Должно быть, потому что она хорошо заканчивается. Ослепительным явлением Бога.
А Виравольта, хоть и спас Венецию, все еще ловил таинственного Люцифера, Дьявола, выскочившего из фантазий Данте. Он не знал наверняка, чем закончится их последняя встреча. Так ли уж благополучно завершится его собственная «Комедия»? Он сильно подозревал, что не сможет лицезреть божественное сияние, поскольку его путь заканчивался в круге девятом ада. Должно быть, Венеция была чистилищем лишь для него. А свой рай он обретет, лишь воссоединившись с Анной Сантамарией, его Беатриче. Иным словами, если выберется из этого города живым.
Карлик свернул за угол и вышел на площадь Синьории.
Пьетро ускорил шаг, припоминая каждый этап своего путешествия по лабиринту фантазий Химеры.
Круг первый: Марчелло Торретоне — язычество.
Круг второй: Козимо Каффелли — сладострастие.
Круг третий: Федерико Спадетти — обжорство.
Крут четвертый: Лучана Сальестри — скупость и расточительство.
Круг пятый: Эмилио Виндикати — гнев.
Круг шестой: Джованни Кампьони — ересь.
Круг седьмой: Андреа Викарио — насилие.
Круг восьмой: Франческо Лоредано (неудачное покушение) / Экхарт фон Мааркен — мошенничество, лицемерие и сеяние раздора.
Круг девятый:… — предательство.
После смерти Данте в жизни Флоренции были и другие трагедии. Если власть и начала потихоньку демократизироваться, а сама Флоренция постепенно превращаться в торговую республику, то великая чума 1348 года одним махом опустошила город наполовину. Потом Медичи, семейство могущественных банкиров, крепко взяли город в свои руки. Козимо Медичи окружил себя величайшими художниками своего времени: Донателло, Брунеллески, фра Анджелико. Лоренцо, правивший великим герцогством Тосканским, столицей которого была Флоренция, стал, в свою очередь, покровителем Боттичелли, Леонардо да Винчи и Микеланджело. Город процветал, но фанатичный монах-доминиканец Савонарола создал пуританскую республику. Ему хватило такта сгореть на костре до реставрации власти Медичи, поддержанных папскими войсками и испанскими частями Карла V. Медичи правили еще два столетия, и лишь за несколько лет до рождения Виравольты в Венеции великое герцогство Тосканское отошло Лотарингскому дому.
Химера наверняка рассчитывал найти тут убежище. Хотя бы временное.
Площадь Синьории, вся в башнях, была дорога сердцу флорентинцев. Форум политической жизни. Здесь находился знаменитейший палаццо Веккио, великолепно заново декорированный Вазари и служивший много веков ратушей. Его примечательные боковые башни давно стали символом города. Должно быть, Данте много раз с тоской вспоминал это место. В центре площади на земле была нарисована шахматная доска. С каждой ее стороны стоял трон. Обычно тут разыгрывались довольно специфические шахматные партии: живые шахматы с фигурами из плоти и крови. Симпатичное развлечение в центре города. А в промежутке между этим живые фигуры заменялись деревянными в человеческий рост. Карлик остановился и заговорил с нескладным клириком, сложившим руки на груди и периодически кивавшим на реплики своего маленького собеседника. Пьетро обошел Ладью, затем Слона, наблюдая за карликом на расстоянии. Наконец тот, качнув головой, попрощался с клириком и пошел дальше. Пьетро скользнул между шахматными фигурами, едва не опрокинув пешку, и улыбнулся забытой тут Королеве.
А затем продолжил слежку. Карлик только что вышел на открытую галерею. Пьетро пошел следом, поздоровавшись по пути с «Персеем» работы Бенвенуто Челлини и прочими статуями, которые словно провожали его глазами, наблюдая за тайным преследованием. На углу галереи карлик испарился. Пьетро ускорил шаг. И снова его обнаружил чуть западнее у реки. Ему казалось, будто карлик ходит кругами, но при этом словно бы по спирали. Быть может, он получил такие инструкции. И по дороге встречался с разными людьми: священником на площади Синьории, простым торговцем овощами на берегу Арио, а вот теперь с человеком, похожим на патриция. На мосту Веккио он снова остановился, зачарованно уставившись на драгоценности, выставленные в ювелирных лавках. Пьетро стал на углу моста, за шаландами. И пошел дальше, как только карлик сдвинулся с места.
Прошло еще не менее получаса, прежде чем они добрались до конечной цели. Пьетро, которому уже изрядно надоело это бесцельное блуждание, уже начал было подумывать, что ему дали ложные сведения.
Солнце склонилось к горизонту.
Перед ним в вечерних лучах предстала церковь Санта-Мария Новелла.
Карлик нырнул внутрь, прошел в двойные двери с витражами в готическом стиле над ними и греко-римским куполом. Забавное сочетание, придававшее базилике уникальность. Пьетро некоторое время постоял перед залитым светом фасадом из черно-белого мрамора, казалось, еще хранящим каменную подпись Альберти. Некогда старая ветхая церковь, отданная доминиканцам, когда те обосновались поблизости, теперь Санта-Мария Новелла могла посоперничать красотой и роскошью с собором. Ей доводилось принимать римских пап. Здесь даже проходил собор, когда была предпринята тщетная попытка объединить Восточную и Западную церкви.
Пьетро, стоя на паперти, откинул полу плаща и тронул эфес шпаги.
Затем глубоко вздохнул и двинулся вперед.
Высоко в небе над Санта-Мария Новелла начали собираться облака.
Пьетро со скрежетом распахнул обе створки дверей.
И снова замер.
Потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к полумраку. В глубине, в конце трансепта[33], находился человек. Карлик стоял с ним рядом и что-то ему шептал. Повинуясь жесту мужчины, он повернулся к Пьетро, кивнул и исчез в тени.
Дьявол тоже повернулся и застыл неподвижно.
В дверном проеме на свету четко вырисовывался силуэт Черной Орхидеи. Его рука по-прежнему лежала на эфесе шпаги.
Мужчины некоторое время хранили молчание, затем по базилике разнесся голос Пьетро:
— Почему?
Снова повисла бесконечная тишина. Пьетро повторил вопрос:
— Эмилио… почему?
Песнь XXVIЛюцифер
«Я был тем, что есть вы, вы станете тем, что есть я». Такая вот сентенция была написана над скелетом, изображенным в «Троице» Мазаччо — должно быть, первом крупном произведении, где использовались принципы перспективы. Пройди Эмилио по ней, по третьему ряду левого бокового нефа базилики, вот уж получился бы потрясающий эффект: можно было легко себе представить Дьявола сидящим над вон тем гримасничающим Тщеславием и спрыгивающим с фрески, чтобы испоганить святое изображение.
— Почему, Эмилио? — снова повторил Пьетро, шагая между колонами трансепта.
Виндикати улыбнулся и произнес:
«Vexilla regis prodeunt inferni,
Навстречу нам, — сказал учитель. — Вот,
Смотри, уже он виден в этой черни».
Пьетро, медленно шагая по трансепту, между колоннами, продолжил:
«…вот мы пришли туда,
Где надлежит, чтоб ты боязнь отринул.
Как холоден и слаб я стал тогда,
Не спрашивай, читатель; речь — убоже;
Писать о том не стоит и труда».
Он не сбавлял шага:
«Я не был мертв, и жив я не был тоже;
А рассудить ты можешь и один:
Ни тем, ни этим быть — с чем это схоже.
Мучительной державы властелин
Грудь изо льда вздымал наполовину…»
Пьетро наконец остановился.
Виндикати стоял на верхней ступеньке главного алтаря, Пьетро — в нескольких метрах от него, чуть ниже.
— Люцифер, — улыбнулся Виндикати.
И развел руки, как церемониймейстер.
— Добро пожаловать в базилику Санта-Мария делле Вине. Ты знаешь, что таково ее изначальное название? Новелла заменила старую молельню Санта-Мария делле Вине. Я вырос в Венеции, Пьетро… Но родился я здесь. Во Флоренции, на родине моих великих вдохновителей, Данте и Медичи… Но ты, должно быть, забыл об этом. И вот мы встретились в базилике, мой друг, примерно так, как расстались… В доме Бога ты встретил Люцифера. Довольно пикантно, как думаешь? Я вижу, Феодор без труда привел тебя…
Пьетро услышал за спиной скрежет и обернулся. Упомянутый Феодор закрывал двери Санта-Мария Новелла. Он с грохотом опустил деревянный брус и защелкнул металлические засовы.
Пьетро поднял бровь и повернулся к Эмилио:
— Я верил тебе, Эмилио. Той ночью в Сан-Марко я…
— Ах, Пьетро! Ты подарил мне такие приятные моменты. С того самого дня, как вытащил тебя из Пьомби, я знал, что ты будешь слеп, неизбежно слеп… До того момента, когда ты поверил, будто видел мою смерть. Один из моих Стригов хорошо справился с ролью Люцифера, тогда как я прикидывался агонизирующим у тебя на глазах… Но они так и не нашли моего тела, Пьетро. А ты, ты рыскал повсюду и никак не хотел остановиться. Ты вызвал у меня восхищение. Ты был — и есть — самый лучший. Я это знал… Всегда это знал. И это делает мое поражение менее горьким. Ты был моим самым ловким трюком и самой большой ошибкой. А я был твоим проводником, твоим Вергилием в аду, и твоим венецианским Дьяволом. Две стороны одной медали. Ты никогда не задумывался, что Вергилий, тащивший Данте в дебри его души, не кто иной, как очередная ипостась Люцифера, зло, живущее в его собственном разуме? Разве не спасет Вергилий поэта, показывая ему все грехи человечества?
— Но той ночью, Эмилио… Той ночью в Сан-Марко… Почему ты меня не убил?
— Свидетель, Пьетро! Мне требовался непосредственный очевидец моей смерти… Весьма иронично было выбрать тебя на эту роль, верно? Мой план выполнялся как по нотам. И вот ты в конце своего пути, Пьетро Виравольта де Лансаль, ты, которого мы вместе окрестили Черной Орхидеей… В последнем круге. Но ты ведь уже догадался, да? Тот, что из круга девятого, Пьетро… Это ты. Кто лучше тебя подходил для моей игры и был бы самым хорошим инструментом для столь рискованного предприятия? Черная Орхидея! Уже легендарная! И в тебе одном заключались все те грехи, на которых я и построил свою игру: атеист, сластолюбец, известный бабник, гурман, игрок, шарлатан, лжец, распутник, бретер — и это еще не конец списка! Представь, как мне было приятно победить ветшающую Венецию, воспользовавшись тем, кто мог бы послужить ее эмблемой! Да, Пьетро, ты! Ах, какое же это было удовольствие! Я все знал и о тебе, и обо всех прочих: Совет десяти и Уголовный суд всегда шли рука об руку, и единственное, что от меня требовалось — это справиться обо всех, причем с полного благословения Лоредано и советов! На них на всех были досье: на Марчелло, на священника из Сан-Джорджо, на Кампьони с Лучаной, астролога Фреголо… Все они пешки, как и ты. Так что я без проблем отслеживал ваши малейшие телодвижения… Трех капитанов Арсенала запугали, Викарио вместе со мной держал в руках цеха. Да, у нас на руках были все карты.