— Пришлю, — шутливо обещает он. — Ну рассказывай, как съездил и почему не остался на Новый год.
— Ну… даже не знаю с чего и начать.
— Давай по порядку.
— Или по важности?
Платоныч на секунду задумывается.
— Нет, — наконец, говорит он. — Давай по порядку.
Он слушает молча, только головой качает. Вопросы начинает задавать, когда я заканчиваю свои истории, по важности.
— И кто это может быть, есть у тебя хоть какие-то идеи?
— Нет, — мотаю я головой и пересказываю ему все мысли, что посетили меня за это утро.
— Действительно ерундистика какая-то. Ты фотографа этого хорошо рассмотрел? Думаешь, тот же человек, что к маме твоей приходил?
— Думаю да, по описанию похож.
— То есть, он выстрелил, понял, что не попал и засел где-то рядом, так? Выжидал, что ты будешь делать дальше. Может, он где-то поблизости живёт? Квартиру, например, снимает. Пришёл домой, сел у окна и наблюдает, когда ты поедешь. Это я к тому, что он должен был как-то выследить тебя, чтобы появиться у дома Куренкова. Так?
— В наших домах он вряд ли живёт. Риск большой. Мама может его увидеть и… в общем, вряд ли. Скорее всего, наблюдал за выездами откуда-то, засев неподалёку, и последовал за машиной, когда я двинул к Куренкову.
— И что теперь думаешь делать?
— Посмотрим, что скажет Гена для начала.
— А если ничего не скажет?
— Тогда будем ждать, пока Печёнкин раскрутит это дело.
— Ну, брат. Этак ты ничего не дождёшься. Может, Чурбанову расскажешь? Попросишь прислать следователя по особо важным? Ну, или как там бывает…
— Блин, дядя Юра, лишь бы этот особо важный следак не начал нос и ручки свои длиннющие совать, куда не надо.
— Ну, не знаю…
— Покушение явно связано со сферой нашей деятельности. Не обманутый же муж, правда?
— А есть такие? — усмехается он.
— В том-то и дело, что нет. Насколько мне известно. Хорошо бы решить всё по-тихому. Найти и самим разобраться. Если Печёнкин до этого стрелка доберётся раньше меня, тоже нехорошо. Может какой-нибудь компромат нарыть, будет потом кровь пить. Ты ж его знаешь. Короче, ждём Рыбкина. Кстати, сегодня к нам вечером, да? Вы же придёте с… Андрюхой?
— Придём, — разводит он руками, — если пригласишь, у нас планов особых нет.
— Да, приглашаю, приходите.
— Хорошо, спасибо. А зачем ты Белле всё вот так выложил? Думаешь, правильно это?
— Надеюсь, да, — киваю я. — Я же ей не сказал, что будущее вижу. Я сказал как бы вполне очевидные вещи. Не знаю, насколько она серьёзно к этому отнесётся. Как я помню, когда её арестуют, она долго не будет верить, что медуновы и прочие её не вытащат. Её, такую нужную и необходимую, кормилицу, ударницу и депутата горсовета или как там это называется…
— А ты её просто спасти хочешь? — удивляется Платоныч. — Ну, так предупредил бы перед арестом да и всё.
— Я с ней дружить хочу и строить бизнес в Геленджике. И ещё в Сочи. За год-полтора мы там много чего успеем наделать, пока номенклатуру громить не начнут.
— Так зачем так рисковать? А вдруг раньше начнут? Твоего же бизнеса в твоём будущем не было? Я имею в виду твоего нынешнего бизнеса.
— Наверное, не было, — чешу я в затылке. — Или, может и был, да только глубоко законспирированный и не разоблачённый. Поэтому, например, я о нём ничего и не слышал.
— Но некто Егор Брагин из твоего времени не повернул историю туда, куда ты хочешь её повернуть, правильно?
