похитившего ребенка. Щегол даже глаза закрыл в предвкушении того, как мужики обзавидуются его подвигу, и в знак согласия махнул головой. Что ни говори, а Тарасов умел вовремя подобрать нужный аргумент.
Очень кстати Василий вспомнил про старенький мотоцикл «Урал» с люлькой, который уже несколько лет ржавел в его сарайчике. На машине проехать по горным дорогам и тропинкам никак нельзя, а вот на мотоцикле – пожалуйста. Но реанимировать «Урал», по его мнению, было невозможно. И тут всех удивил Гюнтер.
Когда старого, побитого жизнью и ржавчиной «железного коня» вытащили из сарая, не рассмеялся один только герр Зоммер. Он обошел вокруг него, внимательно разглядывая все части и запчасти, а потом неожиданно спросил:
– Как долго он простоял в воде?
– Так ведь почти с неделю, – ответил удивленный Щегол, вспоминая детали того распроклятого дня, когда он, возвращаясь от родственников из соседней деревни в состоянии сильного подпития, свалился в болотину с моста вместе со своим железным другом. Самому ему удалось выбраться на берег, а «Урал» засосало по самый руль. На следующий день протрезвевший Василий вместе с деревенскими мужиками едва разглядел в топкой хляби руль мотоцикла, который сам любовно оплетал яркой разноцветной проволокой.
– А в сарае сколько стоит?
– Почитай, уже восьмой год, – призадумался Щегол. – Митрич уже седьмой год как помер, а тогда живой-здоровый был, на себе, считай, мотоциклетку вытащил… А ты как понял, что он в воде был?
– Все очень просто. Здесь нет ни одной некоррозированной детали, а такое возможно, когда транспорт был полностью в воде, поэтому так равномерно он и проржавел…
– Ну а раз проржавел, так что с ним теперь поделаешь!.. Движок ни-ни, даже не дышит. Стоит вот теперь моя коняга как напоминание о молодости. А чего? Стоит и стоит, есть не просит. Выбросить-то жалко, я ж его сразу после армии купил, как только денег скопил. Еще до свадьбы…
Тут Вася ударился в процесс воспоминаний, а Гюнтер, засучив рукава, принялся за дело. Достал из своего рюкзака небольшую коробочку, похожую на несессер, оказавшуюся на деле набором инструментов и небольших тюбиков с непонятным содержимым, разложил рядом с двигателем мотоцикла и стал по частям разбирать этот кусок ржавого металла. Володя с Николаем только переглянулись, понимая, что мешать Гюнтеру не надо. Раз уж взялся за дело, значит, понимает, что почем.
Не теряя времени даром, они продолжили «опрос свидетелей», тем более что делалось это прямо здесь же, во дворе, за тем самым столом, за которым не так давно местные жители потчевали не то ученых, не то преступников, приехавших сюда из самого Санкт-Петербурга, а теперь вот угощали их преследователей.
Дед Степанов уже с трудом понимал, кто же из всей прошлой троицы хороший, а кто плохой, так как бабка Дуся утратила бдительность и не считала, какую рюмку самогона подряд опрокидывал себе в рот ее супруг. Он только все повторял, какая умная ученая Марина Юрьевна:
– Это ж надо – все про шорцев знает! Даже несколько слов по-нашему сказать может… Только не пойму, как это она до сих пор в сказки верит. Хобия у нее такая, что ли?
Тарасов так и не понял, что за слово дед имел в виду – «хобби» или «фобия», но переспрашивать не стал, чтобы не вызвать у Степанова-старшего нового повода задуматься. Сейчас у него это плохо получалось.
Коля Синецкий в окружении хлебосольных жителей деревни Сигоркино, довольно тепло отзывающихся о Троеглазове и его компании, наконец-то расслабился. Если его дочь действительно с этими людьми, вряд ли они сделают ей что-то плохое.
Самым расстроенным за столом был Степанов-младший. Ему никак не хотелось верить в то, что дядька Владлен Алексеевич, подаривший ему такой классный нож, мог украсть какую-то девчонку. Она наверняка сама за ним увязалась, как хотел увязаться за учеными на поиски шаманки и сам Ванька, но дед не пустил. А теперь их разыскивает настоящий майор милиции и какой-то смурной, но рукастый иностранец. Здорово будет, если он заведет мотоцикл дяди Васи – можно будет по деревне прокатиться. Дядя Вася хоть и редко теперь, но после баньки обязательно выпивает пару стопок самогона, а потом добрый-добрый становится. Его уговорить мотоцикл дать покататься – пара пустяков. И Ванька размечтался о том, как сядет за руль и поедет по деревне… Помечтал, помечтал – и побежал помогать Гюнтеру. Тот разложил на небольшую тряпку все запчасти, затем намазал тряпочку поменьше какой-то вонючей мазилкой из тюбика и стал протирать все детальки. Глядя, с каким интересом парнишка наблюдает за ним, он оторвал еще кусок ткани, выдавил на нее темно-серое вещество, и протянул парнишке.
– Вдвоем быстрее пойдет, – сказал он Степанову-младшему, расплывшемуся в счастливой улыбке от важности порученного дела.
«Опрос свидетелей» еще более укрепил Тарасова в решении идти на встречу с Шубуун. Судя по всему, именно она должна была помочь Марине и Троеглазову в поисках их мифической Сигоры. Слушая историю Васи, спасенного старухой-шаманкой, непонятным образом переместившей здоровенного мужика с берега реки в свое жилище, он почти поверил, что на земле еще встречаются чудеса… А если Гюнтер заведет «Урал» и на нем можно будет проехать несколько километров, чтобы сократить путь до юрты Шубуун, то он второй раз поверит в чудо.
