Не удостоив супруга ответом, Эрмина медленно встала и решительно посмотрела ему прямо в глаза.
– Значит, вот как, вы не ревнуете?
– Что вы хотите этим сказать?
– Хотя вы и без того меня прекрасно поняли, я без колебаний отвечу на ваш вопрос. Только что я предложила вам прочесть мое письмо и, таким образом, проявила себя покорной, доверчивой супругой. Вы посчитали, что не обязаны принимать мое предложение. Тем не менее вы, сомневаясь в искренности моих слов, хотите знать, что в нем написано и просите его у меня, чтобы отнести моему зятю.
– Совершенно верно. И что дальше?
– А дальше я уверена, что вы не устоите перед соблазном его прочитать.
– Очень даже может быть, – цинично ответил Сентак.
– Прекрасно! Только я этого больше не хочу.
– В самом деле? Почему же?
– Потому что ваши методы мне неприятны и оскорбительны.
– Только поэтому?
– Да. К тому же, на мой взгляд, когда мужчина взламывает печать на письме, адресованном не ему, он виновен даже больше, чем грабитель, взламывающий сейф.
– Эге! Это что-то новое.
– Да, потому что сейф не в состоянии себя защитить! – воскликнула Эрмина, приходя в состояние возбуждения.
– А знаете, в гневе вы прекрасны!
– И только дикари, – продолжала дама, распаляясь все больше и больше, – не знают этих правил – столь простых и уважаемых всеми цивилизованными народами.
– К чему вы клоните?
– К тому, что вы не понесете это письмо и как следствие не прочтете его.
– Вот как? Берегитесь, моя дорогая.
– Чего это я должна беречься?
– До этого я не стремился узнать, что вы пишете в этом послании. Но раз уж вы перешли на такой тон, у меня и правда появилось жгучее желание его распечатать.
– Вам это желание не удовлетворить.
– Вам так кажется?
– Я в этом совершенно уверена.
– Вы слишком много на себя берете.
– Ах! Я знаю, что вы человек жестокий и грубый, но не боюсь вас, о чем вы прекрасно знаете. А чтобы доказать, что вы не прочитаете это письмо, которое я написала сестре… глядите!
И не дожидаясь, когда Сентак помешает ей, Эрмина быстро бросила послание в огонь.
Маленький квадратик бумаги упал в самую середину полыхающих поленьев и сгорел еще до того, как Сентаку пришла в голову мысль схватить щипцы и выхватить записку, ставшую предметом ссоры.
Увидев, что бумага загорелась, Сентак закусил губу и двинулся на супругу. В каждом его движении чувствовалась агрессия.
Но Эрмина даже бровью не повела. В ответ на реакцию мужа ее губы расплылись в маленькой победоносной улыбке.
Радостный взор мадам де Сентак будто говорил:
– Моя хитрость удалась. Пустячная ссора позволила мне уберечь это компрометирующее послание от любопытства супруга. Его жестокости я противопоставила свою хитрость – и оказалась права.
Затем, пока Сентак мерил шагами комнату Эрмины, с силой печатая каблуками шаг по ковру, молодая женщина решительно подошла к шнурку колокольчика и с силой его дернула.
– Что вы делаете? – спросил ее муж.
– Разве не видите? Звоню.
– Зачем?
– Сейчас узнаете.
В дверь негромко постучали. Получив разрешение войти, через порог переступил вызванный колокольчиком слуга. Увидев его, Эрмина, перед этим выглядевшая как маленькая бунтарка, непроизвольно отпрянула. Сентак в душе улыбнулся.
Слугой, оказавшим подобное воздействие, был Мюлар.
Его пылающий взор упал на Эрмину, которая вздрогнула, когда он спросил: – Мадам, вы звонили?
Когда женщина услышала его мрачный, гортанный голос, ее охватила безудержная дрожь.
Тем не менее она все же собралась с силами и спросила:
– Кто вы?
– Новый слуга господина де Сентака.
– Кто позволил вам являться, когда звоню я?
– Я не знал, что…
– Хватит… – сказала Эрмина.
После чего вновь позвонила и добавила:
– Уходите.
Несмотря на свою дерзость и фанатизм Мюлар, несколько сконфуженный, поклонился и вышел.
– Не могу поздравить вас с приобретением в виде этого негра, – обратилась Эрмина к мужу.
– Но дорогая моя, – отозвался Сентак с таким видом, будто обиделся на ее слова, – он вовсе не негр.
– В самом деле?
– Индус чистых кровей.
– Как бы там ни было, он черномаз, мерзок и не вызывает у меня ничего, кроме брезгливости и отвращения.
– Даже так?
– Да, и я буду вам чрезвычайно признательна, если вы будете держать его как можно дальше от меня. Чем меньше я буду его видеть, тем всем будет лучше.
– Мадам, вы звонили? – пришла осведомиться горничная.
– Да, и в следующий раз не позволяйте другим, особенно этому чудовищу, которое я только что здесь видела, являться за моими приказаниями.
– Слушаюсь, мадам.
– Велите заложить карету.
– Вы уезжаете, моя дорогая?
– Да.
– Могу я проявить нескромность и поинтересоваться…
– Куда я собралась? К моей сестре, мадам де Мэн-Арди, чтобы лично сообщить то, что содержалось в моем письме, раз уж вы заставили меня его сжечь.