— Не повернул. Он вообще под колёсами «Колхиды» сгинул. А если нет, могли и хлопнуть. Может, вот этот калмыцкий ассасин довёл дело до конца и не стало Егора Брагина с его идеями. Всякое возможно…
— Тьфу на вас, — хмурится Большак. — Насколько я знаю, и дело на «Ждановской» в твоём мире иначе развивалось, чем теперь, да? И потерпевший там у вас не выжил, в отличие от нашего здешнего. Правильно?
— Правильно, дядя Юра, и это вселяет оптимизм. Ну что, ещё по маленькой? Остался там кофеёк?
Мы пьём ещё кофе, едим печенье, разговариваем, размышляем и, ничего не придумав, прощаемся до вечера. Надо бы с Валей дорешить, но блин, вот вообще не хочется с ней сейчас тереть что-то, а уж тереться — и подавно.
Еду к Рыбкину.
В опорном пункте шумно. В одном из кабинетов, похоже, усиленно ждут Новый год. А он всё никак не наступает.
— А-а-а, — кивает Гена, вскользь пробегая по мне взглядом, — недострелённый? Проходи. Только что звонили. Значит так, «Москвичонок» твой принадлежит гражданке Ангелине Ивановне Шварц, сорок второго года рождения. Прописана по адресу Пионерский бульвар восемнадцать, квартира…
— Гена, ну чё, тебя сколько ждать? — вбегает растрёпанный сержант. — Ты чё работаешь что ли? Ну, ты, мля, даёшь. Запри ты его в курилке, а после праздников разберёшься.
— Щас-щас, — кивает ему Гена, — иди, не сношай мозг, Кардович. Начинайте, приду скоро. Квартира тридцать три. Записал?
— Запомнил. Благодарю тебя, отец.
— Знаешь такую?
— Ангелину Ивановну Шварц? Нет, не знаю. Но теперь точно познакомлюсь. Старовата для меня…
— Я те дам, старовата, — он грозит мне пальцем. — Вон дома молодуха ждёт.
— Ага, это точно. Машина не в угоне?
— Тьфу! А чё сразу не мог спросить?
— Ну, дядя Гена, ты же целый капитан, мог бы и сам дотумкать.
Рыбкин снимает трубку и начинает крутить диск.
— Генка! — орут из отдавшихся празднику кабинетов и сопровождают призыв искрящим многообразием матерных комбинаций.
— Во дают, — хмыкает Гена. — Слыхал, как завернули?
— В кабинет заглядывает Хаблюк.
— А-а-а… — произносит он точно таким же тоном, как Гена минуту назад и также скользит по мне невидящим оком. — Ген, тебя, вообще-то ждут все! Ты тут не ох*ел, гражданин начальник? Там продукт стынет, между прочим.
Он произносит это своим обычным тоном недовольного задиры, постоянно ожидающего наезда. В стиле «а чё я-то?» Ещё и нижнюю губу выпячивает.
— Привет, Михаил! — улыбаюсь я постоянству его имиджа.
Как там было про имидж и жажду? У него и то, и другое, короче…
— Здорово, — недовольно бросает он, буравя Гену взглядом и не глядя на меня. — Ну чё, алё!
— Хаблюк, мля! Приду сейчас. Давай отсюда! Ой… Не, Виталий Петрович, это я не тебе…
Он смеётся в трубку и, одновременно, глядит на Хаблюка как зверь и запускает в него линейкой. Тот закатывает глаза и, высоко подняв голову, медленно и вальяжно, как борец после тренировки, выходит за дверь.
— Да я вот уточнить хотел, — непривычно любезно говорит Гена. — А машина не в угоне, случайно?
Из трубки доносится поток громких высказываний. Я, конечно, не могу разобрать, что именно там кричат, но ясно, что-то очень неприличное.
— Да ладно тебе, Виталь… Хорош, орать-то!!! Ты смотри давай… А, понял… ладно… хорошо, подожду…
Он кладёт трубку и трёт ладонью шею, будто этот Виталий Петрович приложил его не словами, а вполне конкретно намылил шею.
