Почему-то первыми похолодели пятки, от них уже мороз пополз по всему телу. Перед глазами поплыла какая-то хмарь, пришлось срочно сесть прямо на пол.
– Но что с ним случилось? – пробормотала я.
– Инсульт. После болезни – помнишь, он разболелся к похоронам, даже не смог пойти, – так вот, первый раз вышел на улицу, хотел, может, в магазин сходить. А во дворе повалился на газон и уже не встал. А вы не созванивались с ним больше? Он же, как я понимаю…
– Нет.
Тут я отключилась. Конечно, грубо получилось, но продолжать разговор не было никаких сил. Ужас сковал меня, когда я сообразила, что все это время общалась с тем, кто выдавал себя за Бориса Ильича, по его мобильнику, а значит, смерть моего настоящего опекуна вовсе не была случайностью. И тот, кто все это провернул, от меня теперь так просто не отвяжется…
Глава двадцать перваяЗаключенный
Саша Дятлов не стал ждать автобус или заказывать такси до поселка – хотелось двигаться, так что от центра города к себе решил пробежаться через лес. Сначала шел по освещенной, недавно приведенной в порядок песчаной дороге, но постепенно она сужалась, превращаясь в петляющую среди заболоченных низин тропу. Темнота и одиночество Сашу давно не пугали, спасибо отцу. Хотя нет, неправильное чувство. Отца он любил по-прежнему, но проникаться благодарностью к тирану – последнее дело.
Бревенчатый настил, заменяющий мост через мелкую речку, отделил лес от поля, за которым начинался поселок. Тут Саша с трусцы перешел на спринт, надеясь хорошенько устать и сразу завалиться в постель. Интересно, приготовил ли ему отец на завтра очередной квест или отменил на то время, пока сын по здоровью освобожден от школы. Вчера и сегодня Дятлов бумажек не находил, хотя просыпался по привычке в четыре и первым делом спускался вниз. Честное слово, уже даже тянет размяться.
Легкой трусцой пересек поселок, свернул на свою улицу, поглядел в сторону дома – и насторожился. Рядом с их забором стояли две машины: полицейская и черная «Ауди». Калитка была распахнута настежь, какие-то тени мельтешили перед домом. Значит, опять по отцову душу, зря он за этот год разругался со своими юристами, кляня каждого за лишние, как он полагал, дни и даже часы в СИЗО. Возможно, они в ответ прекратили жать на нужные кнопки – и вот. Наверняка отец снова открутится, но каким вернется на этот раз? Саша на всех парах рванул к дому.
Окна первого этажа ярко горели, и еще от калитки были слышны крики и ожесточенная ругань, особенно выделялся резкий и полный злобы голос отца. Парень взлетел по ступенькам и замер в приоткрытых дверях.
Массивная фигура отца во взмокшей майке и домашних трениках перекрывала путь из прихожей в гостиную. Его широко распахнутый рот и яростный взгляд не сулили поздним визитерам ничего доброго. Хотя тех было аж трое: один молодой полицейский в форме и двое мужчин среднего возраста в штатском, они пока просто стояли возле вешалки и не имели возможности вставить хотя бы слово. Мать испуганно выглядывала из коридорчика, ведущего в столовую.
– Щас вам осмотр! – вопил отец. – Оборотни поганые, нормальные полицейские в ночное время по домам не ходят! Тридцать седьмой год у вас снова? Террор объявили? Так и я вам кое-что на это объявлю!
Что именно объявит, отец описывал очень красочно, у полицейского уши так и горели. Даже Саша хмыкнул и тут же поймал взгляд матери. Женщина не двинулась с места, но лицо ее побелело, а губы едва заметно шевельнулись, словно произнеся некое слово. Потом с небольшими интервалами еще и еще раз. Она явно хотела что-то сказать сыну, но, пока тот соображал, один из мужчин вдруг обернулся и удовлетворенно произнес:
– Ага!
Шагнул к Саше, крепко ухватил его за плечо и вытолкал на порог. Мгновение – и рядом вырос отец.
– Руки убрал, фашист! – заорал он так, что за уши схватился даже привычный Дятлов. – Только попробуй забрать парня – и жить тебе с оглядкой!
– Но послушайте, хватит уже орать! – завопил подскочивший ему на подмогу второй, в очках-хамелеонах. – Нам нужно только поговорить с вашим сыном, а потом мы доставим его домой. Это не арест, не задержание, просто бе-се-да!
Дятлов запоздало сообразил, что на этот раз приехали за ним, но абсолютно не понимал, во что такое он мог вляпаться.
– И ваша жена может поехать с нами, – добавил первый мужчина.
– Сам поеду!
– Нет, лучше жена, вы, уважаемый, слишком уж разошлись и не будете допущены в кабинет, – отчеканил очкастый, и отец отступил, сдулся.
Мать выбежала из дома уже в пальто и с сумкой в руках, юркнула в машину и Сашу за собой втянула – наверно, хотела, чтобы все поскорее закончилась. Наконец наступила блаженная тишина, и все немного расслабились.
– В самом деле, разве нельзя было вызвать сына завтра, после обеда? У него режим, школа, – сказала мать.
