– Да, помню.
– Так вот Андюс, переодевшись повелителем Монкрабо, явился на бал в сопровождении известного вам пышного кортежа как раз для того, чтобы поговорить с Сентаком.
– Вы должны знать, что от точности и правдивости ваших ответов… Так где же прячется Андюс?
– Сначала пообещайте сказать этому разбойнику, что его выдал не кто иной, как Сентак.
– Обещаю вам.
– И даете слово чести?
– Да, даю.
Кадишон тут же привела объяснения, необходимые для поимки главаря бандитов.
Судья все подробно записал, а когда молодая женщина закончила, спросил:
– А теперь соблаговолите объяснить, чего вы ждете от ареста этого человека.
– Андюс, полагаю, придет в ярость.
– Я тоже так думаю.
– И пожелает узнать, кто его выдал.
– Естественно.
– Вы скажете ему, что это сделал Сентак.
Знай Кадишон, что Семилан заделался знатным вельможей и прокладывал себе дорогу в высшем свете Бордо, она бы обязательно добавила к имени Сентака и Самазана, но ей ничего не было известно о тех переменах, которые произошли с молодым бандитом.
– И что дальше?
– А дальше все просто.
– Соблаговолите объяснить.
– Узнав, что его предали, Андюс будет вне себя от злобы.
– Вероятно.
– Он решит, что если Сентак заговорил, то почему тогда не заговорить и ему. И вот тогда, я думаю, вы услышите очень много интересного.
– О господине де Сентаке?
– О ком же еще!
– Включая доказательства, подкрепляющие его вину?
– Да, включая доказательства, – смело заявила Кадишон.
– Но если вы меня обманываете, за это вас постигнет суровая кара.
– Я не боюсь.
– Очень хорошо. На сегодня ваш допрос окончен.
Кадишон вышла и вернулась в тюремную камеру – несколько более уверенная, чем утром, в исходе судебного разбирательства ее дела и будущего в целом.
Но, несмотря на это, действиям, продиктованным любовью к мужу и природной энергией, суждено было обернуться против нее.
Когда его вызвали к следователю, Сентак слишком испугался, чтобы не предпринять попытку в будущем оградить себя от подобных неприятностей.
Поэтому на следующий день он узнал адрес человека, исполнявшего при следователе обязанности секретаря, и явился к нему с визитом.
Нам нет необходимости описывать изумление, охватившее секретаря при виде господина де Сентака, вошедшего в его скромное жилище.
Последний не медля принялся излагать дело, которое привело его к судейскому чиновнику.
– Сударь, – сказал он, – вчера вы были свидетелем того, как по доносу жены этого солдата меня вызвали к следователю.
– Да, сударь.
– Дошло до того, что меня оскорбили, выдвинули идиотские обвинения и заставили защищаться.
– Но ведь вы не оставили от них камня на камне.
– Мне вполне хватило и того, что судья вообще прислушался к подобному доносу.
– Это был его долг.
– Пусть так, но…
– Прошу прощения, сударь, – перебил его секретарь. – Но не будете ли вы так добры сказать, зачем пожаловали, а то мне пора идти во дворец правосудия.
– Извольте. Явившись вчера к следователю, я был настолько взволнован, что более суровый слуга закона мог бы посчитать меня виновным. Я знаю – у меня есть враги, способные пойти на новые гнусные козни.
– И что же?
– А то, что я не желаю, чтобы их клевета в следующий раз застала меня врасплох.
– Иными словами…
– Иными словами, если кто-нибудь замыслит против меня новую подлость, я буду чрезвычайно признателен, если вы мне об этом сообщите.
– Но, сударь, – воскликнул секретарь, – вы предлагаете мне выдавать тайны, которые я клялся бережно хранить!
– Поверьте, – ответил Сентак, – я сумею должным образом выразить свою признательность.
– Помилуйте! Это не что иное, как попытка подкупа.
Сентак понимал, что нужно нанести решающий удар, в противном случае этот демарш вполне мог обернуться против него.
– Позвольте мне, – сказал он, – предложить вам двадцать пять тысяч франков.
– Двадцать пять тысяч франков… – промолвил секретарь, машинально делая шаг вперед, будто чтобы их взять.
Сей бедолага зарабатывал тысячу четыреста франков в год, а теперь ему предлагали тысячу двести франков ренты. Сентак сразил его наповал.
– Не бойтесь, сударь, вы будете в курсе всего, – ответил секретарь, впрочем, не без длительной внутренней борьбы.
И не осмеливаясь бросить взгляд на человека, который его только что подкупил, он взял шляпу и сказал: – Мне пора во дворец правосудия.
Затем с совершенно растерянным видом вышел, не позаботившись даже о том, чтобы запереть дверь. Сентак, ошеломленный видом человека, напрочь испугавшегося полученной взятки, остался один. Губы его расплылись в презрительной улыбке, и он, в свою очередь, тоже ушел.
На следующий день Кадишон, чтобы спасти себя и мужа, открыла следователю место, где скрывался Андюс, а уже через несколько часов Сентак был предупрежден о нависшей над ним новой угрозе.
– Отлично! – сказал муж Эрмины секретарю. – Как по-вашему, когда полиция отправится ловить этого бандита?
