1-й ударный флот под командованием вице-адмирала Такэо Куриты шел к Лейте от Сингапура и должен был нанести основной удар. В его составе было два крупнейших в мире линкора — «Мусаси» и «Ямато», пять более старых линкоров меньшего размера, 11 тяжелых крейсеров, ряд легких крейсеров и эсминцев. В открытом бою этот флот мог сосредоточить огонь более сильный, чем любой другой флот на земле. Наконец, эскадра вице-адмирала Нисимуры, состоявшая из двух линкоров и четырех эсминцев, должна была помочь двум указанным флотам.
Недалеко от о-ва Палаван флот Куриты был замечен патрулировавшими там двумя американскими подводными лодками, которые сообщили о приближении большой японской эскадры и приняли решение атаковать. В 5 час. утра 22 октября подводные лодки приблизились к японскому флоту и, не замеченные эсминцами охранения, выпустили весь запас торпед с расстояния менее 1 км. Четыре торпеды поразили флагманский тяжелый крейсер «Атаго», который немедленно начал тонуть — адмирал Курита едва успел перейти на эсминец. Несколько торпед вонзились в борт тяжелого крейсера «Майя». Раздался странный оглушающий звук, «словно у самого уха мнут целлофан», как вспоминал командир подводной лодки, и крейсер на глазах разломился пополам. Итак, уже на дальних подступах к цели Курита потерял два тяжелых крейсера. Еще один крейсер был поврежден настолько, что пришлось отправить его обратно. Было ясно, что путь и местопребывание флота стали известны американцам, о чем адмирал и сообщил в Токио. Оттуда он получил радиограмму: «Продолжать выполнение приказа».
Для того чтобы добраться до Лейте, флоту Куриты следовало пройти сквозь узкие проливы между филиппинскими островами. Сделать это при условии, что он не имел никакой воздушной поддержки — все авианосцы в то время находились в нескольких сотнях миль к северу от Филиппин, — было очень непросто. Тем не менее, рассчитывая на помощь наземной авиации, базировавшейся на Филиппинах, и на мощь противовоздушной обороны своих кораблей, Курита приказал им окружить кольцами суперлинкоры «Ямато» и «Мусаси» и продолжать путь.
В 8 час. утра, уже находясь в проливах, Курита увидел американские разведывательные самолеты, которые вели постоянное наблюдение за движением японской эскадры. Он немедленно радировал в Манилу, требуя, чтобы его прикрыли с воздуха. Но в это время последние из японских самолетов на Филиппинах гибли в отчаянных и бессмысленных попытках прорваться к американским кораблям. Поэтому, когда первые волны американских самолетов пошли на медленно и осторожно идущий между островами флот Куриты, они могли атаковать его безбоязненно. Несколько бомб и торпед сразу же попало в суперлинкоры, которые и стали основной целью нападающих. Однако линкоры были столь «непотопляемы», что, пораженные в упор, продолжали идти вперед. В следующей атаке торпедоносцев в 10 час. утра в «Мусаси» врезались еще три торпеды, но и это не дало желаемого результата. Курита слал отчаянные радиограммы в Манилу: «Мы подвергаемся постоянным атакам вражеской авиации. Немедленно сообщите о мерах, принимаемых вами, чтобы остановить их», но никаких мер ввиду отсутствия самолетов, естественно, принято не было. История повторялась. Три года назад «Рипалз» и «Принц Уэльский» гибли у берегов Малакки, и у сингапурского командования не было истребителей, чтобы защитить их. Теперь роли переменились: Манила молчала, а волны американских самолетов, вылетая из редких облаков, спокойно пикировали на эскадру.
В час дня в «Мусаси» попали четыре тяжелые бомбы, еще одна торпеда смогла наконец пробить борт линкора. «Мусаси» начал отставать. В отчаянии от собственной беззащитности командир «Мусаси» уговорил Куриту разрешить ему отражать следующую атаку американцев из артиллерии главного калибра восемнадцатидюймовых орудий, мощь которых Курита приберегал для грядущего боя с американскими линкорами, понимая, что введение их в действие до этого стрельба из пушек по воробьям. И действительно, даже когда линкор сам вздрогнул от залпа заряженных картечью орудий, американские самолеты продолжали как ни в чем не бывало нестись на цель. Первый в истории «Мусаси» боевой залп из орудий главного калибра оказался и последним: сразу полтора десятка торпед ударило в медленно ползущий линкор, он содрогнулся и почти остановился. Большинство надстроек линкора было сметено бомбами.
Чтобы уменьшить крен, оставшийся в живых старший офицер приказал заполнить водой балластные цистерны.
«Мусаси» еще держался на плаву, но после очередной атаки американских самолетов его скорость упала до 6 узлов и от него остался лишь корпус — все надстройки исчезли. В надежде спасти линкор Курита приказал ему повернуть назад и под защитой двух эсминцев идти к Калимантану.
Потеряв значительную часть эскадры, Курита решил более не испытывать судьбу и отступить. Было лишь 4 часа дня, адмирал не знал, сколько еще вылетов могут сделать американские самолеты, а надежда на помощь с Филиппин уже пропала. Флот развернулся и пошел вдогонку «Мусаси». Так продолжалось в течение часа. Но американские самолеты больше не появлялись, и Курита, решив, что сумерки близки, рискнул — еще раз развернул свои корабли и возобновил путь к бухте Лейте. В этот момент он получил радиограмму с «Мусаси», что линкор почти совсем потерял ход и в любой момент может пойти ко дну. Еще через час крупнейший в мире линейный корабль перевернулся и затонул.
