерезав бечевку, снял крышку:
— На, лопай! , И собака, не заставляя себя долго упрашивать, поставила передние лапы на край торта и стала есть — из середины. Настя никогда бы не поверила, что отец способен устроить такое безобразие — она-то помнила, как он обиделся, когда собака уничтожила приготовленный для родителей торт. Она и сама тогда возмутилась и даже прибила наглую тварь. Но сейчас с умилением смотрела, как такса ест и толстеет на глазах. Наконец Синатра громко вздохнул и, стуча когтями, отошел в сторонку. Взобрался на кресло, внимательно оглядел собравшихся и сделал вид, что уснул. Один из его обычных номеров — чтобы «не слышать», как его прогоняют с кресла. Но сегодня никто не посмел бы тронуть собаку. Все были счастливы.
Настя возилась с маленькой Леркой, когда к ней в спальню заглянула мать:
— Слушай, как ты считаешь, нужно сообщить следователю, что собака вернулась?
Вопрос Настю рассмешил, но так как дочка уже засыпала, она только улыбнулась и негромко ответила:
— Хотя Синатра и вредина, но огнестрельным оружием считаться не может. Я и так вчера сообщила про пистолет. Может, на свою голову. Этот Валентин Павлович, наверное, до сих пор рвет и мечет.
Валентин Павлович в этот поздний час все еще сидел на работе. Сказать, что он был озадачен — значило мягко выразиться. Вчера он передал данные по пистолету в розыск. Должны были проверить все всплывшее с двадцать пятого мая оружие — бесхозное, конфискованное, найденное, брошенное… Марка была не очень распространенная, и, несмотря на то что серийного номера никто сообщить не смог, Балакирев рассчитывал, что оружие рано или поздно всплывет и будет замечено. Но он и думать не мог, что оно уже приобщено к делу… Правда, совсем к другому.
Справку о «Таурусе» он получил в пятом часу вечера — Балакирев как раз заварил чаю и отдыхал, блаженно вспоминая позавчерашний дачный денек, осторожно поводя сгоревшими плечами — их неприятно раздражала ткань рубашки. Ничего дурного он в эти минуты не ждал. Во всяком случае, ничего особенно дурного…
Выяснилось, что шестизарядный пистолет «Таурус» бразильского производства уже проходил по делу об убийстве или самоубийстве Ирины Сергеевны Гульчук, пятьдесят седьмого года рождения, москвички, руководительницы театра-студии «Жест»…