Путь мой лежал к большому универсаму на другой стороне проспекта, и я скоро пожалела, что надела куртку, – погода, напугав почти заморозками, вдруг дала заднюю и теперь вообще больше походила на нежаркое лето.
Закупалась я очень сосредоточенно, прокручивала в голове все этапы готовки, которые подсмотрела в интернете, – но больше для того, чтобы не думать ни о чем другом. Несколько раз возникало странное чувство, что за мной кто-то наблюдает, стоит повернуть голову – и неуловимая тень стремительно утекает за стеллаж. Но это все наверняка было из-за нервов и постоянного стресса. Вернувшись домой, я немедленно взялась за дело и спагетти с базиликом и помидорами плюс отбивные приготовила на твердую четверку. Нужно только не проболтаться Сашке, что мясо отбили до меня.
Дятлов появился еще до полудня, весь какой-то взвинченный, но хоть без новых ранений. Я открыла дверь и сделала большие глаза:
– Прогуливаешь? Или уже исключили из школы за драку с новеньким?
– Первое, – хмыкнул друг. – Не сидится за партой в такую погоду, понимаешь. И кстати, никаких драк, как и обещал.
– Но ты поговорил с этим типом?
– Конечно. Все прошло очень цивилизованно.
По Сашкиному тону я безошибочно догадалась, что сам он не совсем доволен итогами переговоров, наверняка Артур оказался крепким орешком даже для него.
– В общем, он предупрежден, – подытожил Сашка, встряхивая лохматой головой и словно отгоняя какие-то неприятные мысли или воспоминания. – Если снова рискнет тебя доставать, то будет точно знать, откуда и за что ему прилетело. Можешь о нем забыть.
Мне и в самом деле полегчало, ясно же, что теперь Сашка глаз с Кныша не спустит. Новенького можно не бояться или бояться, но не так сильно.
– Пойдем, покормлю тебя, мой герой, – сказала я.
Что у Сашки не отнимешь: он умеет выпячивать и превозносить до невозможности каждую мою удачу. Вот и сейчас не стал уточнять, как некоторые любят, останется ли он жив, отведав моей готовки. Бодро прошествовал в ванную, а потом на кухню, восхищался сначала запахом, потом вкусом, даже каким-то особым послевкусием – это когда мы уже пили чай. А затем сказал:
– Данка, тут одно дело есть.
– На миллион? – хихикнула я, вспомнив, что он всегда говорил так в младших классах.
– Даже больше. Хочешь съездить на выходные на Сторожевое озеро? Синоптики обещают, что как раз к концу недели вернется настоящее лето.
Почему-то я растерялась от такого предложения.
– С тобой вдвоем?
– Не, почему вдвоем? С ребятами, с кем я обычно езжу. Поедем на двух машинах, в субботу рано, в воскресенье уже назад.
– Н-не знаю. Ты же знаешь, что все это не мое: комары, клещи, рюкзак за плечами.
– Да перестань. – Сашка с мольбой заглянул мне в глаза. – Комары с клещами давно спят, им же никто не сказал, что лето возвращается. Никаких долгих переходов мы не планируем, чисто прощание с сезоном, так что поедем на место, куда от дороги меньше идти, чем отсюда до нашей гимназии. Твой рюкзак беру на себя.
Я задумалась. Съездить было интересно, я ведь и отказывалась обычно больше потому, что точно знала: мать не разрешит. А про насекомых и прочее я сама себя накрутила, чтобы не так обидно. Из этих поездок Сашка всегда приезжал веселый, просветленный и немного отсутствующий, как будто именно там с ним происходило что-то очень хорошее. Да, я хотела поехать, но одна мысль очень меня тревожила.
– А как там спать, в палатках? Они на сколько мест? – спросила как можно равнодушнее.
– Да брось, кто там вообще спит? Ребята зажигают до самого рассвета, а выспаться и в машине можно. Палатку я, конечно, поставлю, чтобы можно было отдохнуть, если что. Ну, надумала?
– Думаю пока…
– Если не хочешь, то и говорить не о чем, – вроде как спохватился Сашка, оторвал от меня взгляд. – Другое что-то организуем, съездим в Питер…
Я поняла, что он даже не рассматривает вариант поехать без меня, прониклась и сказала:
– Нет, решено, прокатимся к этому твоему озеру.
Глава четырнадцатаяРасставание
Старейшина Владдух почти не спал ночами. Ложился иногда, но едва тоска начинала холодить сердце, так что оно и билось через раз, поднимался, выходил из шатра и часами бродил по селению. Посмотреть здесь и ночью было на что: наблюдательным женщинам первым открылось, что местные звезды не стоят на одном и том же месте в своих созвездиях, как было в прежнем мире. Нет, они самовольно перемещаются по небу, словно дети, которые то собьются в кучу, то разбегутся для игры в прятки, а то просто носятся друг за дружкой. Луна вела себя как нерадивый работник, могла по несколько дней не появляться, хотя туч никогда тут не бывало, а потом спохватывалась и выползала на небо – сияющая, пористая, раздутая от самодовольства. Терять хоть часть себя, превращаться в месяц ей, судя по всему, не позволяла гордыня.
