Я предложил Оксане гнать Димона в шею. Мол, таких реализаторов надо отстреливать за километр от рынка. Добавил, что Димон играет в бильярд на интерес, причём в долг. Что Димон сделает, если сумма долга зашкалит, или кредиторы потребуют вернуть должок немедля? Где гарантия, что Димон не стырит у Оксаны и Лёвы товара на сумму долга? Если и попадётся, то скажет, что денег нет. Мол, вернёт с получки. А сам смоется в тёплые края. Оксане такой работник нужен?
Оксана закатила глаза в стиле “Мало мне проблем, так теперь ещё и это!”.
Затем Оксана замялась.
– Ян, я… Я подумала… Может, будку таки продать?
– На что собрались жить?
– Пойду в дворники.
– Вы даже знаете, с какой стороны держать метлу?
– Не издевайтесь, Ян. Мне не до шуток.
– Что случилось?
– Мне… Мне звонил Серый. Скотина, хотел меня шантажировать!
– Чем?
– Сказал, что восьмого числа был под нашим домом без десяти одиннадцать, и меня дома не застал. Намекает, скотина, что я могла в это время заказывать эсэмэску!
– Что хочет в обмен на молчание?
– Мамашину будку забесплатно.
– Хм, губа у Серого не дура. Вы согласились?
– Пока нет. Хотела посоветоваться с вами.
– Ну-ка, перескажите ваш разговор.
Оксана сказала, что Серый позвонил в половине пятого. Я подумал, что Серый времени даром не терял: позвонил Оксане сразу после того, как я покинул рынок.
Что Серый делал у дома Оксаны всего через двадцать минут после того, как получил последний мамашин отказ? Решил пойти обходным путём. Решил повлиять на мамашу с тыла, через Оксану. Хотел любыми путями уговорить Оксану на продажу будки, собирался даже предложить Оксане деньги. Ведь с мамашей говорить сложно: если упрётся, то её с места не сдвинешь и танком.
Если бы Оксана на продажу будки согласилась, то у Серого в стане противника появился бы свой человек. Если бы Оксана изо дня в день капала мамаше на мозги “а не пора ли нам задуматься о продаже будки”, то у Серого появился бы шанс. Особых надежд на успех затеи Серый не питал, но вдруг получится?
Серый придумал переманить Оксану в то время, пока ехал от мамаши домой. Серый хотел Оксане позвонить, да как по Закону Бутерброда на мобильнике Серого разрядилась батарея. Потому Серый развернулся с полдороги, вернулся к дому мамаши. Начал звонить в дверной звонок. Когда дверь не открыли и на тридцать третий звонок, Серый подумал, что его видеть не хотят. Серый махнул на затею рукой, развернул оглобли, покатил домой. Раз открывать не захотели, то и говорить с Оксаной Серый передумал.
О том, что восьмого числа поцеловал замок мамашиной калитки, Серый не вспоминал аж до тех пор, пока от меня не узнал, что эсэмэска-убийца заказана именно восьмого числа, и всего через десять минут после того, как Серому не открыли на тридцать три звонка в дверь.
Тогда Серый подумал: а что, если на звонки Серого не открыли не потому, что не хотели видеть именно Серого, и даже не потому, что не хотели открывать кому бы то ни было другому, а потому, что в тот момент никого, кто бы мог открыть, в доме попросту не было? Ведь мамаша парализована, а Оксана могла не сидеть с мамашей, как утверждала, а ехать в неткафе.
Вот тут Серый и решил отщипнуть нехилый кусочек от жирного пирога. Вдруг получится? Серый позвонил Оксане, разложил всё по полочкам, по минутам, чтобы у Оксаны сомнений не осталось. Затем сказал, что жадничать не станет, согласится в обмен на молчание всего-то принять мамашину будку в дар. Мол, что Оксане лучше: куковать в камере неизвестно сколько лет, или потерять будку, что приносит и без того никакой доход?
Когда Оксана закончила, я спросил, почему Серый, когда восьмого числа звонил в дверной звонок тридцать три раза, не додумался позвонить Оксане на мобильник? Ведь чего проще набрать номер и попросить Оксану выйти да открыть дверь. А вдруг у Оксаны в доме выбило пробки? Тогда на кнопку дверного звонка можно давить хоть до посинения пальца.
Оксана посмотрела на меня с немалым удивлением, затем напомнила, что у Серого на мобильнике разрядилась батарея, потому позвонить не мог. Оксана добавила, что сказала об этом в самом начале рассказа, и чем я слушал, Оксана уже догадалась.
Я потёр затылок, признал, что слушал боком. Я не стал говорить Оксане, что переспросил для того, чтобы проверить, не ослышался ли насчёт разряженной батареи.
Когда Оксана подтвердила, что со слухом у меня порядок, я подумал, что Серый по поводу севшей батареи мобильника наверняка не врал. Ведь мобильник Серого ответил на запрос оператора в десять тридцать, затем отключился. Телефонист, когда мне это сообщал, решил, что или трубку выключили, или села батарея.
Конечно, Серый мог трубку выключить, и смотаться в неткафе. Но тогда откуда взялись основания для шантажа? Если эсэмэску заказал Серый, то как он мог Оксане утверждать, что ему не открыли на звонки в мамашину дверь за десять минут до заказа эсэмэски? Если Серый тридцать три раза в дверь не звонил, то шантажировать Оксану нечем.
