Что касается сообщения летописи о изгнании Болеслава I из Киева в результате восстания населения, поднятого против польских войск князем Святополком, то этого известия, очевидно, не было в рассказе о Предславе. Нет такого известия и в использовавшем его тексте рассказа Патерика о Моисее Угрине. Здесь даже как будто прямо говорится о добровольном уходе Болеслава:
“възвращася Болеслав в Ляхы, и поат с собою обе сестре Ярославля, и изыма же и бояр его”69. Зато из рассказа оПредслазе заимствовано, надо полагать, летописное сообщение о возвращении в Польшу Болеслава I с большой добычей и множеством пленников. Это сообщение полностью подтверждается не только словами Галла Анонима70, но и показанием Титмара Мерзебургского, бывшего современником событий и знавшего о радостном возвращении в Польшу Болеслава71. Остается разобрать вторую ссылку “Тверского сборника” на Киево-Печер-ский Патерик.
Ссылка эта помещена под 1018 г. в том месте, где идет рассказ о битве на Буге и звучит следующим образом: “На том же бою изымаша Моисеа Угрина, брата Георгиева, иже бе убит с князем Борисом; бе бо и той слуга Борисовь, и много пострада в Лятской земле от вдовы некыа, млады суща, ея же муж, боляринь сый Бо-леславль, убиень на сем бою; Моисей же по страдании своимь прииде в Киевь, в Печерьский монастырь, и бысть чюден старець, красен телом и душею, о нем же лежат повести в Оте^нице Печерьском”72.
Недоумение в данном случае возникает единственно в связи с тем, что в отличие, как от рассказа о Моисее Угрине Патерика, так и от предыдущего отрывка сборника пленение Моисея оказывается здесь не результатом киевских событий, а последствием битвы на Буге. Эта деталь не была, очевидно, основана на предполагаемом рассказе о Предславе. Не может она рассматриваться и как заимствование из рассказа о Моисее Угрине, поскольку прямо противоречит ему. В таком случае было бы совершенно естественно считать, что эта деталь второго отрывка “Тверского сборника” явилась результатом позднейшей комбинации сводчиком данных летописи и Патерика.
На мысль о таком именно происхождении этого известия наводит следующее место Патерика. После неудачных попыток обольстить Моисея Угрина вдова, к которой он попал в Польше как пленник, обращаясь к Болеславу I, говорит: “сам веси, яко мужь мой убиен
бысть на брани с тобою; ты же ми дал еси волю, да его же въсхощу, пойму себе мужа Аз же възлюбих единаго юношу от твоих пленник, красна суща.. ”73. Для сводчика пользовавшегося сохранившимися или близкими к ним редакциями летописи, казалось несомненным, что в рассказе о гибели мужа женщины могли подразумеваться только битва на Буге, так как ни в одном из имеющихся летописных сводов эпизод с осадой Ярослава в Киеве в 1018 г. не упоминается Наименование Моисея “пленником” наталкивало на мысль, что и он был захвачен в плен в результате сражения на Буге Таково, по-видимому, происхождение этого известия “Тверского сборника”.
Иными словами и разбор показаний “Тверского сборника” убеждает в том, что ни рассказ о Моисее Угрине, ни использовавшее его житие св. Антония не являлись источниками летописных статей о польско-русских отношениях и событиях в Польше 1018—1038 гг. Источником этих сведений мог зато быть недошедший гипотетический рассказ о Предславе, содержавший и сведения о пребывании в Польше Моисея Угрина, бывшего слугой Пред-славы.
Но если нет никаких оснований возводить летописные известия 1018—1038 гг. о Польше к сообщениям рассказа о Моисее, то тем более это невозможно относительно летописных известий 1041 —1047 гг. Как следует из текста Патерика, Моисей провел в плену 6 лет74 и вернулся из Польши после смерти Болеслава в 1025 г, прожив после того еще десять лет75. Отсюда совершенно очевидно, что рассказ о нем не мог иметь ни малейшего причастия к сообщениям летописей о походах на мазовшан. Тем самым отпадает и возможность опираться на выводы А. А. Шахматова при оценке летописных статей об этих походах Ярослава. Вместе с тем нет, разумеется, никаких оснований возводить эти летописные сообщения и к предполагаемому рассказу о Предславе.
* * *
Остается рассмотреть сами по себе летописные данные о походах на мазовшан, приводя их попутно в связь с современным им политическим положением Руси и Польши.
Сведения о русских походах в Мазовию находятся в составе 1 и 4 Новгородских и Софийской I летописей, а также в “Повести временных лет”. Прочие источники, в том числе и Галл Аноним, как уже говорилось, совершенно умалчивают об участии русских сил в подавлении восстания Маслава в Мазовии.
Для целей дальнейшего исследования важно отметить расхождения, наблюдаемые в сообщениях летописных сводов.
Новгородская 4 летопись знает о трех походах Ярослава на мазовшан, помещая их под 1041 и 1047 гг.76 Так называемая Новгородская Первая летопись упоминает лишь об одном походе 1047 г.77 В “Повести временных лет” отмечены походы 1041 и 1047 гг.78 Сравнение текстов известий 1047 г. в этих трех летописях убеждает в большей первоначальности текста “Повести временных лет” и Новгородской 4 летописи, так как сообщение Новгородской Первой летописи о передаче Казимиром Ярославу — шурину — русских пленных предполагает наличие в тексте ее более раннего сообщения о браке Казимира и сестры Ярослава, когда русские пленные были возвращены Ярославу в качестве “вена” (платы за невесту).