– Завтра утром.
– В котором часу?
– На рассвете.
– Благодарю вас.
– Не за что, – тусклым голосом ответил несчастный.
– Продолжайте служить мне, – кивнул саиль, – и я смогу вознаградить вас за оказанные мне добрые услуги.
Секретарь оставил его слова без ответа и молча ушел.
Что же до Сентака, то он нанял лошадь, во всю прыть поскакал в Бореш, вечером прибыл на место и тут же отправился в катакомбы.
Дойдя до места, где, по его предположениям, мог находиться Андюс, саиль стал звать его что было сил.
Ответ безногого не заставил себя долго ждать.
– Мальчик мой, – сказал ему Сентак, – вам отсюда надо убираться.
– Почему?
– Да потому что здесь больше не безопасно.
– Вот как? – с сомнением покачал головой бандит.
– Вас предали.
– Ха! Кто?
– Кадишон.
– Кадишон? Не может быть.
– Тем не менее это так.
– А это, случаем, не ваша работа?
– Если бы я вас выдал, то разве стал бы предупреждать?
– И то правда.
– Да и потом, разве я не заинтересован в том, чтобы вы никогда не попали в руки правосудия?
– По-видимому.
– Ну так что же? Вы собираетесь бежать?
– Признаться, нет.
– Как это?
– А вот так.
– Но почему?
– Потому что все старания полицейских будут напрасны. Они меня все равно не найдут.
– Полно вам хвастаться.
– Нет-нет. Здесь есть два десятка укромных уголков, где меня в жизни никто не отыщет.
– Значит, вы будете дожидаться агентов?
– Сохраняя полнейшее спокойствие.
– Как вам будет угодно, я вас предупредил.
– Покинув подземелья, я тут же попадусь в первую же расставленную для меня ловушку, в то время как агенты могут безуспешно искать меня здесь месяцами.
– Вы в этом уверены?
– Совершенно уверен.
– Вы должны понимать – я очень не хочу, чтобы вас поймали.
– На что это вы намекаете?
– Вот на что: если бы я боялся, что вас схватят, то…
Сентак запнулся.
– То избавились бы от меня без малейших промедлений?
– Вы очень умны, Андюс.
– Ну что же, попытайтесь, – сказал бандит и вдруг пропал.
Сентака его неожиданное исчезновение озадачило.
– Где вы, Андюс?
– Здесь, – ответил голос разбойника, который теперь держался в отдалении, скрываясь во тьме.
– Полно вам, вы же видите – я пошутил.
– Может быть, но стоит вам сделать шаг в мою сторону – и вы покойник. Я прекрасно вас вижу, а вот вы понятия не имеете, где я.
Сентак настаивать не стал. И поскольку в глубине души он был убежден, что Андюс не дастся в руки полиции, по крайней мере насколько это будет в его силах, повернулся к разбойнику спиной и сказал: – Я ухожу, Андюс, – в доказательство того, что верю вам.
– И правильно делаете.
Три дня спустя саиль, Мюлар и Семилан собрались вместе, чтобы договориться о дальнейших действиях.
– Час уже близок, – сказал Самазан.
– Кастерак признался в своих чувствах?
– Думаю, да, – ответствовал бандит.
– Отлично.
– Теперь нам остается лишь воспользоваться благоприятным моментом.
– Уж я-то точно его не упущу, – промолвил Сентак.
– Каждый вечер я оставляю их одних в салоне обмениваться самыми умилительными нежностями.
Единственное, о чем старательно умалчивал Семилан, была его безумная любовь к Маринетте.
Воспользовавшись свободой действий, предоставленной ему Эрминой, верившей в чистоту помыслов человека, который в ее глазах был дворянином, Семилан стал прокладывать путь к сердцу Вандешах.
Несчастная юная девушка, прельщенная приятной наружностью бандита, его миловидной улыбкой и любезными манерами, всецело отдалась этому чувству, столь новому для нее.
Как и сам Семилан, она не упускала ни единой возможности побыть с ним наедине. Проходя по коридору и, к своей радости, встречаясь с ним, она не убирала руку, когда он нежно ее пожимал.
Порой негодяй в своем бесстыдстве доходил до того, что пытался сорвать поцелуй. Она сопротивлялась – едва-едва.
Когда они, благодаря непредвиденной случайности, в первый раз остались наедине, Семилан, предложив девушке опереться на его руку, заговорил о браке в самых почтительных и уважительных словах. Впрочем, он, этот мерзавец, был совершенно искренен.
Вандешах, эту святую невинность, даже не помышлявшую о чем-либо в этом роде, подобные намерения совсем не возмутили. Она чувствовала, что должна поговорить о своей любви с Эрминой, но была так счастлива, что боялась утратить даже частичку своей радости, и поэтому не желала делиться ею с кем бы то ни было.
Иными словами, когда пробил час заключительной трагедии, Самазан уже без остатка владел сердцем своей жертвы.
«И оставлю же я в дураках этого знатного вельможу, – думал он. – Когда Сентак убьет жену, наступит очередь правосудия и его арестуют. Присяжные его оправдают, но до суда он будет сидеть в тюрьме, а я тем временем уеду в Индию вместе с женщиной, которую он боготворит. Очаровательно».