Тимофей, чувствовавший некую «ущербность» по сравнению с Мариной и Троеглазовым в виду полного отсутствия знаний, которыми они владели, с трудом понимал цель их экспедиции. Нет, то, что они ищут что-то необыкновенное, которое всколыхнет все научное сообщество, ему было понятно. Вот только почему они так уверены в том, что этого до них еще никто не сделал, а у них получится?..
Когда его босс начинал с Мариной вести умные разговоры – про айяндаков, про исторические события и переходил на сугубо научный, полный терминов и непонятных Тимофею определений стиль, он старался куда-нибудь уйти. Веток порубить или сухого хвороста для костра поискать, только чтобы не присутствовать при этом «безобразии». Ну, невозможно же такое слушать! Скука смертная, а эта парочка наслаждается дискуссией. «Как хорошо, что я университетов не кончал», – думал в такие моменты Тимофей и с утроенной энергией рубил ветки, которые ему совсем не мешали.
…К самому подножию горы подошли под вечер. Было еще светло, но чтобы обустроить место для стоянки, надо было торопиться. Тимофей дал всем задания: Троеглазову – рубить мягкие пушистые ветви, Марине – чистить картошку. Сам принялся разбирать палатку.
Местечко, где решили переночевать, ему не особенно понравилось, но более комфортного не нашлось. С тыльной стороны палатка упиралась в скалу, густо заросшую кустарником, с правой ее плотным кольцом окружали невысокие, молодые еще елочки, метрах в тридцати от которых протекала речушка. Слева была небольшая полянка, усеянная кустиками ароматной земляники. Здесь Тим в первую очередь соорудил подобие очага, возле которого уже суетилась Марина, а сам взялся ставить красивую ярко-синюю палатку. Троеглазов ушел за ветками и, чтобы держать его под контролем (вдруг заблудится!), Тимофей попросил его напевать или насвистывать какой-нибудь мотивчик.
Владлен Алексеевич посмеялся, но возражать не стал. Как только скрылся в ближайших кустах, стал насвистывать что-то трудновоспроизводимое. Марина тоже напевала себе под нос незамысловатую песенку, Тимофей с шумом и грохотом разбирал металлические конструкции, в результате чего могло показаться, что здесь остановилось не три человека, а гораздо больше…
Ощущение опасности, исходившей от этих громадных, безусловно, очень красивых, но таких чужих, неприступных гор, не покидало Тимофея. Признаться в этом боссу или, того хуже, Марине, он не осмелился – засмеют. Он то и дело оглядывался – казалось, что кто-то невидимый наблюдает за ними. Поэтому так сильно бренчал всем металлическим, имеющим способность бренчать, что только попадалось под руку.
«Вернемся домой, – рассуждал он, – обязательно схожу к врачу-невропатологу, или как они там называются. Пусть лекарства пропишет какие-нибудь, чтоб за каждым кустиком мне никто не чудился». Он и сам-то не мог понять, кого боится – живого человека или лесного чудища? «И это в мои-то годы! Позорище!»
Марина тоже неспроста напевала песенки. Ближе к вечеру ее стало охватывать беспокойство – приехали на самый край земли, бродим тут по нехоженым тропам, ищем какую-то старуху-колдунью… Жутковато, однако.
Только Троеглазов не испытывал никакого беспокойства. Напротив, он пребывал в состоянии, которое иначе чем эйфория назвать было нельзя. Ему хотелось не просто насвистывать, а свистеть подобно Соловью-разбойнику, петь во весь голос, а не напевать тихонько, как Марина. Ведь Сигора где-то здесь, она рядом, осталось только руку протянуть…
Троеглазов был рад – ему удалось улизнуть от Тимофея и Марины, остаться одному, чтобы вдали от чужих глаз пообщаться со своим сокровищем – Воителем. Он старался не показывать его спутникам, держал в потайном кармашке спортивного костюма. И хотя он чувствовал его присутствие на груди, очень хотелось посмотреть, подержать в руках этот маленький золотой талисман, «зарядиться» его энергией… Скоро, скоро все решится!
Он вернулся на место привала, когда стало совсем темно. Шел на запах дыма от костра и на звуки зычного голоса Тимофея. Когда он почти бесшумно подошел к костру, притихший помощник и Марина, что-то увлеченно рассказывающая, его появления даже не заметили. Он прислушался к рассказу Марины:
– …но тогда никому не показалась странной внезапная кончина Грюнведеля. Мало ли по какой причине мог умереть путешественник, которому приходилось работать не в самых легких условиях! Заболел, простудился, подхватил какой-нибудь вирус… Но, возможно, он просто кому-то мешал. В начале века весть о том, что в песках Восточного Туркестана был обнаружен пещерный комплекс, в котором оказалось уникальное хранилище книг, рукописей, живописных полотен, вышивок на шелке и других исторических предметов, датируемых IV–XII веками и спрятанных буддийскими монахами, облетела Европу. Научное европейское сообщество пришло в движение – всем хотелось раскопать как можно больше раритетов и доставить их в свою страну. Более проворными оказались ученые и исследователи Германии, поддерживаемые политиками и промышленниками, и Великобритании. Ринулись сюда также шведы, французы, русские… Древние караванные пути, занесенные песком и пылью веков, вновь были перекопаны лопатами. Надо признать, что на это время приходится большое число интересных археологических открытий. Грюнведель преследовал сугубо научные цели, он был против того, чтобы безжалостно срезать фрески ножами и сбивать кирками, он тщательно срисовывал фрагменты настенной живописи, составлял топографические карты пещерных комплексов, в то время как другие рушили все подряд, набивая ящики древностями и отправляя их на родину…
– Так что же получается, этого Грюнведеля просто-напросто убрали?