— Вот, — недовольно смотрит он на меня. — Вечно через тебя херня какая-нибудь. Эти ещё…
Из-за стены опять несётся призыв немедленно влиться в коллектив.
— Гена, — ты же не пьёшь, — взываю я к нему.
— Кто это тебе сказал? — нервно вздёргивается он. — С Лариской уже перетёр?
— Хорош гнать, ты сам мне и сказал, а с Лариской твоей я не говорил и не видел её сто лет уже. А на машине этой подозреваемый скрылся. Тот, что пытается твою дочь вдовой сделать.
— Да понял я уже, понял, что не просто так.
— И про паспорта не забудь, пожалуйста.
— Ну, это не сегодня, — решительно машет он, как чувак на плакате, бескомпромиссно отвергающий рюмку с водкой.
Трезвость — норма жизни! Звонит телефон.
— Капитан Рыбкин… Ага… Понял… Да. Ладно, спасибо большое. Виталик, буду должен.
Он кладёт трубку на рычаг.
— Слыхал? — кивает он мне. — Из-за тебя должен буду. Машина в угоне не числится, так что всё чисто.
— Отлично. Спасибо, дядя Гена.
— «Спасибо» тебе, — сердится он. — У человека, можно сказать, единственный праздник в году, а ты… Ладно, если вопросов больше нет, давай, иди, а я к коллективу примкну. Временно. А вечером поговорим, если что.
Сантименты — это не про Гену вообще, ну и ладно, хорошо и так. Итак. Вот адрес. Есть некая гражданка Шварц Ангелина Ивановна. Я с ней не знаком, а вот она меня, похоже, недолюбливает. Впрочем, она, скорее всего, и ни при чём. Возможно, кто-то на машине по доверенности ездит. Купил типа по генеральной и катается в своё удовольствие. Всё возможно.
Стало быть, надо пойти и проверить, кто она такая и с чем её едят. Прижать, может быть. Посмотреть, как она на моё появление среагирует. Хорошо бы взять Гену в форме и с удостоверением.
— Дядя Гена, а одолжи мне удостоверение своё, а?
— Чего? — у него глаза на лоб лезут. — Нет, ну, Брагин, ты аферюга. Я знал, конечно, но чтобы так!
— Ну поехали вместе тогда. Грех зятю не помочь. Или тебе водяра важнее?
— Так, ты чё на понт меня взять решил? А ну, канай отсюда, редиска!
— Папа-папа, — качаю я головой. — Под пули зятя отправляешь. Давай удостоверение, говорю. Верну через час.
— Э-э-х! — в сердцах машет он рукой и вытаскивает свои новенькие красные корки. — Всё, давай, чеши отсюда. Но чтобы через час был. Ясно?
Паша с Игорем ждут на крылечке, внимательно оглядывая всё вокруг. Бдят, короче.
— Погнали парни. Хотя нет, стойте. Ну-ка, посмотрите на меня. Что ж вы молодые-то такие, а? Я смотрю на них и на Рыбкинскую фотку на удостоверении. Ладно, Игорь, будешь капитаном Рыбкиным. Держи. Паха вообще не похож. Ты просто не похож, а Пашка вообще. Поехали.
По дороге я ставлю задачу. Паша смеётся, а Игорь качает головой.
— Актёр из меня никудышный, — говорит он.
— Какой ещё актёр! — возмущаюсь я. — Играть не надо, не вздумай вообще! Просто будь собой и всё. Вопросы задавай такие, чтобы выяснить все детали по машине. Ты понял меня?
— Угу, — мрачно кивает Игорь.
— Игорь, — подзадориваю его я. — Ну, взбодрись, прислушайся к себе. Ты же охотник по жизни. Ты же чувствуешь добычу, ты берёшь след. Твои ноздри раздуваются, а в кровь вливается адреналин!