Но не тут-то было. Мамаша при поддержке Оксаны дала Серому от ворот поворот. Да так дала, с такими эмоциями, что у мамаши на нервной почве начался один из тех мощнейших приступов астмы, при которых Оксана не знала кому молиться, лишь бы мамаша выжила. Так что Серый умотал несолоно хлебавши. Впрочем, мамашиных нервов хлебнул, гад, сполна.
Оксана даже не провела дорогого гостя до ворот. Серый ушёл из дому сам. Как Оксана могла бросить мамашу, когда приступ в самом разгаре?
Как ни странно, а приступ, хоть вначале зубы и показал, но закончился быстро. Уже через пять минут после ухода Серого мамаша пришла в себя.
Само собой, ни о каком отъезде Оксаны в колледж после такого приступа не могло быть и речи. Тем более что Кате дали выходной. Не вызывать же девчонку на работу, когда та могла настроить себе планов на весь день! Да и Оксана всё равно уже в колледж не пошла. Потому Оксана осталась дома.
Так и получилось, что весь понедельник, восьмого, Оксана просидела с мамашей. После отъезда Серого Оксана из мамашиной комнаты не отлучалась до самого обеда. Не ходила даже в туалет. Боялась: вдруг приступ повторится, а помочь мамаше некому. Сидела рядом с кроватью, читала. Мамаша пару раз провалилась в сон, но спала недолго, минут пять-десять. Вот такое у Оксаны алиби.
Я качнул головой.
– Оксана, алиби у вас не фонтан.
– Я уже поняла. Кроме мамаши, никто не подтвердит, что я в неткафе не ездила, да? Ведь раз вы говорите, что Серый после того, как ушёл от нас, заказать эсэмэску мог, то могла и я. Типа, села девочка на такси, смоталась в неткафе, заказала эсэмэску… Вы хотите сказать это?
Я кивнул.
– Ян, вы не подумали о том, что если бы я уезжала, то мамаша наверняка рассказала бы Лёве, что я бросила её сразу после тяжёлого приступа? Спросите Лёву, такое мамаша ему сказала бы обязательно.
– Спрошу.
– Неужели вы мне не верите?
– С какой стати мне вам верить?
Оксана закатила глаза, шевельнула губами. Наверняка матернулась в адрес моей подозрительности.
Доставать Оксану подозрениями и расспросами я счёл лишним. От того, что я завалил бы Оксану кучей вопросов, Оксане бы не добавилось ни алиби, ни обвинений. Из того, что Оксана рассказала, улик не нацедишь и на напёрсток. Если Оксана виновна, то мне преподнесла заготовленную, продуманную сказку. Оксана наверняка придерживалась бы того, что сочинила, и вытянуть из неё лишнее слово было бы нереально. К тому же кроме Оксаны на пост заказчика эсэмэски метили и другие претенденты, с куда большими шансами.
Я обратил внимание Оксаны на приступ астмы, которым закончился визит Серого. Ведь, зная о такой мамашиной реакции на нервное потрясение, Серый мог запросто заказать эсэмэску из чувства досады: мол, “не съем, так хоть понадкусываю”. Вдобавок Серый приезжал к мамаше на машине. Значит, добраться от мамашиного дома до неткафе Серому раз плюнуть.
Мои слова Оксана обдумала за пару секунд, затем сказала, что согласится с версией “заказчик – Серый” только после того, как я объясню, почему Серый поехал именно в то неткафе, а не в любое другое. Почему Серый выбрал неткафе, до которого надо добираться – если Оксана поняла меня правильно – около получаса на машине, когда рядом, в пяти минутах ходьбы, таких неткафе полным-полно?
Я жестом выразил восхищение полётом оксаниной мысли: мол, я до такого и не додумался. Оксана комплимент приняла как должное. Даже не зарделась, не загордилась.
На оксанин вопрос я так и не ответил. Пообещал подумать. Хотя что там было думать? И так было ясно, что Серому мотаться за тридевять земель куда накладнее, чем заказать эсэмэску в ближайшем неткафе. Ответить на этот вопрос мог только Серый, а спрашивать такое не станет даже дурак, ведь Серый ответом подпишет себе приговор. Поэтому ломать голову над ответом на вопрос Оксаны я передумал сразу после того, как пообещал Оксане над вопросом подумать. Однако версию “заказчик – Серый” я отбрасывать не стал.
Затем я сказал, что Серый и Димон если эсэмэску и заказывали, то наобум, без жирного мотива и уверенности в смертельном эффекте от эсэмэски.
Оксана после коротких раздумий согласилась, затем отоварила меня взглядом из серии “и к чему вы это сказали?”.
Я обошёлся без выкрутасов. Сказал, как думал.
– Оксана, я подозреваю Лёву. Похоже, эсэмэску заказал ваш брат. Проверю и остальных, но Лёва…
Оксана мотнула головой, словно отгоняла наваждение.
– Ян, почему? Почему он? У вас есть… улики?
– Вы знали, что Лёве на учёбу в Париже срочно понадобились деньги?
– Знала.
– Заплатить за учёбу девяносто тысяч долларов Лёве надо до этого августа. Это мотив, Оксана. Это жирный мотив. А вы его скрыли. Почему?
– Ну… Мне надо подумать.
– Заодно подумайте над тем, что неткафе, в котором заказали эсэмэску, стоит на углу Никольской и Наваринской. На том же перекрёстке – колледж Лёвы. На втором этаже, над неткафе, есть магазин. Камеры наблюдения того магазина засекли Лёву всего через полминуты после того, как заказана эсэмэска.
