Троеглазова больше всего удивил тот факт, что шаманка вообще согласилась провести их к священному месту. Ей-то какой резон? Конечно, спросить напрямую он не решился. Да если бы и спросил, ничего конкретного не узнал бы – Шубуун уходила от ответов на вопросы. К тому же она могла читать мысли по глазам, значит, знала об истинных причинах, побудивших Троеглазова пойти в поход на Сигору. И это ее не пугало… Почему?
«Слишком много вопросов и “непоняток”, – думал Владлен Алексеевич, – но делать нечего. Даже если Шубуун преследует свои, только ей одной ведомые цели, мне придется выполнить все ее условия. Главное, попасть в Сигору. А там уж… Поживем – увидим».
Добравшись до гостиницы, Троеглазов первым делом позвонил Аркаше-Красавчику. Он не стал выслушивать его доклад о том, как обстоят дела в холдинге, а сразу поручил немедленно навести справки о Синецкой Лилии Эдгаровне, сообщив те немногие сведения, которые узнал от Замаева.
Аркадий, как всегда, оказался на высоте, потратив на розыск координат этой милой дамы меньше часа.
– Вот за это, Аркаша, я тебе выпишу громадную премию, когда вернусь. А сейчас не грузи меня новостями, некогда …Всем привет.
Попрощавшись с исполнительным подчиненным, Троеглазов с удовольствием закурил. Как же не хватало ему сигарет в горах! Потом заказал билет на самолет на ближайший рейс до Новосибирска и рухнул на мягкую кровать. Заснул он мгновенно, едва коснувшись головой подушки.
Глава 3
Когда страсти понемногу улеглись – Оксанка перестала рыдать, и Коля стал с ней разговаривать, – Лилию Эдгаровну вдруг одолели сомнения. Катя, описывая Замаева, делала упор на том, какой он элегантный и обходительный мужчина. Но Замаев в свои 67 лет вряд ли мог выглядеть этаким франтом. Что-то смущало ее в этом описании. Но говорить детям о своих сомнениях Лилия Эдгаровна пока не стала.
Зато Коля, обидевшись на мать серьезно, как, наверное, никогда в жизни на нее не обижался, никак не хотел верить в порядочность своего отца. Что за глупость – увезти внучку и даже не попытаться увидеть сына! Какой странный, совершенно не мужской поступок…
Вечером того же дня, когда случилось похищение, он пришел к Вовке Тарасову с бутылкой коньяка и все ему выложил.
– Иди ты! – только и смог вымолвить друг детства, узнав о том, что разлюбезная тетя Лиля столько лет скрывала от Кольки родного отца.
Вовка Тарасов был из семьи потомственных алкоголиков. Только чудом он стал «большим человеком» как в прямом, так и в переносном смыслах. Рост метр девяносто, вес тоже килограммов девяносто, и по должности «вес» солидный – замначальника криминальной милиции горотдела внутренних дел.
Для него тетя Лиля – мама лучшего друга с ясельного возраста Кольки Синецкого – была воплощением добродетели, красоты и образцом того, какой должна быть настоящая мать. Она кормила Вовчика, когда у его родителей случались длительные запои, обрабатывала раны и многочисленные ссадины на коленках и локтях зеленкой, зашивала порванные рукава рубашек и обязательно дарила подарки на 23 Февраля. Если бы кто-нибудь когда-нибудь посмел что-то плохое сказать в ее адрес, того Вовка собственноручно придушил бы…
А тут приходит друг Колюня с бутылкой, хотя любителем спиртного отродясь не был, и выдает такую душещипательную историю. Просто «Сага о Форсайтах» местного розлива!
После третьей рюмки Коля выдал Тарасову продолжение истории о пропаже Юльки, и Володя почувствовал какой-то неприятный холодок в районе сердца.
– Ты принес записку?
– Конечно. Вот, пожалуйста, читай. Что скажете, мистер Холмс?
– Скажу, доктор Ватсон, что история с исчезновением Юльки мне совсем не нравится. Дедушка он ей или не дедушка, сути не меняет. Никто не давал ему права забирать девочку из детского сада. Да, кстати, а почему воспитатели ребенка отдали неизвестному человеку?
– Он мастерски умеет располагать к себе людей… Просто душка, а не папочка!
– А никто другой не мог воспользоваться этой давней историей взаимоотношений тети Лили и ее…бойфренда?
– Мама утверждает, что об этом знали только трое – она, дед и этот самый Замаев.
– Если знают трое, всегда найдется кто-нибудь еще…
– Если даже я не знал, понятно, что мать с дедом эту тайну крепко хранили.
– Да я не их имел в виду.
– Знаешь что… Ты бы сам поговорил с мамой, знаешь ведь, как она к тебе хорошо относится.
– Но ведь ей может не понравиться, что лезу в сугубо семейные дела?
– Что ты говоришь! Не понравится!.. Я хочу быть уверен в том, что с моей дочерью все в порядке. Это ведь нормально?
– Коля, я обязательно с ней поговорю. А сейчас позвони Оксане и скажи ей, что все будет хорошо. Успокой жену.
– А вдруг не все?
– Все будет хорошо, я тебе обещаю.
