На перемене Сашка повел меня в буфет есть свежеиспеченные булочки, и за столом я произнесла со всем равнодушием, на которое была способна:
– Слушай, этот новичок попросил меня показать ему город, представляешь?
– Ну, логично, – согласился мой друг. – Наверное, люди только что переехали, раз он в школу сегодня заявился. То есть вчера в середине учебного дня.
– Ага. В общем, я согласилась, нужно же проявить гостеприимство.
Сашкино лицо расплылось в ухмылке.
– Круто! Ты как раз знаешь целых две улицы, пеше-ходку и проспект. А, нет, три – еще свою.
Я надулась. Хотя да, с названиями улиц у меня туго, никогда их не запоминаю. Сказала:
– Я лучше покажу ему наш парк. Как раз недавно на экскурсии там была.
– Так, может, двинем все вместе! – оживился Дятлов. – И Вилли прихватим, а то в больнице сегодня неприемный день, бедняга мается. Побродим, потом в кафе посидим, а?
Я сделала вид, будто тщательно обдумываю эти слова, с притворным сожалением покачала головой:
– Ну, не знаю… Он ведь меня попросил, а тут вдруг целая толпа набежит. А человек даже объяснить толком не может, чего ему хочется, а чего нет.
– Зато у тебя это отлично выходит, – хмыкнул Сашка и больше не сказал ни слова до начала урока, похоже, обиделся.
А после третьего нас распустили, снова грипп скосил кого-то из учителей. Пока это выяснялось, Сашка уже исчез, зато новенький то и дело посматривал на меня и явно ждал сигнала. И вот под изумленными взглядами моих одноклассников мы вдвоем спустились в раздевалку и вышли на улицу.
Гулять с Артуром по городу, а потом по парку оказалось вовсе не тяжким делом, как я сначала опасалась. Слушал он внимательно, всем видом выражал интерес, а если возникал вопрос или реплика, то с немыслимой скоростью набирал текст на экране планшета. Я вошла в роль экскурсовода и разливалась соловьем, надеюсь, он никогда не узнает, что половину информации я сочинила на ходу. Но одно небольшое происшествие здорово меня испугало…
Мы уже вышли из парка и брели нога за ногу по нашей пешеходке, выбирали подходящую кафешку, чтобы там осесть. И вдруг Артур крутанулся на месте и надвинулся на меня так стремительно, что я с криком отшатнулась. Его лицо показалось мне страшным в тот миг, а парень уже тащил из-за моей спины упирающегося мальчишку лет десяти, смуглого и растрепанного. Держа за ворот тесной куртяшки, Артур вздернул его вверх так, что бедняге пришлось стоять на цыпочках, он едва удерживал равновесие руками и что-то верещал в страхе на незнакомом языке.
– Ты что? – завопила, опомнившись, я. – Отпусти его немедленно!
Артур молча указал глазами на школьный рюкзак у меня за плечами, я стянула его и заметила, что молния наполовину открыта. Широко распахнула, спешно проверила телефон и кошелек. Все было на месте, и еще я заметила сложенный желтый листик бумажки поверх всего.
– Пусти пацана, он ничего не взял! – с трудом перекричала я чужие заполошные вопли. – Просто положил мне какую-то записку.
Артур протянул вперед левую руку, правой не переставая держать мальчишку почти на весу, и я, как под гипнозом, вложила в его ладонь бумажку. Парень длинными, тонкими пальцами ловко распотрошил записку, прочитал, скомкал – и ловко отправил в мусорку. У меня от изумления даже челюсть отвисла. Вернув ее на место, я сказала сердито:
– Вообще-то это была МОЯ записка.
Кныш отпустил мальчика, и тот немедленно бросился бежать, что-то жалобно выкрикивая на ходу. А парень уже подносил к моим глазам надпись на экране:
«Там не было ничего хорошего, наверняка его старшие заставили это тебе всучить».
– А, ясно, – пробормотала я не слишком уверенно.
Я пыталась уговорить себя, что все нормально, что он правильно отреагировал. Вот Сашка – другой, более мягкий, вечно всех жалеет. Он бы, даже вытащи этот негодник у меня кошелек, сейчас бы уже вел его кормить в лучшее кафе нашего городка. Это хорошо, конечно, но иногда ужасно бесит.
– Ладно, – отозвалась я. – Проехали. Вон мой дом.
Брови вопросительно приподнялись, выражение лица Кныша сделалось трогательно-печальное.
«А кафе?» – набрал он.
– Не сегодня. Мне правда нужно домой.
«Заругают?»
От этих слов мне захотелось рыдать в голос. Ведь когда-то я в самом деле мечтала, как и все подростки, наверно, чтобы мне можно было делать что угодно, без оглядки на недовольство матери. А теперь вот так и случилось, и больше никто меня не отругает, даже явись я домой под утро. Зачем, зачем сбываются такие ужасные мечты? Я наскоро попрощалась и зашагала прочь.
«Ни за что не оглянусь», – решила про себя. Пусть осознает, что я не очень довольна эпизодом с мальчишкой.
Оглянуться почему-то очень хотелось, даже заныла от напряжения шея. И вдруг Артур неслышным шагом настиг меня, схватил за плечо, так и впился в него пальцами, удержал на месте. От неожиданности я едва не упала, ахнула и обернулась, заранее взметнув кулак, чтобы ему хорошенько врезать.