А про больничный не упомянула, наверно, не хотела вопросов, где болезный шлялся так поздно. Очкастый, севший на переднее место рядом с водителем-полицейским, повернулся к ним всем корпусом, пристроил пухлый подбородок на сгиб руки и ответил вполне мирно:
– Ну, не обижайтесь на нас, так уж получилось. Дело-то на особом контроле, все на ушах стоят. Завтра уже передаем документы в Питер, на Лиговку, вот и стараемся по максимуму все собрать. А к тебе, парень, – он подмигнул Саше, – пара вопросов, и все дела.
Мать пыталась выспрашивать, что за дело такое, но тот сослался на срочный звонок и укрылся в телефоне. Дятлову почему-то подумалось, что это может быть связано с Данкой и этим ее мутным опекуном. И где-то под ложечкой засосало от испуга, что за час после их расставания что-то могло произойти. Он зашарил по себе руками в поисках телефона, но вспомнил, что тот остался в рюкзаке, который он, войдя в дом, машинально опустил на пол в прихожей. У матери при себе мобильника тоже не оказалось.
Я все жала и жала на кнопку быстрого набора. Черт побери тебя, Дятлов, неужели нельзя почаще проверять свой мобильный, если уж живешь в огромном доме и не слышишь сигнала! На очередном моем звонке его телефон, похоже, сдох, но теперь хоть можно было переключиться на что-то другое. Я отчетливо понимала, что не перенесу эту ночь одна, а обратиться, кроме Сашки, было не к кому. Не Артуру же звонить, хотя он, наверно, был бы только рад. И тут снова зазвонил наш домашний.
Вначале я только плотнее вжалась в спинку дивана – вдруг это тот, кто называл себя моим опекуном, увидел, что у меня все время занято, и позвонил на стационарный. А если Сашка? Увидел, что телефон разряжен, спохватился… В общем, я взяла трубку. И какова же была моя радость и облегчение, когда я услышала отлично знакомый женский голос.
– Богданочка, как ты? – спросила Татьяна Валерьевна первым делом. – Ты уж прости меня, я только сегодня узнала от дочки, что ты потеряла маму. Просто нет слов. И очень жаль, что нас не оказалось рядом в такой момент. Мы, конечно, сами виноваты, прости нас, милая!
Я с трудом дождалась, когда она на одном дыхании проговорит свои извинения, потому что совсем другое меня сейчас волновало.
– Татьяна Валерьевна, вы можете мне помочь?
– Что-то случилось? – Голос из виноватого стал растерянным и чуточку испуганным.
– Ага. Я, кажется, влипла в ужасную историю. Криминальную.
– Ты сейчас в опасности?!
Я немного поколебалась с ответом. Наверно, нет, разве что ложный Борис установил прослушку на моем телефоне и в курсе, что я все знаю насчет Бориса настоящего. Но это едва ли.
– Сейчас вряд ли, – ответила я честно. – Но мне до безумия страшно, и я не знаю… просто не знаю, как пережить эту ночь. Можно, я к вам сейчас прибегу?
Тут я запнулась, сообразив, что последует отказ после всего случившегося. Не стоило даже просить, только в неловкое положение человека поставила.
– Прежде всего, никуда бежать не надо, – четко произнесла Кимкина мать. – Я сама сейчас к тебе приеду, и мы решим, как поступить.
Мне стало чуточку легче. Я все расскажу, а потом попрошу, пусть она отвезет меня в какую-нибудь гостиницу. Там все же будет не так страшно.
Татьяна Валерьевна уже через десять минут позвонила в домофон. А еще через пять мы сидели на кухне, и я подробно рассказывала ей историю с фиктивным отчимом, которого предположительно убил и заменил собой какой-то бандит. Женщина крепко держала меня за руку и слушала, не вставляя слов или лишних восклицаний. Даже не моргая, кажется. Только когда я рассказала все, что собиралась, она сказала:
– Так, значит, завтра с самого утра обратимся в полицию, я подключу мужа, у него есть знакомые. А сейчас возьми, что тебе нужно, и поехали к нам. Хотя можешь ничего не брать, у нас все найдется.
У меня просто челюсть отвисла.
– Но… – промямлила я. – Я не думаю… Лина ведь все еще…
Но Татьяна Валерьевна глянула на меня строго, давая понять, что все прошлое осталось в прошлом и смешно даже поминать его в свете нынешних событий.
– Линка даже порывалась со мной ехать, когда я сказала, что у тебя какие-то проблемы. Вы же подруги, Богдана, ты не забыла?
– А дядь Сережа?
Я снова вспомнила раздраженный и злой голос Кимкиного отца в трубке.
– Даночка, он просто поддался эмоциям. И теперь переживает из-за этого. Сейчас он еще на работе.
И я решилась: в темпе закинула в школьный рюкзак ночнушку, халат, зубную щетку. Вдруг стало очень страшно выходить из квартиры, и Кимкина мать, похоже, разделяла мои чувства – отстранив меня, она первая выглянула на лестничную площадку и несла дозор, пока я дрожащими руками торопливо запирала дверь.
Но вот мы уже входим в парадное, поднимаемся на лифте, и Кимка стоит в распахнутых настежь дверях квартиры, гарцует от нетерпения, поджидая нас. Мы бросаемся друг дружке на шею, Татьяна Валерьевна со смехом вталкивает нас обеих в прихожую и запирает дверь.
Я почему-то боялась увидеть подругу бледной и изможденной, но ничего подобного: Кимка выглядела отлично, на щеках играл здоровый румянец, агатовые глаза лукаво сияли. Она уже тянула меня за руку в свою комнату.