Позвонить в калитку мамаши, и затем заказать эсэмэску Серый – если он не волшебник – не мог. Если Серый стоял у дома Оксаны без десяти одиннадцать, то до одиннадцати – момента заказа эсэмэски – долететь до неткафе на машине без мигалки и сирены Серый не успел бы ни за какие коврижки. А ведь надо не только до неткафе добраться, но и обменяться парой слов с админом неткафе, получить разрешение сесть за конкретный комп, войти на нужный сайт, набрать текст эсэмэски, да под конец эсэмэску заказать – итого минуты три-четыре как минимум, а то и пять-шесть.
Если Серый эсэмэску заказывал, то с шантажом блефовал. Если шантаж Серого основан на реальных событиях, то Серый в смерти мамаши не виновен. Если Серый в мамашину дверь за десять минут до заказа эсэмэски таки звонил, да ещё не раз и не два, то где в тот момент околачивалась Оксана?
Я решил вокруг да около не ходить, а спросить Оксану в лоб: мол, где была? Спросил. В ответ получил насмешливый взгляд и длинный рассказ о дверном звонке.
Для начала Оксана заметила, что, несмотря на моё доверие наговорам Серого, Оксана восьмого числа сидела рядом с мамашей. Даже в туалет, и в тот не отлучалась аж до обеда. Если бы Серый звонил, то Оксана бы услышала. На то он и дверной звонок, чтобы его слышать по всему дому, а не только с трёх сантиметров да со слуховым аппаратом. А вот с улицы звонка не слышно. Потому тот, кто давит на кнопку звонка, не знает, звякнул в доме колокольчик или нет.
Если Серый и утверждает, что в дверь звонил, то это всего лишь означает, что Серый давил пальцем на кнопку звонка. Звякнул ли при этом в доме колокольчик, Серый ни знать, ни тем более утверждать не может. Давить на кнопку Серый может хоть с утра до вечера, а те, кто в доме, звонка не услышат. Ведь звонок-то с секретом, о котором Серый не знал.
Когда-то, в то время, когда оксанин отец ещё был жив, по району, где живёт Оксана, слонялись бродяги. Звонили в двери, просили то водицы, то объедков. Отцу эта катавасия со звонками по десять раз на дню и беготнёй к воротам – вдруг пришёл в гости кто из знакомых? – надоела, и тогда отец кнопку дверного звонка модернизировал.
Отец установил в кнопку дополнительные контакты и вторую пружину, более мощную, чем та, заводская. С тех пор чтобы позвонить, надо давить на кнопку звонка сильнее. Даже не сильнее, а довольно-таки сильно. Иначе, если нажимать кнопку по-старому, то новые контакты не замкнутся, и звонка не будет. При этом звонящий будет уверен, что звонит, ведь кнопка упёрлась. Кто додумается давить ещё сильнее?
В итоге бродяги жали на кнопку звонка по-старому, звонок не срабатывал, и нервы домочадцам по десять раз на день не трепал.
Соседи о хитром звонке знают, знакомые тоже, а посторонние могут звонить хоть до опупения. Если в доме мамаши ждут кого-то постороннего, то просят гостя, чтобы звонил с мобильника: мол, я пришёл. Если у гостя мобилки нет, то гостя встречают у ворот.
Закончила Оксана вопросом.
– Вот вы, Ян, заметили, что я вас всегда встречала?
Я кивнул. Оксана продолжила.
– Это потому, что вы могли не дозвониться. Оба раза, когда Серый приезжал, его встречали. В первый раз Серому открывала Катя, во второй – я. Можете у него спросить. О том, что у нас звонок с секретом, Серый не знал. Так что пусть впаривает свои сказки кому-нибудь другому.
– Бедняга Серый! Мужик раскатил такую губищу, а вы его так жестоко обломили! Не жалко?
Оксана улыбнулась. Затем посерьёзнела.
– Ян, вы теперь меня подозреваете ещё больше?
– Потому, что вы не открыли Серому?
– Что могла быть не дома, а в неткафе.
– Это я мог допустить и раньше. Вот если у вас ещё был бы мотивчик такой же жирный, как у Лёвы… А ваш мотив до лёвиного не дотягивает. К тому же вы на меня машиной не наезжали.
– Что, с Лёвой всё так серьёзно?
– Будем посмотреть. Пока сказать не могу.
– Ян, что мне делать с Серым?
– Если хотите, я могу с ним поговорить.
– Да, пожалуйста. Если этот урод доставать меня перестанет, я вам доплачу.
– Я у вас на службе, так что доплачивать не надо.
– Как мне с вами повезло!
Пока меня не перехвалили, я засобирался.
Оксана провела меня до ворот. Я вышел на улицу, взглянул на кнопку звонка. Кнопка как кнопка. В жизни бы не сказал, что с секретом. Оксана мой взгляд перехватила, улыбнулась, жестом предложила утопить пуговку звонка. Я отказываться не стал. Утопил. Навострил уши. Услышал тишину. Утопил пуговку ещё раз. Та же тишина.
Оксана сказала мне обождать, ушла в дом, через несколько секунд то окно, что было к воротам ближе всех, распахнулось. В проёме показалась Оксана, предложила позвонить. Я нажал кнопку звонка. В ответ – тишина. Я вдавил пуговку с силой куда большей, чем надо бы. Почувствовал, как кнопка ушла на пару миллиметров глубже, чем прежде. В тот же миг из раскрытого окна до меня донеслась трель звонка.
Достоверности ради я нажал кнопку ещё пару раз: как жмут обычные люди, и как жмут те, кто о секрете звонка знает. В первый раз ответом мне прозвучала тишина, во второй – трель звонка.