1-й мобильный флот тем временем продвигался к Филиппинам, не принимая участия в бою. Однако командовавший им адмирал Озава знал, как разворачиваются события, и решил пожертвовать своим флотом ради того, чтобы Курита смог выполнить задачу. С этой целью он дал открытым текстом радиограмму о своем местонахождении, надеясь, что американцы клюнут на эту удочку и уйдут от Лейте, чтобы разделаться с ним. О своем решении он сообщил и Курите, но тот, как потом выяснилось, его радиограммы не получил и потому, продолжая путь в сгущающихся сумерках, был уверен, что 3-й американский флот поджидает его у выхода из проливов. На самом же деле американцы, перехватив послание Озавы, кинули ему навстречу значительную часть кораблей.
Если путь перед адмиралом Куритой был открыт, то шедшая южнее эскадра Нисимуры двигалась прямо в ловушку — навстречу ожидавшему ее у выхода из пролива Суригао 7-му американскому флоту адмирала Кинкарда. Отражая непрерывные атаки самолетов, торпедных катеров, эсминцев, Нисимура упрямо шел вперед, стараясь выйти на расстояние артиллерийского огня и тем самым получить единственный шанс погибнуть не бесцельно. В 4 часа утра следующего дня остаткам эскадры Нисимуры — трем кораблям, прошедшим все заслоны на пути к 7-му флоту, — удалось все же сблизиться с кораблями Кинкарда. Шесть линкоров, не считая других кораблей, встретили потрепанные корабли Нисимуры залпами в упор. Это был безжалостный расстрел, в котором японские корабли не имели никаких шансов устоять. Эскадра была уничтожена до последнего корабля. Такая же участь постигла и 2-й мобильный флот, пришедший тем же путем вслед за Нисимурой и собранный из разномастных старых кораблей под командованием вице-адмирала Симы.
Тем временем Курита, не зная, что корабли 3-го американского флота, которые стерегли выход из пролива Сан-Бернардино, ушли на север, чтобы уничтожить флот адмирала Озавы, вышел, не встречая никакого сопротивления американцев, в Филиппинское море, где и увидел в лучах восходящего солнца американские авианосцы. Курита решил, что это и есть американский флот, прикрывающий Лейте, и обрушил всю мощь своей эскадры на небольшой вспомогательный авианосный отряд. Эсминцы охранения авианосного отряда, ставя дымовые завесы и отвлекая японские корабли торпедными атаками, смогли задержать японцев, и большая часть американских кораблей спаслась. Курита же в этой гонке потерял еще полдня. К тому же самолеты с американских авианосцев непрерывно атаковали его эскадру, которая к концу этого боя потеряла еще три тяжелых крейсера.
Через два с лишним часа Курита понял, что гонка отвлекает его от главной задачи, и, оставив на милость судьбы остатки авианосной эскадры, снова повернул к бухте Лейте, находясь в уверенности, что ему удалось отогнать основные американские силы.
К полудню 23 октября остатки эскадры Куриты добрались наконец до входа в бухту Лейте. Цель, казалось, была достигнута. Все ждали приказа повернуть в бухту, однако адмирал, постояв в задумчивости на мостике флагманского корабля, приказал повернуть к северу. В его рассуждениях была логика: как только его корабли входили в бухту, они оказывались отличной мишенью для американских самолетов. В этом случае, полагал Курита, остатки его эскадры подвергались риску быстрого уничтожения ради того, чтобы иметь возможность потопить несколько пустых транспортов. Зато, если удастся настичь американский флот в Филиппинском море, гибель его кораблей будет отомщена, тем более что, вырвавшись на простор, Курита обретет свободу маневра и сможет объединиться с авианосцами адмирала Озавы, которые вот-вот должны подойти с севера. Американский флот окажется между двух огней.
Не имея самолетов, адмирал Курита не знал, где находятся американцы и какова судьба эскадры Озавы. На самом же деле американский флот, за которым он шел в погоню, был уже далеко на севере, где добивал авианосцы Озавы. Поскольку Курита так и не узнал, на какую жертву ради него пошел Озава, и не использовал плоды этой жертвы, авианосцы Озавы — последняя надежда японской морской авиации — погибли бессмысленно и без пользы для страны. Озава же до последней минуты был убежден, что он спас своим поступком Куриту и помог тому выполнить великую миссию.
Вскоре после того как Курита принял решение идти на север, его снова обнаружили американские бомбардировщики. Еще через полчаса несколько из его кораблей были повреждены. Но Курита, у которого уже не оставалось выбора, продолжал уходить в открытое море, где незадолго перед тем его наблюдатели вроде бы видели высокие мачты и надстройки американских линкоров. Он продолжал свою погоню до вечера, но не нашел ни американского флота, ни эскадры Озавы. Когда начало смеркаться, он, понимая, что следующий день может стать катастрофой для остатков его флота, приказал повернуть обратно и возвращаться в пролив Сан-Бернардино. В 9 час. вечера его корабли скрылись в проливах.