Ага, не о чем… В последний раз он застал их в гостях у мамы, когда приехал ее навестить, – вот это был номер! И не выгонишь, им все нипочем. Вдобавок мама сказала, что девушки они бойкие, но обходительные и славные, а куратор после начал объяснять, что госпоже Кориц нужен круг приятельниц, чтобы она не чувствовала себя одинокой и поскорее выучилась говорить по-ларвезийски. Вроде все правильно, ему ведь хочется, чтобы маме было хорошо, и все равно чудилась в этом какая-то непонятная засада.
Их даже грубостью не отпугнешь. Когда он сказал, что все девчонки – ветреные обманщицы, и доверять им нельзя, Глодия, вместо того чтобы обидеться, охотно с ним согласилась: «Истинная правда, все они обманщицы, бесстыжие вертихвостки и пустые балаболки, и на свете есть только одна женщина, на которую ты сможешь положиться, – угадай, кто?» «Мама», – буркнул Дирвен. «Матушка – это само собой, а кто еще? – и после паузы Глодия с торжеством объявила, зубасто и многозначительно улыбаясь накрашенным ртом: – Твоя будущая жена!» У Дирвена пробежала по спине стайка мурашек.
Зато по части девок ему больше не отказывали, раз в два-три дня привозили какую-нибудь из тех, что подороже, чтобы не гонялся больше ни за какими засланными Хенгедами.
– Я к достопочтенному Зибелдону, – сообщил он охране. – Выпью кружку пива… Эй, мне холодного пива!.. А потом отнесу этот овощ по назначению и вернусь сюда.
Он чуть не поперхнулся пивной пеной, когда от Сухрелдона пришла мыслевесть, подобная паническому воплю: «Дирвен, вернись с тыквой обратно! Сейчас же вернись, ее никто не должен увидеть!»
Ага, конечно. Ее уже увидели – и телохранители, и содержатель чистенькой пивнушки, приютившейся в цоколе административного здания, под барельефом, прославляющим деяния экзорцистов Ложи. И вообще это уловка, чтобы Дирвен дослушал поэму. Как бы не так.
«Учитель, я никому ее не покажу!» – заверил он приставучего стихотворца.
«Дирвен, я чую великое бедствие, которое свершится, если некто увидит твою ношу. Вот, послушай:
Он видит тыкву. Волоса
Восстали дыбом, взор неясен —
То замешательства стезя…
Наносит он удар ужасен!
У меня предчувствие, пять из десяти, так что отнесись к этому серьезно».
«Удар по тыкве?» – уточнил Дирвен с профессиональной деловитостью.
«Это мне пока не открылось, но поскорее неси ее назад, и чтобы она никому не попалась на глаза!»
– Ага, уже несу, бегу со всех ног, – невежливо фыркнул Дирвен вслух и послал мыслевесть: «Учитель Сухрелдон, лучше я ее доставлю к достопочтенному Зибелдону, у него с ней точно ничего не случится, и по дороге никто не увидит, под плащом спрячу».
У него был летний плащ из коричневого ларвезийского шелка, тонкого и блестящего, но без мерцающих переливов, какими славятся китонские шелка. Пристегивается к плечам форменного камзола и эффектно развевается за спиной, когда идешь по улице. Штаны из хорошей ткани, с дюжиной карманов, чтобы таскать с собой кучу амулетов. Хотя иные из них даже в кармане не поместятся. Незадолго до истории с Пергамоном Дирвену довелось отправиться на задание, спрятав «Виноградный сонник» – набитую зачарованным пересушенным изюмом подушку – на животе под камзолом. Придурки, которые повадились его высмеивать, потом острили: мол, первый амулетчик выдул за ужином столько пива, что наутро проснулся с пивным пузом.
Вспомнив об этом, Дирвен оценивающе поглядел на тыкву: по форме и величине в самый раз с «Виноградный сонник». Вот так он ее и спрячет! Никто же тогда не увидит, ага? А чтобы встречные не глазели на «пивное пузо первого амулетчика», он запахнет плащ, и все дела.
Потребовав у хозяина чистое полотенце, Дирвен завернул в него тыкву и затолкал под камзол, который еле удалось застегнуть – хорошо, что Устав предписывает бойцам Ложи на всякий случай носить свободную одежду. Вывалиться на пол тыкве не позволял приспущенный ремень поверх камзола.
– Я туда и обратно, скоро вернусь, – бросил он парням, еще раз отправив Сухрелдону мыслевесть, что все под контролем.
Дирвена проводили усмешками, которые были скорее данью его находчивости, чем проявлением веселья по поводу «пуза».
Закончив с пациенткой, Зинта пошла к остальным – и остолбенела на пороге. Картинка перед ней открылась довольно странная. Даже очень странная. Стол с напитками и закусками выглядел так, словно здесь насвинячили пакостники-гнупи, на полу белели осколки битой посуды. Орвехт и Зибелдон сидели рядом и по очереди кидали виноградины в рюмки на другом конце стола, обмениваясь учтивыми замечаниями:
– А вы метки, коллега Орвехт. Поздравляю, славный бросок!
– Вы мне льстите, достопочтенный коллега.
– Льщу или нет, но я проиграл вам уже два щелбана.
– Мимо… Укатилась под диван, на радость чворкам. Сглазили, достопочтенный.
– Минус один щелбан, и то весьма отрадно. Однако боюсь, вы постараетесь наверстать упущенное…
Очередная виноградина шлепнулась в сливочник, во все стороны полетели молочные брызги.
