— Сразу же бросилась к телефону, пыталась с кем-то связаться, но безуспешно. Я оставил наблюдение за Якимовской, выяснил, что диспетчер пыталась связаться со службой диспетчеров порта, искала Новака, но тот, скорее всего, еще ехал в порт.
Все-таки, иногда отсутствие сотовых телефонов — это благо. Вот у нас бы…
— Я решил провести встречу с Новаком, — продолжал Кузьменко. — Но он отказался со мной говорить. Сказал, что не имеет права делиться информацией с ВЧК. Тогда я просто задержал его и доставил к нам. Надеюсь, вы санкционируете его задержание?
Вместо ответа я вытащил из ящика стола два чистых бланка с печатями, подписал их и придвинул Никите.
— Заполнишь сам. Новак пусть сидит, созревает, дай команду задержать Якимовскую. Ее доставляй не к нам, а сразу в тюрьму. Скажешь директору, чтобы нашел ей одиночную камеру.
Если Новак и на самом деле шпион какой-то разведки, то диспетчер железнодорожной станции, откуда почти каждый день уходят составы с красноармейцами — источник, сопоставимый по ценности с начальником строевого отдела штаба дивизии. Якимовскую необходимо брать немедленно уже за то, что отказалась сотрудничать с чека. Надо только позвонить коллегам из Трансчека Архангельской железной дороги, предупредить, что «губчека» проводит свою операцию. Эти парни нормальные, в отличие от своих московских коллег, без «понтов», мы с ними сработались неплохо. Зачем обижать хороших людей?
Глава 9Рука английского пролетариата
Сегодня угробил целый день, чтобы разобраться с диверсией в отношении авиапоезда. Мошинский, еще не утвержденный руководством в должности, но уже гордо представлявшийся «начальником особого отдела», развернул бурную деятельность, арестовав половину грузчиков в Бакарицах. Еще немного и кто-нибудь сознается, благо, что особисты умеют «уговаривать», а тезке первого императора ужасно хотелось стать начальником безо всяких «и.о.». А не сознаются, он остальных арестует, придется мне отдавать своих заключенных на погрузку-разгрузку каменного угля, добытого водолазами, а иначе сорвется экспедиция, запланированная в Сибирь. Моряки говорили, что не хватает еще добрых ста тонн. Значит, придется-таки самому раскрывать диверсию.
Я же решил пойти иным путем, нежели Мошинский. Сопоставив кое-какие факты, надумал проверить совершенно сумасбродную идею. Прихватив с собой пару сотрудников, а еще товарища Исакова, одолжил у начальника порта паровой катер и нанес визит водолазам, решив уточнить кое-какие детали. Узнал, например, что угольщик, считавшийся среди горожан утопленным немецкой подводной лодкой, на самом-то деле затонул весной девятнадцатого года, когда вражеских субмарин ни в Белом море, ни, тем более, в Двинской губе, быть не могло. Можно, разумеется, пофантазировать и решить, что какой-то капитан Кайзерлихмарине начал вести собственную подводную войну, но это сомнительно. Да и в Двинскую губу подводная лодка не рискнула бы заплывать, глубина не та. А главное, что водолазы, разбиравшиеся в таких вещах, уверенно говорили, что у угольщика котел взорвался изнутри. Факт, наводящий на размышления.
Работа сложная и трудоемкая. Водолазы поднимали уголь на свой бот, потом на пароходе «черное золото» перевозили на плавучий склад, переоборудованный из старой баржи. Откуда драгоценный груз станут распределять по судам, готовившимися к покорению Северного морского пути.
Вот и я после водолазной станции отправился на склад озадачивать народ странной работой. Грузчики, которых Мошинский еще не успел арестовать, поворчали, но принялись пересыпать уголь с места на место, буквально пересматривая каждый кусок. В идеале — перебрать бы весь уголь (кстати, узнал, что он именуется «кардифом» и считается лучшим в мире) по кусочку, но это уже из области фантастики. Хотя… стукни мне такая блажь в голову, сделал бы. Не сам, разумеется, а изыскал бы силы и средства. Но пока ограничился только поверхностным поиском. Чтобы что-нибудь отыскали — должно случиться чудо. И, как ни странно, часа через три оно случилось.
— Владимир Иванович! — окрикнул меня один из грузчиков. — Посмотрите-ка.
Грузчик — весь грязный, небритый, в лохмотьях и в угольной пыли, уже оставившей «шахтерские» отметины на лице, держал в руках черный кусок. Кажется, все то же самое, что у английского кардифа, только кусок не блестел на солнце и гораздо легче, нежели настоящий уголь.
— Это то, что вы искали? — поинтересовался грузчик.
А интересные грузчики здесь работают. Не иначе, из «бывших», прошедших фильтрацию на Соловках или в Холмогорах.
— Похоже, — осторожно взял я в руки кусок тротила, замаскированного под безобидное топливо, и передал его Исакову.
Петрович взвесил на ладони кусок «кардифа», хмыкнул, обнюхал и сообщил:
— Тринитротолуол.
К тому времени, когда мы отыскали взрывчатку, на склад прибыло и местное начальство — уполномоченный наркомата Черкасов и начальник архангельского порта Вавилов.
— Товарищ Аксенов, почему вы не сообщили о своем прибытии? — хмуро поинтересовался Черкасов.
— А зачем? — в тон ему отозвался я, хотя мог бы сказать, что начальник порта знал.