Когда Тарасов закрыл за другом дверь, он понял, насколько все серьезно. Юльке угрожает опасность. Серьезная, громадная опасность, и вся эта история с объявившимся вдруг отцом и дедом – всего лишь декорация к зловещей пьесе неизвестного автора.
Юлька, Юлька… Этот ребенок всегда вызывал у кого бы то ни было повышенный интерес. Девчонкой она была необыкновенной. Выглядела всегда старше своих лет – крупная, сбитенькая девчонка, сильная и ловкая. Могла запросто забраться на дерево без особых усилий, как обезьянка, рано научилась плавать, а бегала просто как Светлана Мастеркова. И это несмотря на свои шесть лет от роду! Читать и писать научилась очень рано, чем приводила в восторг всех без исключения взрослых. Все признаки юного вундеркинда были налицо, но бабушка Лиля этого признавать не хотела. Не желала даже слушать о том, что у них необыкновенно одаренный ребенок.
– Володя, не придумывай того, чего нет, – обрывала она всякий раз Тарасова, если он начинал заговаривать о Юлькиных способностях, – она совершенно обычная девочка. Просто другим детям родители мало времени уделяют, а мы с Юлей много читаем, занимаемся… А память у них в этом возрасте знаешь какая! Она уже по-английски читать начинает, а все потому, что не мультики дурацкие целыми днями смотрит, а книжки листает.
Но Тарасов продолжал упорствовать и утверждал, что Юлька все-таки необыкновенный ребенок. И что бабушка должна этому радоваться, а не расстраиваться.
Но у Лилии Эдгаровны, видимо, были свои причины не признавать Юлькиной уникальности. И Тарасову во что бы то ни стало захотелось узнать их.
Откладывать дело в долгий ящик он не стал, а просто позвонил матери своего лучшего друга. Несмотря на поздний час она, конечно, не спала. Володя сказал, что хотел бы поговорить с ней. Прямо сейчас.
В каждой семье есть свой «скелет в шкафу». Семья Синецких не стала исключением. Однако разговор с Лилией Эдгаровной укрепил Тарасова в мысли, что она или не все говорит, или многого не знает. Зачем новоявленный дедушка увез ребенка? Для чего? Если речь идет действительно о небольшом путешествии, то почему он не представился сыну, невестке, а просто обманом увез внучку? Нормальный человек так бы не поступил. Значит, он не совсем адекватен, если начинает знакомство с семьей таким непостижимым способом? И потом – возраст. Его очень беспокоил возраст новоявленного дедушки. Синецкая утверждала, что сейчас ему под семьдесят. Не совсем подходящее время для путешествий с шестилетней девочкой…
Как Володя ни пытался заснуть после разговора с Лилией Эдгаровной, ничего не получалось. Он ворочался с боку на бок, а сон все не шел. С утра Тарасов решил разослать ориентировки на Замаева и планировал пообщаться с милыми, но совершенно безмозглыми девушками – секретаршей Катей и Юлькиной воспитательницей, чтобы составить фоторобот мнимого деда. Перед работой надо было поспать хотя бы часа три-четыре, но Юлька так и стояла у него пред глазами – единственный ребенок, к которому он был очень сильно привязан.
Вся друзья Тарасова давно уже успели жениться, кто-то даже и развестись, у всех были дети, но такой дочки, какой была Юлька Синецкая, не было ни у кого из ребят. Володя был слишком занят работой, на создание семьи у него не было ни времени, ни сил. По молодости собирался жениться, но все потенциальные невесты, как только знакомились с его мамочкой – известной местной алкоголичкой – почему-то теряли к нему всякий интерес. Теперь, когда матери не стало, знакомых девушек просто не осталось. Все стали или чужими женами, или тридцатилетними бизнес-леди с очень высокой планкой требований.
Однако к холостяцкому житью-бытью Володя успел привыкнуть и даже находил в нем свои прелести. Не хватало ему только детей. Или хотя бы одного ребенка. Лучше девчонку. Боевую, озорную, со вздернутым носиком… Ну вот, опять про Юльку вспомнил.
Он встал с дивана, подошел к окну. Вид из окна его однокомнатной квартиры, расположенной на последнем, девятом этаже обычного панельного дома, всегда немного успокаивал: вверху только яркие звезды на бархатно-черном небе, внизу – редкие огоньки в окнах домов да сверкающие надписи неоновых реклам. Простенько, но красиво.
«Замаев, Замаев. Что-то не нравится мне эта фамилия. Какая-то неприкаянная, – думал Тарасов, сидя на подоконнике с сигаретой в руке, – да и вообще как-то все очень просто получается. Кажется мне, что за этой комбинацией с любовной историей стоит опытный кукловод, который использовал ее только для того, чтобы оттянуть время. Завтра наведу справки об этом Замаеве. Из-под земли этого путешественника достану».
Утро, как обычно, началось с донесений с передовой линии фронта – кто с кем в эту бессонную ночь подрался, применялось оружие или нет, сколько тяжких преступлений было совершено. На удивление, сводка была абсолютно безобидной. Сведений о пропаже Синецкой Юлии Николаевны в ней не значилось, так как Тарасов никакого дела заводить не стал. Решил действовать неформально, не поднимая шума.
Катя Тропинина, как и ее начальница Лилия Эдгаровна Синецкая, находилась в отпуске, поэтому Тарасов решил навестить девушку прямо по месту жительства. Без предупреждения.