Новгородская Первая летопись
“Ярослав иде на Мазовшаны и победи я, и князя их уби Моислава, и покори я Казимиру; тогда даст Казимир 800 лю-дии Руси поло-неных Ярославу шюрину”.
Новгородская 4 летопись
“Иде Ярослав третье на Мазовшаны, и победи я, и князя их уби Моислава, и покори землю ту Казимиру”.
“Повесть временных лег”
“Ярослав иде на Мазовшаны и победи я, и князя их уби Моислава и покори я Казимиру”.
Такое сообщение в самом деле имеется в “Повести временных лет”, где оно помещено под 1043 г.: “В си же времена вдасть Ярослав сестру свою за Казимира, и вдасть Казимир за вено людий 8 сот, яже бо полонил Болеслав, победив Ярослава”. Аналогичное сообщение под 1041 г. помещено и в Новгородской 4 летописи: “Той же осени дасть Ярослав сестру свою за Казимира. В тыи лета абидяше Моислав Казимира, и ходи Ярослав двожды на мазовшан в лодиях, и рече к Казимиру: “елико отець твой Болеслав, победив мене, и полонил людей моих за ся, то вдаи ми за вено”. И събра Казимир людин его Руси толоненых 800, кроме жен и детей, и вда за вено Ярославу, шюрину своему. Сей же Казимир вда сестру за Изяслава, сына Ярослава”79.
Большая четкость этих известий, говорящих прямо о состоявшемся 'браке и точнее объясняющих судьбу пленников, в свое время захваченных Болеславом Храбрым, является достаточным основанием к тому, чтобы признать тексты “Повести временных лет” и Новгородской 4 летописи более первоначальными.
В таком случае текст Новгородской Первой летописи окажется сравнительно поздней редакцией, соединившей воедино известие 1041 или 1043 г. о браке Казимира и сестры Ярослава с известием 1047 г., сообщающем о походе Ярослава на мазовшан. Что касается слова “третьее” в тексте Новгородской 4 летописи под 1047 г., то появление его объясняется, по-видимому, влиянием сообщения 1041 г. в ней, где говорится о том, что Ярослав “двожды” совершал походы на Ма-зовию.
Теперь необходимо перейти к разбору соответствующих текстов “Повести временных лет” под 1043 и Новгородской 4 летописи под 1041 г. (в Софийской I летописи под 1043 г.).
Сравнение их выявляет существенные расхождения
“Повесть Новгородская 4 летопись
временных лет” “Toe же осени Ярослав даст
“В си же времена сестру свою за Казимира И в
вдасть Ярослав сестру та лета обидяшеМоислав Кази-
свою за Казимира, и мнРа> и Х°ДИ Ярослав двожды
вдасть Казимир за вено людий 8 сот, яже бе полонил Болеслав, победив Ярослава”
в лодиях на Мазовшаны и ре-че Казимиру ели отець твой Болеслав победив мене, и полони людий моих за ся, то дай ми за вено И собра Казимир людий его Руси полоненых семьсот, кроме жен и детей, и вда за вено Ярославу — шурину своему Сей же Казимир вда сестру за Изяслава, сына Ярослава”
Анализ расхождений, существующих между известиями 1043 г в “Повести временных лет” и 1041 г в Новго родской 4 летописи, наводит не только на мысль о том, что редакции этих собщений разновременны, но и убеждает, что редакция Новгородской 4 летописи является более древней
Правда, и в этой редакции можно обнаружить несколько редакционных слоев, раскрывающих иногда характер постепенной обработки текста летописцами Речь идет о таком точном определении времени брака Казимира, как “тое же осени”, возникшем, как указывал еще А А Шахматов80, под влиянием других известий летописи, помещенных под тем же годом
В пользу такого решения вопроса говорит тот факт, что эта внешне точная дата брака Казимира в действительности является ошибочной Как удалось доказать еще О Бальцеру, брак Казимира и Марии Добронеги следует датировать не позже, чем 1039 г 81
По-видимому, и речь Ярослава к Казимиру является продуктом вольного творчества позднейшего редактора, на основании знакомства с предыдущими летописными сообщениями о Польше ошибочно назвавшего Казимира сыном Болеслава Храброго. Такая комбинация имен не могла представляться ему неправдоподобной, так как летописи не было известно имя Мешко II
Отбросив эти поздние напластования, получаем следующий текст:
“В си же времена Ярослав даст сестру свою за Казимира И в та лета обидяше Моислав Казимира и ходи Ярослав двожды в лодиях на Мазовшаны И собра Казимир людий его Руси полоненых семьсот, кроме жен и детей, и вда за вено Ярославу, шурину своему Сей же Казимир даст сестру свою за Изяслава, сына Ярослава”.
Сравнение восстановленного таким образом текста с соответствующим местом “Повести временных лет” свидетельствует в пользу того, что сообщение последней представляет собой по существу лишь краткий пересказ текста, реконструируемого на основе рассказа Новгородской 4 летописи “Повесть временных лет” под 1043 г. не сообщает ничего ни Q походах на Мазовию, ни о браке Изяслава и сестры Казимира Не поясняет она и того обстоятельства, что в число 800 возвращаемых пленных не входили женщины и дети