– Известно, что он просто внезапно скончался, вот и все. А его дело продолжили уже менее щепетильные исследователи. Один мой знакомый в этих вопросах очень хорошо разбирается, а я просто констатирую факты.
– Твой немецкий бойфренд, что ли?
– Что ты сказал?.. А ты откуда знаешь?!
Но ответить Тимофей не успел, поскольку Троеглазов своим появлением прекратил их разговор.
Глава 5
Марина проснулась оттого, что услышала чье-то чихание. Отчетливое «апчхи» прозвучало совсем рядом, за брезентовой стенкой палатки. Но чихать было некому – Тимофей лежал рядом, дальше спал Троеглазов, а за стенкой – только лес. Марина прислушалась, но больше никаких звуков не раздавалось. Только ровный, мелодичный шум листвы.
«Интересно, умеют ли животные чихать? – подумала Марина. – Может, это лиса или волк? Но дед Степанов говорил, что в этих местах хищные животные редкость. Да и костер мы оставили дымиться, они к костру боятся подойти… Наверное, приснилось». Она перевернулась на другой бок, ощущая приятное тепло от спального мешка, который Тимофей долго выбирал в магазине «Триал-спорт», и снова провалилась в сон.
А утром стало ясно, что проснулась она среди ночи неслучайно.
Первое, что увидела Марина, когда вылезла из палатки, было перекошенное гримасой злости, посеревшее лицо Тимофея.
– Тим, что случилось?
– Случилось страшное – нас обокрали.
– Здесь, в этой глухомани?
– Вот именно. В этой глухомани мы, оказывается, не одни. Не иначе кто-то еще намеревается отыскать вашу хренову Сигору.
– Этого не может быть. Ты что! Кроме нас с Троеглазовым, никто даже не знает цели экспедиции.
– А твой начальник?
– Мазуров? Да ему лень до соседнего кабинета дойти, не то что в такую глушь ехать. Да и потом – зачем ему все это? У него сейчас проблем хватает – в своем кресле усидеть бы, знаешь, сколько желающих на его должность?
– Не знаю и знать не хочу. Мне важнее всего вычислить эту сволочь, что наши рюкзаки сперла.
– Что, все-все?
– Представь себе, что твой рюкзачок остался цел и невредим.
– Ну, слава богу!
– Это как посмотреть. Пудра твоя уцелела, а вот кушать нам нечего будет! У меня теперь ни трусов, ни носков запасных нет! А у Владлена Алексеевича осталось четыре сигареты… Найду, убью гада!
Марина стала вытряхивать содержимое единственного уцелевшего рюкзака. Помимо пудры, там еще было много ненужных вещей – ручки, блокноты, но и кое-что важное, например, аптечка и карта местности, которую Тимофей по ошибке положил не в свой, а в Маринин рюкзак. Но вот еды не было никакой, а кушать, как назло, захотелось очень сильно.
– А где Владлен Алексеевич?
– Пошел на речку. Надеется, что сможет поймать хоть какую-нибудь рыбешку.
– А как он отреагировал на то, что рюкзаки пропали?
– Как-как… Обыкновенно. Матом выругался похлеще портового грузчика. Никогда за ним такого не замечал.
Марину мучили сомнения, сказать Тимофею про ночное чихание или нет. Ругаться будет, но сказать надо.
– Тим, а ты знаешь, я ночью проснулась оттого, что услышала чихание. Но подумала, может, зверь какой и никого будить не стала. Вот ведь дура…
Тимофей посмотрел на нее таким убийственным взглядом, что она даже как-то сжалась вся, скукожилась, как замерзший воробей на ветке.
– А что же ты меня не разбудила?
– Говорю же, подумала, что это животное какое-нибудь.
– Типа слон, да? Животные они ведь не как люди чихают, а по-другому. Тоже мне, ученая…
На Марину больно было смотреть. До нее только сейчас стало доходить, что из-за пропажи вещей судьба великого Похода теперь под большим вопросом. Как продолжать путешествие без еды и запасной одежды?
– Тим, а деньги и документы тоже пропали?
– Нет, только два наших рюкзака, которые прямо у дверей стояли. А борсетку я под голову подложил, привык на двух подушках спать. Хоть здесь повезло. Ладно, ты не раскисай. Лучше подумай, кто мог нас обчистить.
Марина только пожала плечами. Тимофей начал рассуждать вслух:
– Владлен Алексеевич мне сказал, что Ванька ему при встрече рассказывал, будто в соседней деревне беглые уголовники дома обчистили. Между прочим, совсем недавно. Так, может, они и нас обнесли?
– Ой, Тим, мне страшно что-то стало. Может, вернемся, а?
– Это вряд ли. Босс отступать перед трудностями не привык. Подумаешь, без еды остались! Мы ведь здесь не на год обосноваться решили, а так, на несколько дней. Старуху-колдунью найдем и в деревню вернемся.