Но и без луны темноты никогда здесь не бывало: мириады светящихся существ – от крохотных до размера с филина – носились в небе до рассвета. Со стороны леса после захода солнца доносился странный гул, мельтешили тени, будто там бушевал ураган, и часто поутру люди подолгу искали полюбившееся дерево, дающее сладкие плоды, и находили его мирно растущим в совсем другом месте, причем на земле не оставалось никаких следов перемещения.
Однако новые обитатели поляны совсем не пугались всех этих диковинок, раз и навсегда решив, что попали в чудесную сказку и отныне им предстоит только наслаждаться жизнью. От горящих костров брали они все необходимое, и уже заполнили поляну богатые, на манер восточных, шатры, другие же копили камни или бревна, неспешно начинали возводить хоромы. По многу раз на дню собирались за столами, иначе яства и напитки просто некуда было девать, вели долгие беседы, пели и спорили до хрипоты. Поначалу больше всего споров было о смерти Новика, и скоро почти все сошлись во мнении, что вздорный при жизни старик оказался недостаточно хорош для этого места, тогда как более достойных непременно ждет вечная счастливая жизнь в неге и изобилии.
Владдух понимал: так люди пытались забыть свои недавние горести и потери. Но все равно с трудом скрывал досаду и раздражение. Радовало то, что хоть молодые не поддались пока расслабленности и лени: юноши каждый день на лошадях объезжали окрестности, порой отсутствовали по паре суток, девушки выхаживали больных и еще не вставших на ноги, у которых не осталось никого из родни. И уже пролегла трещина между поколениями, старшие сердились, что у юношей не хватает времени, да и сил на песни, ведь после их молодых голосов огонь бывал особенно щедр.
Только на рассвете, по многу раз прогнав в уме все эти невеселые думы, старейшина все же засыпал на своей перине, и в голове его упорно стучало и стучало одно лишь слово: «Ловушка».
В то утро Орлик поднялся раньше обычного: собирался с дружиной в очередной поход, на этот раз на запад, – если верить солнцу этого мира, тоже любившему сюрпризы. То, что открылось им на востоке, лишь добавило тревог и сомнений: на расстоянии в полдня пути удалось обнаружить брошенное поселение. В шатрах нашлась богатая утварь и одежда, фигурки незнакомых божков и еще много такого, чего люди обычно не бросают, перебираясь на другое место. Но никого из людей или признаков их перемещения найти не удалось, только огромные следы неведомых существ сохранились на подходе к селению, одни круглые, размером с колесо телеги, другие трехпалые, когтистые.
А на юге после целого дня пути, ночевки и еще езды до обеда они наткнулись на высоченную стену великолепной кладки из гигантских белоснежных камней. Долго следовали вдоль нее, но так и не отыскали ворот. В одном месте высоченные, но тонкоствольные березы уложили на стену свои кудрявые кроны, и самому юному, двенадцатилетнему Видану, удалось залезть на самый верх и заглянуть на другую сторону. Потрясенный мальчик выкрикивал с высоты, что видит дивной красоты город, весь из белого камня, с золотыми и серебряными крышами. А по улицам ходят люди в богатых одеждах и сами собой двигаются крытые повозки, некоторые так и вовсе парят над землей. Но проверить слова мальчишки было никак невозможно. Для себя Орлик решил обязательно войти однажды в этот дивный город. И вот сегодня их ждет новый поход, и что-то новое он им откроет…
С этими думами сын старейшины неспешно шел к конюшне, когда вдруг увидел Дею, спешащую ему навстречу. Орлик возликовал: они теперь так мало времени проводили вместе, разве что вечерами, когда от усталости смыкались веки. Поэтому девушка вставала на рассвете, чтобы проводить друга в поход, пожелать доброго пути, украдкой подержаться за руки. Но сейчас было еще так рано, что Орлик мигом возмечтал о чем-то большем, чем робкие касания. Ноги сами понесли его вперед.
– Дея, что ты делала в конюшне в такую рань, уж не моего ли Балабана решила вычистить и запрячь для меня? – спросил он шутливо, когда их руки переплелись.
– Нет, твой злюка Балабан только после нашей свадьбы согласится признать во мне хозяйку, – в тон ему отвечала девушка. – Я проснулась на рассвете и побежала в конюшню, потому что услышала даже из шатра, как волнуется и зовет меня моя Айка. Пойдем же скорее!
– Что-то с конями? – заволновался Орлик. – Скажи толком!
– Сам все увидишь. Побежали! – Девушка, не выпуская его руки, шустрой белкой помчалась вперед.
Конюшня была выстроена в первые же дни надежно и основательно, чтобы лошади могли отдыхать, не пугаясь проделок ночных светил. Дея провела его к дальнему от входа и самому просторному загону, куда был определен конь старейшины Вихрат. Он был уже стар, тяжелое путешествие доконало его: распухли колени, что-то гудело и хлюпало в груди, живот провис. Его кормили и выгуливали, но, конечно, не брали в походы, и конь всякий раз тоскливо ржал вслед своим более молодым собратьям. И вот теперь загон его был пуст.
Орлик внимательно осмотрел завязанную веревкой дверцу, недоумевая, кто и куда мог забрать дышащего на ладан коня.