Под конец моей тирады Оксана напряглась. Я замолчал, дал Оксане переварить то, что наговорил. Затем я добавил, что Оксана, если ей есть что рассказать о Лёве, может не стесняться. Я выслушаю всё, и указывать на Оксану пальцем “она сдала родного брата!” не буду. А вот Оксана сэкономит, причём немало, если я не буду тратить оплаченное Оксаной время на то, чтобы искать факты, известные всем.
Оксана жестом взяла тайм-аут, ушла в раздумья.
Через пару минут Оксана очнулась, заговорила.
Да, Оксана о письме от мсье Дидье говорить не хотела. Да, Лёва говорил, что пришло письмо из Парижа, и в письме поторапливают с оплатой за учёбу. Да, Оксана сумму знала.
Но в то, что Лёва ради учёбы во Франции способен заказать мамаше эсэмэску, Оксана поверить до конца так и не смогла. Потому Оксана и скрыла всё, что связано с мсье Дидье. Мол, если я инфу о Франции найду, то так тому и быть, и дальше всё зависит от меня. Если б я о лёвиной нужде в сотне штук баксов не узнал, то Оксана сдавать брата и не собиралась. Если б узнал, но не уцепился, то Оксана вздохнула бы с облегчением: мол, брата подозревала зря.
Раз уж я всё знаю, то что Оксана может добавить? Разве что лёвины просьбы взять кредит на обучение под залог дома, да мамашины отказы.
Я сказал Оксане, что нового не узнал. Оксана сказала, что большего не знает и она.
С минуту мы посидели в тишине.
Затем я спросил, где мамашина больничная карточка. Та, которую, если не ошибаюсь, ещё называют историей болезни, и которая обычно хранится в поликлинике того района, где больной прописан.
Мамашина история болезни оказалась у Оксаны дома. Когда мамаша слегла, тот частный доктор, что мамашу наблюдал и заодно прописывал дорогущие пилюли, попросил предоставить ему мамашину историю болезни. Оксана историю из поликлиники принесла, да так и оставила дома.
Я попросил историю болезни одолжить. Оксана согласилась, даже встала, чтобы принести. Я попросил, чтобы Оксана даром туда-сюда не моталась, захватить с собой и бабушкины дневники. Оксана грохнулась в кресло с такой скоростью, что можно было подумать, будто у неё от страшной новости подкосились ноги. Глаза Оксаны чуть не выпрыгнули на стол.
– Ян, вы… Вы собираетесь читать бабушкины дневники?! Это ж дневники! Читать дневники всё равно, что письма. Это некрасиво, вы не знали?
– Если искать убийцу вашей мамаши некрасиво…
– Но это же личное! Это же дневники!
– Когда именем закона вам прикажет следователь казённый, вы принесёте ему не только бабушкины дневники, но и свои любовные письма. Но я не следователь. Я не приказываю. Не хотите – не надо.
– Я принесу. Но что можно найти в дневниках? Кстати, откуда вы о них узнали?
Я сказал, что о дневниках узнал от Кати. Мол, когда Катя сидела с лёвиной бабушкой, то читала старушке дневники вслух. На вопрос, что можно узнать из дневников, я разразился пространным ответом.
Для начала посоветовал Оксане почаще читать детективы. Там нередко говорится, что причина убийства, как правило, кроется в личности жертвы. Когда знаешь, кем была жертва, убийцу искать куда проще. Бабушка могла написать такое, что сразу откроет глаза всем. Может, в дневниках какая-то страшная семейная тайна? Или найдётся древний враг семьи, которому мамаша в бесшабашной юности насолила, оставила незаживающую сердечную рану… О том, что я хотел лишь подтвердить инфу Кати об аллергии, я умолчал.
Закончил я словами: “Считайте это моей блажью, но без бабушкиных дневников я не уйду”.
Оксана пожала плечами, ушла в дом. Вернулась с тонкой книжицей и виновато-растерянным выражением лица. Книжицу положила передо мной.
– Ян, с дневниками я поторопилась. Вот, возьмите, это история мамашиной болезни. А с дневниками… Я и не думала, что их так много. Сама я их не утащу.
– Вместе осилим?
– Думаю, хватит и вас одного. Просто их там столько… Когда же вы будете их читать? Там надо минимум месяц. Так вы все мои деньги потратите на…
– Не волнуйтесь. Буду читать по-диагонали, быстро.
– Тогда пошли.
Я захватил с собой историю болезни мамаши, прошёл вслед за Оксаной в дом.
В коридоре нос к носу я столкнулся с заспанным Лёвой. Мне показалось, что Лёва так и не понял, с кем разминулся – настолько сонным выглядел. Во всяком случае, приветствия от Лёвы я не услышал. Оксана взглядом показала мне, что удивляться нечему, обронила: “Сиеста!”, продолжила путь. Я последовал за Оксаной. Лёва всласть зевнул, потопал к ванной комнате.
В комнате бабушки Оксана достала из-под кровати чемоданище, в который поместилось бы полное собрание сочинений Ленина, уложила туда дневники – пухлые тетради в клеточку. Поначалу я подумал, что столь немаленькую ёмкость Оксана приготовила зря, и чемодан останется наполовину пустым.
Ошибся. Оксанина бабушка накатала дневников столько, что здоровенного чемодана едва хватило. Оксана на чемодан ещё и села, чтобы придавить крышку. Иначе замки застёгнуться отказались. Чемодан весил столько, что у меня затрещала спина. Я похвалил себя за то, что приехал на машине, хотя собирался прошвырнуться пешочком.