– Не надо обвинять меня в этом аутодафе, моя дорогая. Ведь я до сих пор спрашиваю себя, за что вы на меня так исступленно рассердились.
Сентак проглотил пилюлю, даже не поморщившись, и теперь всем своим видом старался уверить ее в том, что никогда не руководствовался дурными намерениями. Но Эрмина теперь была слишком встревожена, чтобы попадаться на удочку его речей, в той или иной степени слащавых.
– Мадам, карета подана, – вернулась сообщить горничная.
– Отлично.
В мгновение ока Эрмина надела шляпку и накинула на плечи манто.
– Я не предлагаю себя вам в сопровождающие, – с насмешкой в голосе сказал муж.
– Ах! Вы мне совершенно не помешаете, поэтому если желаете – едемте.
Сентак был слишком подозрителен, чтобы не догадаться, что жена обвела его вокруг пальца и что ей нужно сообщить сестре нечто очень важное. Но он знал и другое – если увязаться за Эрминой, она точно никуда не поедет. Поэтому он сказал себе, что если взяться за дело с умом, то все интересующие его сведения можно будет узнать и от Филиппины.
– Нет, моя дорогая, – ответил он, – хоть вы и называете меня тираном, я отпускаю вас одну.
Эрмина посчитала неуместным отвечать на его последние слова, спустилась вниз и села в экипаж.
В тот самый момент, когда тяжелая карета миновала ворота особняка Сентаков, расположенного на площади Дофин, вновь на своем вороном коне показался всадник, перед этим уже привлекший внимание молодой женщины.
Он совершил в седле несколько грациозных пируэтов, затем повернулся к Эрмине лицом и с улыбкой поклонился.
Женщина в ответ лишь холодно кивнула головой и поехала дальше.
– Это, должно быть, господин де Самазан. Беда лишь в том, что он показался мне слишком невоспитанным. Вместо того чтобы гарцевать верхом перед особняком с видом воздыхателя, лучше явился бы с визитом.
После этих слов Эрмина напрочь о нем позабыла, и у нее осталось лишь одно желание – побыстрее приехать к сестре.
Путь, впрочем, был недолог, и несколько минут спустя она уже входила в гостиную Филиппины.
Жена Годфруа осталась все такой же милой и симпатичной, какой мы ее когда-то знали. Она была самой очаровательной хозяйкой, о которой можно только мечтать, и Мэн-Арди, обладая таким сокровищем, считал себя счастливейшим мужем и отцом.
Рядом с Филиппиной на ковре возились трое очаровательных детей, старшему из которых, Клодиону, названному так в честь деда, было семь лет.
Увидев тетушку, он сбросил на пол младшую сестренку, до этого катавшуюся на нем верхом, и побежал обнять Эрмину. Самый младший, которому едва исполнилось год и месяц, был поглощен тем, что самозабвенно рвал книгу, доверенную ему матерью.
– Эрмина, дорогая моя, здравствуй, – сказала Филиппина.
– Здравствуй, сестра.
– Эге! Что-то ты раскраснелась, можно подумать, что у тебя неприятности.
– И да, и нет.
– Тогда рассказывай.
– А где Годфруа?
– Работает в библиотеке.
– Прошу тебя, вели его позвать.
– Прямо сейчас?
– Да, прямо сейчас.
– Но что случилось? – кротко спросила Филиппина.
– Сейчас узнаешь. А вот и Годфруа, так что трезвонить в колокольчик, чтобы позвать слугу, нет никакого смысла.
– Эге! Это же наша очаровательная, божественная сестренка Эрмина, прекраснейшая мадам де Сентак.
– Годфруа, друг мой, – сказала молодая женщина, – приберегите свои высокопарные речи до следующего раза и слушайте меня.
– Вот как? Значит, дело серьезное.
– Более чем.
– Я весь внимание.
– Для начала вы должны мне кое-что пообещать.
– Все, что пожелаете, сестренка.
– Мой муж никогда… слышите, никогда не должен узнать, зачем я сегодня к вам приезжала.
– Договорились, – ответил Годфруа, никогда не питавший к Сентаку особой симпатии.
– Ты, Филиппина, тоже не проболтайся, обещаешь?
– Обещаю, от всего сердца.
– Вот и хорошо! Мой дорогой Годфруа, я хочу знать, действительно ли мой муж, рассказавший утром долгую историю одной игры, в которой он проявил себя крайне бескорыстным человеком…
– Быть того не может.
– Так вот я хочу знать, действительно ли он играл.
– Кто был его партнер?
– Мартен с острова Маврикий.
– Это тот, у кого слуги всех цветов и оттенков кожи?
– Он самый.
– И когда же, по его словам, состоялась эта игра? – спросил Годфруа.
– Минувшей ночью.
– Мне это представляется маловероятным, – сказал Мэн-Арди.
– Да? Почему?
– Потому что господин Мартен как раз собирался в Бале и вчера вечером должен был уехать.
– Но уехал? Или нет?
– Это я узнаю уже в самом ближайшем будущем.
– Когда вы сможете мне об этом сообщить?
– Боже праведный, дорогая моя сестренка, если вы соблаговолите побыть несколько минут с Филиппиной, я быстро схожу к господину Мартену.
– Нет-нет, не делайте этого?
– Но почему?
– Потому что муж может тоже отправиться к нему – попросить удостоверить его ложь. Встретившись там с вами, он догадается, что вас послала я, а мне этого не хочется.