– Отличный бросок, коллега! Видна рука мастера.
– Они рехнулись, – испуганным шепотом сообщила Нинодия, бочком подобравшись к Зинте. – Сразу оба. Даже все втроем, но господин Тейзург сказал, что раздрай на обеденном столе – это для взыскательного ценителя мелковато, и он поищет более утонченных развлечений. И ушел. А эти двое согласились друг с другом, что он не знает толка в развлечениях, и стали играть на щелбаны. Я аж сама не своя, убралась бы отсюда, но я же еле ползаю, вдруг еще колданут вдогонку…
– Суно! – позвала лекарка. – Господин Зибелдон!
– Оцените нашу меткость, сударыня, – благодушно отозвался архимаг.
– Зинта, ты, наверное, проголодалась? – заботливо справился Орвехт. – Мы раздавили черничный пирог и насыпали сверху соли, чтобы он был похож на пейзаж под первым снегом. Это была идея коллеги Эдмара, но результат ему не понравился, и он нас покинул. А по-моему, получилось недурно… Угощайся!
– Спасибо, – она глянула на размазанный по скатерти пирог. – Что-то не хочется.
Нинодия стояла в дверях, опираясь на трость, и смотрела нерешительно. Лекарка махнула рукой: мол, уходи, от греха подальше.
Суно и Зибелдон не безумны, это ее немного успокоило. Больше похоже на то, что они злоупотребили дурманными грибочками. Когда только-только сюда пришли, все было в порядке… Значит, причину, по которой у трех магов зашел ум за разум, надо искать здесь.
Она поддела пальцем немного черничной начинки, лизнула. Не то. Взяла пустую рюмку, принюхалась – и в изумлении пробормотала:
– Ох, молодцы, нашли, что пить… Да это же магобой!
Вино, настоянное на дурных иномирских травах. Для обычного человека эти травы не дурные, единственно аромата добавляют, вот и Нинодии ничего не сделалось, зато для магов это истинная дурь, а уж какое похмелье их ожидает… Зибелдон и Суно по уши увлеклись своей игрой, пусть так и сидят – главное, что смирно сидят, никого не трогают, а она должна поскорее разыскать невменяемого Эдмара, пока тот не натворил каких-нибудь недоброжительских дел. Что ему еще придет на ум, после издевательства над черничным пирогом?
Слуги видели, что господин Тейзург, мурлыча под нос какую-то песенку, убрел по ажурному белому мостику во владения Ложи, и лекарка бегом бросилась в погоню.
Резиденцию, занимавшую территорию в дюжину кварталов, Дирвен знал как свои пять пальцев. Когда он впервые сюда попал, его поразило здешнее великолепие: исполненные царственной гармонии архитектурные ансамбли, белоснежный и кремовый мрамор, колонны с пышными капителями, грандиозные барельефы, позолоченная скульптура. По сравнению с главной обителью светлейших магов дворец ларвезийского короля выглядел скромненько и провинциально.
Он выбрал кратчайший путь к пешеходному мостику, который вел в особняк Зибелдона. Час послеполуденного отдохновения, жара, тишина, статуи богов и великих магов ослепительно сияют на солнце – в такое время на улицах резиденции безлюдно, и несчастную тыкву никто не увидит. Впрочем, ее и так не увидят, под плащом и камзолом.
Когда из-за поворота ему навстречу выскочила запыхавшаяся Зинта, он от неожиданности отпрянул.
– А, это ты, – она перевела дыхание. – Эдмара не видел?
– Нет. Сдался он мне, как крухутаку новые ботинки.
– Его надо поскорее найти, он не в себе.
– То есть как? – удивился первый амулетчик.
– Достопочтенному Зибелдону какие-то зложители подсунули магобой – это для магов страшная дрянь, хуже китонских грибочков, и чем маг сильнее, тем хуже это окаянное пойло на него действует. Они выпили втроем. Сам Зибелдон и Суно Орвехт так и сидят у Зибелдона, играют в настольные игры, – тут лекарка фыркнула, – а Эдмара понесло прогуляться. Он сейчас себя не помнит и ничего не соображает. Если его увидишь, сразу пошли мне мыслевесть, хорошо?
– Хорошо.
Кивнув ему, Зинта огляделась и, никого не увидев, скрылась за углом.
Дирвен направился было к лестнице с фонарями на перилах, которая выгибалась ажурным мостиком и вела прямо на балкон особняка за оградой из белого кирпича, но призадумался и замедлил шаги. Можно побиться об заклад, Зибелдон сейчас тоже хороший. Чего доброго, он эту тыкву или о стенку шмякнет, или кашу из нее сварит, и Сухрелдон со своими предостережениями окажется прав, то-то его так разобрало… Придется тащить ее обратно, а там сказать, что он сейчас срочно нужен в другом месте, чтобы не пришлось снова слушать поэму.
Вспомнив о Самой Главной Сволочи, которая где-то здесь бродит, ничего не соображая, Дирвен сначала презрительно сощурился, потом независимо скривился, а потом… Ну, в общем, подумал об этом самом. Обо всякой мерзопакости. Само полезло в голову.
Эдмар сейчас не в себе. До завтра он все позабудет… А Дирвен не из таких, он эту мерзопакость на дух не переносит, но человек под действием приворота не отвечает за свои поступки, правда же? Значит… Значит, надо найти эту жабью сволочь вперед Зинты. А тыква подождет, что ей сделается.