Часа три у Гюнтера ушло на то, чтобы собрать разобранный мотоцикл, в котором все жизненно важные «органы» он промазал какой-то жидкостью, дающей вторую жизнь ржавому металлу. Мотоцикл, ко всеобщему удивлению, долго чихал, фыркал, но завелся. Теперь у Степанова-младшего появился еще один кумир.
А Вася Щегол даже ненадолго лишился дара речи, когда друг его юности после восьми лет молчания вдруг снова затарахтел во всю свою мотоциклетную мощь. Естественно, что после этого отказать Тарасову он уже не мог. За несколько минут, покидав в рюкзаки все самое необходимое, четверо мужчин кое-как разместились в транспортном средстве, рассчитанном на троих, и двинулись на поиски.
Глава 5
Возвращение в юрту Шубуун было тягостным.
Тимофей, очнувшись от оцепенения, сначала пытался разгребать камни, откидывать валуны, но его старания были тщетны. Троеглазова уже невозможно было спасти не только одному Тимофею, но и всему МЧС, так как вход в Сигору был завален тоннами горной породы. Нужно было просто смириться с тем, что случилось, и идти дальше.
Теперь Марина точно знала, что она искала Сигору не напрасно. Страна ее детских фантазий и юношеских исканий действительно существовала, и прощальный, роковой крик Троеглазова это подтвердил… Но сейчас было просто не до открытий. Надо было как-то привести в чувство Тимофея и поскорее доставить девочку к ее родителям. В случившемся Тим считал виновной Шубуун, и как ни пыталась Марина объяснить ему, что шаманка фактически спасла ему жизнь, вцепившись в ноги и не пустив следом за Троеглазовым, он не соглашался.
– Почему же она тогда Владлена не задержала, если предвидела, чем все закончится? – спрашивал он у Марины, неся на плечах спящую девочку.
– Да потому что Владлен Алексеевич получил то, что искал всю жизнь. Она бы просто не смогла его удержать…
– Меня-то удержала.
– Ты совсем другое дело. Ты не к Сигоре приехал, а сопровождал своего шефа. И ничего не знаешь о мотивах, которые его сюда привели, просто случайный человек. К тому же однажды она тебя уже вернула с того света, значит, теперь всегда будет ответственна за тебя.
– Ой, брось, ответственна… Перед кем? Перед своими мифическими братьями по камланию? Блажь все это…
– Для тебя блажь, а для нее – жизнь. Вспомни, как она болела, когда тебя лечила! Лежала несколько дней пластом. Ни один врач не сделал бы ничего подобного. Так что, Тимофей, прекращай на нее дуться, лучше спасибо скажи.
Но Тим, понимая в душе, что Марина права, никак не мог успокоиться из-за гибели Троеглазова и старался даже не смотреть в сторону Шубуун. Он все еще надеялся, что можно вызвать помощь, но Марина понимала, что в условиях высокогорья никто не сможет помочь.
Происшествие в горах не лучшим образом отразилось на Шубуун. Танцы под луной, громкое, если не истошное, исполнение заклинаний и страшный завал ритуальной пирамиды подкосили ее здоровье. Какой бы великой шаманкой она ни была, в первую очередь она оставалась немолодой женщиной, для которой тяжелые физические нагрузки не могли пройти бесследно.
Но Шубуун, казалось, не замечала обиды Тимофея. Она молча шла впереди всей делегации, четко следуя взятому курсу.
У Марины болела голова. Скорее всего, сказалось усердие шаманки, то и дело подбрасывающей в костер удушливый порошок, парализующий не только двигательную функцию, но и способность быстро соображать. Наступивший «отходняк» сопровождался адской болью в висках и состоянием подавленности. Ей было очень жаль Троеглазова, оставшегося один на один со своей большой мечтой, которая обернулась большой бедой. Так жаль, что хотелось плакать и немедленно бежать за подмогой, хотя помочь уже было невозможно…
Пробираясь сквозь густые заросли колючего кустарника, так и норовившего оцарапать Марине лицо, она почувствовала острый прилив тоски по Гюнтеру. Словно прозрев после страшного завала, она поняла, как скверно поступила, удрав из Питера с малознакомым человеком и ничего не сказав об этом любимому мужчине. А ведь Гюнтер один из самых близких ее сподвижников. Он не смеялся над ее идеей поиска Сигоры, хотя и находил ее версию ненаучной, подсказывал, расшифровывая довольно путаные рассказы Карынпачи, даже с географией местонахождения Сигоры именно Гюнтер помог разобраться. А она… Удрала, как девочка-тинейджер от надоевшего одноклассника.
«Первое, что сделаю, когда вырвусь из этой передряги, – мечтала Марина, – позвоню Гуне, извинюсь и поеду к нему в Хельсинки».
Гунея… Этим забавным деревенским именем она называла Гюнтера Зоммера, которому очень нравилось это нелепое, но какое-то домашнее прозвище.
Когда до прибежища Шубуун остались считанные метры, Марина вдруг вспомнила про Воителя. А где, собственно, виновник всех бед – маленький золотой айяндакский медальон? Остался вместе с Троеглазовым в чреве Сигоры или Шубуун оставила его себе, когда как ключом отмыкала им коварный запор в пещеру? Ведь он остается единственным подтверждением того, что загадочная мифическая цивилизация существовала и спустя сотни лет прислала весточку из глубины веков.