— А затем, товарищ начальник губернского чека, я отвечаю за все и вся!
— Так отвечайте, кто вам мешает? — равнодушно произнес я, пожимая плечами. — Александр Петрович, отдайте товарищу уполномоченному взрывчатку.
Исаков сделал вид, что кидает Черкасову черный кусок, а тот, не дрогнув, приготовился поймать. Молодец, однако.
Я, осторожно взял под локоток уполномоченного, увлек его в сторону.
— Вот, скажите мне, товарищ Черкасов, дорогой вы мой человечище, у вас своей работы мало?
— Работы у меня много, — попытался вырваться главный морской начальник, но тщетно.
— Если у вас работы много, так какого черта сюда приперлись? — тихонько поинтересовался я, отпуская его локоть. — У вас своя работа, у нас своя. Возвращайтесь в порт, трудитесь, готовьтесь к экспедиции. Это на сегодняшний день самое главное. А что касается диверсий, я вам потом всю информацию до вас доведу. Видели нашу находку?
Черкасов хотел что-то возразить, но возражать ему было нечего, и он мрачно кивнул:
— Видел.
— И оттого, что я поставил бы вас в известность, мы бы нашли взрывчатку быстрее? Или вы за свой авторитет страшитесь?
— Боюсь, — неожиданно улыбнулся Черкасов и сразу стал как-то проще, и гораздо симпатичнее.
— А вы плюньте, — посоветовал я, а потом слегка присочинил: — Народ здешний вас и так уважает, отзывы отличные, так что еще?
— Да? — с удивлением глянул на меня Черкасов.
— Именно так, — кивнул я.
— Хм… — воззрился на меня уполномоченный, оглядывая с ног до головы, словно какое-то чудовище. Отдельно осмотрел орден.
— Желаете меня о чем-то спросить? — поинтересовался я, радуясь, что оделся в свою обычную форменную одежду, а иначе он бы рассматривал меня дольше. Не стану же я лазить по угольным кучам в парадном костюме?
— Первоначально хотел спросить: когда вы людей из Трансчека отпустите, а теперь не стану.
— Достали они вас? — посочувствовал я.
— Не то слово. Нос свой везде суют, требуют, чтобы я каждый чих с ними согласовывал. Нет, я все понимаю, но зачем же до дурости-то доходить? Мол — почему уголь достают водолазы, что в белой армии служили? А где я других найду? Грузчиков надо ежедневно обыскивать, чтобы каменный уголь по карманам не таскали. Ну, тут я согласен, но тогда сами их и обыскивайте. А они — это ваша обязанность проводить обыски. Тьфу. По возможности — подержите подольше.
— Так это уж как получится, — пожал я плечами. — Собирался их выпустить, как только с взрывчаткой разберусь. Ладно, пусть недельку посидят.
— А две нельзя? — с надеждой спросил Черкасов. — Я прикидывал, мы к середине июня должны весь уголь выбрать.
Эх, гулять так гулять!
— Убедили. Пусть будет две.
К народу мы вернулись если не друзьями, то хотя бы добрыми приятелями. А там уже назревала дискуссия — кто виноват в случившемся, и что теперь делать? Мои оперативники «наезжали» на грузчиков, а те отбрехивались — мол, чуть что, так сразу грузчики виноваты, а у них и так работы теперь почти нет, жить не на что.
— Успокойтесь, товарищи, — призвал я народ к порядку. Посмотрев на обиженных работяг, перевел взгляд на Черкасова: — Работа у вас теперь будет. Придется, каждый кусок кардифа перебирать.
— Так это я уже понял, — хмыкнул Черкасов. — Только, где мне людей взять? Ваш коллега из особого отдела десять человек арестовал. У меня только две женские бригады остались.
— С людьми, думаю, вопрос решим, — ответил я осторожно, чтобы не обнадеживать уполномоченного раньше времени. — А уголь перебирать можно женщин поставить. Так даже лучше. Они аккуратнее.
Про себя подумал, что посоветую Мошинскому сегодня же отпустить задержанных грузчиков. Нечего их за казенный счет кормить, пусть работают.
— А с диверсантами-то что делать, товарищ Аксенов? — подал голос начальник порта. — Ведь кто-то в уголь взрывчатку подбрасывает?
— С диверсантами, товарищ Вавилов, мы сделать ничего не сможем, — улыбнулся я. — Это не наши диверсанты, не архангельские. Уголек-то откуда везли?
— Вы хотите сказать, что англичане нам «подарок» оставили? — усмехнулся Вавилов.
— Англичане, — кивнул я. — Только они не нам этот «подарок» оставили, а своим же.
— Поясните, товарищ Аксенов, — попросил Черкасов. — Что-то вы слишком мудрено говорите.
Странно, неужели никто ничего не понял? Или просто не знают? Придется на несколько минут побыть политкомиссаром.
— Товарищи, в Британии существует коммунистическая партия, и там тоже ведется борьба с мировым капитализмом, — принялся объяснять я. — В январе девятнадцатого докеры бастовали, электрики, строители. В Глазго почти месяц в домах света не было, потому что электрики призывали прекратить войну с Россией. В Лондоне целая рабочая конференция прошла — «Руки прочь от Советской России!» Английские рабочие требовали вывести войска из Архангельска, отказывались грузы на корабли загружать. Специально станки ломали, чтобы оружие не делать. А кардиф англи