Но что это? Парень стоял там же, где мы расстались, шагах в десяти от меня, и улыбался так странно… потом махнул мне рукой, низко опустил голову и зашагал прочь. У меня даже мороз пробежал по коже, я стартанула с места, стремясь как можно скорее скрыться за воротами. По пути потирала плечо и размышляла, что надо завтра же перебраться за парту к Дятлову, а Вилли пусть сидит с этим странным типом. Ему все равно, он и в школе почти не появляется. Правда, Сашка на меня обиделся, но если хорошенько поныть, что новенький пугает меня, то он разволнуется и сразу забудет свои обиды.
На следующий день мы с Дятловым столкнулись в раздевалке, выглядел он хмурым и каким-то равнодушно-усталым, так что на всякий случай я тут же перешла к лучшей-защите-нападению:
– Мог бы и позвонить вчера!
– И сорвать такую важную экскурсию? – не слишком весело ухмыльнулся мой друг.
– А позднее, вечером?
– А ты бы не решила, что я тебя контролирую?
– Ну, вообще-то по настроению, – вынуждена была согласиться я. – Слушай, можешь попросить Вила, чтобы он сел с новеньким?
Сашкины брови сложились домиком и изумленно уползли под растрепанный чуб.
– Как понять? Он не оценил наш парк? Свернул шею зазевавшейся утке? Написал плохое слово на твоей любимой статуе?
– Почти, – хмыкнула я. – Так спросишь?
– Да с удовольствием!
Мы уже подходили к классу химии, сквозь двойные, широко раскрытые двери я видела, что вокруг нашей парты снова толпится народ, на этот раз одни парни. Что-то им там новенький показывал на своем планшете, игру или фотки, а может, общался таким образом. В общем, был в центре внимания, хотя наших парней вообще-то сложно расшевелить.
Заметив меня, радостно улыбнулся и помахал рукой. И вдруг я ощутила, что не особо хочу пересаживаться, да что там, вообще не желаю. И что за глупость мне в голову пришла?
– Эй, ты чего застыла? – потянул меня за рукав Дятлов. – Хочешь, чтобы я сперва поговорил?
– Не надо, – мотнула я головой. – Какая разница, где сидеть, а вдруг он обидится?
И заторопилась к своему месту. Дошла туда как раз со звонком. Артур, мило улыбаясь, стоял чуть в стороне от парты, давая мне пробраться к своему месту. И смотрел в упор своими странными дымчатыми глазищами так, будто только меня и ждал, будто я его персональное солнце, что ли. Я села и уставилась строго перед собой и сидела так, пока не заметила краем глаза, что под локоть мне заползает записка:
«Прости за вчерашнее. Не стоило так беситься из-за того мальчишки. Я боялся, что он задумал кое-что другое».
Мне стало любопытно. Чуточку повернувшись к соседу, шепнула:
– Расскажешь что?
Он пальцем потыкал в свое горло и быстро приписал:
«Когда вернется голос».
Я кивнула. Тут же возникла новая запись:
«Так сходим в кафе?»
Я ограничилась тем, что неопределенно пожала плечами, но тут его подвижные брови выразили настойчивый вопрос, и я коварно прошептала:
– Когда вернется настроение.
И тут громом с небес прозвучал голос химички Виты Борисовны:
– Борская!
Я вскочила, сильно толкнув бедром парту, мой сосед, улыбаясь, вернул ее на место.
– Что?
– Отвечать, Дана, прошу к доске.
– А… какой был вопрос?
Учительница повторила, и я сникла. Обычно химия хорошо у меня шла, но в последнюю неделю учебник я даже не открывала. В чем решила сразу честно признаться. Все лучше, чем позориться.
– Я не учила.
Учительница молча приблизилась к парте и протянула руку, я послушно вложила в нее дневник. Усаживаясь, поймала краем глаза приставшего Дятлова с открытой книгой в руках, будто он до последнего пытался мне помочь.
Вот только зачем? Никто мой дневник не проверит и ругать за пару не станет. Испугалась я больше по привычке и уже сейчас тоскую о том моменте блаженного забытья. Из-под ресниц скосила глаза на соседа: он разбирал потекшую ручку, которой писал мне послания, вытирал о бумагу замаранные пальцы и брезгливо кривил губы. Вот уж кому было плевать на мои проблемы.
За окном начал моросить дождь и сильно потемнело. Учительница закончила опрос, принялась расставлять на своем столе какие-то пробирки, а мой дневник отправила назад по рядам. Получив его, я собиралась бросить на край стола, как вдруг горячие пальцы соседа коснулись моего запястья.
– Что еще? – дернулась я.
Он набрал на планшете:
«Не посмотришь?»
Как будто я двоек за свою жизнь не навидалась, правда, чаще чужих, чем своих! Но дневник я все же открыла. И широко распахнула глаза: там в нужной графе красовалась пятерка, жирная такая, с нажимом выведенная.
– Ну ошибся человек, подумаешь.
Я даже попыталась поднять руку, но Артур перехватил ее в полете и прижал к парте. Сзади грозно завозился Сашка, которому явно не по душе было, что новенький ведет себя так нагло. А тот быстро написал и показал мне:
«В журнале то же самое».
И вот тут мне стало не по себе, даже в голове зашумело. Я прошептала, стараясь придать своему вопросу вид шутки: