Я сунула Сименона под мышку и взяла коробочку.
А вдруг здесь я увижу ключ от квартиры Вали Бессоновой?
Конечно, Г. Бошко давно мог его выбросить, как ненужную вещь, которая выполнила свое роковое назначение. Но мог и не выбросить, а по привычке сунуть в эту коробочку - ведь сам по себе ключ не является уликой, он становится аргументом лишь в сочетании с другими доказательствами…
В коробочке лежали одни пуговицы, запонка и две игральные кости - черные кубики с белыми пятнышками.
Я шевельнула пуговицы пальцем.
Неожиданно в передней резко забрякал звонок. Я вздрогнула, будто меня уже застали за таким неблаговидным занятием, как осмотр чужих вещей. Коробка выскользнула из рук. Я успела удержать ее, но все содержимое посыпалось на пол.
Веселый хрипловатый голос громко закричал в передней: «Здравствуй, папуля! Как у тебя…» Затем крик перешел в приглушенный шепот.
Я нагнулась и начала собирать рассыпавшиеся пуговицы. И тут увидела ключ. Маленький желтенький ключик от американского замка. Он лежал среди пуговиц на полу. Но я не успела его поднять.
В комнату вошел Бошко.
Он поставил на стол подносик с чашками.
- Вот, напроказила,- извинилась я.- Понравились мне эти кони на крышке, хотела посмотреть.
- Пустяки какие. Сейчас соберем.
Ключ лежал у самых ног хозяина, Бошко поднял его в первую очередь, я так и не успела как следует рассмотреть. Если бы мне удалось хотя бы подержать его в руках…
А в дверях уже появился молодой человек, невысокий, черноволосый, с тем же римско-императорским профилем.
Конечно, это был Бошко-сын.
Бошко-отец ссыпал пуговицы в коробочку. Я не заметила, положил он туда ключ или нет, рассматривать мне было уже некогда.
- Знакомьтесь, Евгения Сергеевна! Легок на помине.
Бошко-сын шагнул ко мне, протянул руку. В улыбке его лицо показалось даже приятным.
- Мы с вами нигде не встречались? - спросил он.
- Вероятно, нет. А то бы я запомнила.
Бошко-сын коротко хохотнул, давая понять, что понимает шутки, и выпустил, наконец, мою руку. Подтащил к столику две мягкие табуреточки, для отца и для себя. Мне предложили кресло. Пока Бошко-отец ставил чашки с подносика на стол, сынок продолжал разглядывать меня. Он, должно быть, знал, что к его отцу временами залетают подобные птицы, и сейчас не удивился этому.
- Евгения Сергеевна интересуется художественной фотографией,- пояснил отец.- Я предложил ей свои журналы.
Бошко-сын взял с тахты журналы, полистал их.
- Вы не фотокорреспондент? - спросил он.
- Разве похожа?
- Совсем не похожи. Поэтому и спросил. Но вы снимаете?
- Больше люблю смотреть чужие снимки.
- А сами сниматься любите?
Я сделала неопределенный жест, но отделаться от него было не так просто.
- А как вы хотели бы сняться? Вот так?.. Или так?..
Он показал на страницу журнала. Это были снимки
девушек на речном берегу, хорошие снимки - юные тела девушек, одетые только в капли воды, были прекрасны. Это были на самом деле художественные фотографии, просто Бошко-сын не желал этого понять.
Вел он себя бесцеремонно, да и чего ему было стесняться посетительниц его отца.
Отец, для приличия, пришел ко мне на защиту.
- Послушай, сынок, по-моему, ты хамишь!
- Что ты, отче! Евгения Сергеевна, разве я хамлю?
- Нет, почему же,- сказала я.- Вполне естественные вопросы в вашем возрасте.
- Вот видишь, отец! В моем возрасте… Ну, а все же так? Или вот так?
- Вероятно, это будет зависеть от того, кто будет снимать.
- А если бы я?
- У вас я снималась бы только в шубе.
Бошко легонько похлопал в ладоши.
- Хорошо сказали. Сынок, ты - пас.
Но Бошко-сын не унимался.
- Вы работаете в школе?
- Почему-в школе?
- Внешность у вас такая, педагогическая.
Надо же! И этот шалопай напоминает мне о внешности. Зря я отказалась от своей «линии поведения» и не согласилась на коньяк…
- Нет, я торговый работник.
- Неужели? Никак не походите. И это тоже умеете?
Он поцарапал пальцами по столу, как бы подгребая к себе что-то. Жест был красноречивым, но вопрос наглый, конечно.
Тут Бошко-старший решительно вмешался в разговор:
- Болтаешь ты ерунду всякую. Как старуха, ей-богу!.. Сходи лучше кофе принеси.
- Мне не нужно,- отказалась я.
- Я тоже не хочу, отец. Вот коньячку бы…
- Какой тебе коньячок, ты же на машине.
- То-то, что на машине… Так я жду, отче! Тороплюсь, знаешь. Мне еще за женой заехать нужно.
- За женой… Подождет она, твоя жена. Вот сынок, Евгения Сергеевна! Инженер, да еще старший, а думаете, зачем приехал к отцу-пенсионеру?
- Отче, дай десятку,- предположила я.
- Что вы, Евгения Сергеевна! - оскорбился Бошко-сын.
- Не угадали,- подтвердил отец.- Он сказал: «Дай четвертную!» Куда тебе четвертную, хватит три шестьдесят две?
- Отче, ты меня оскорбляешь перед дамой.
Бошко-отец поднял с тахты пиджак, вынул бумажник.
- Высшее образование, оклад полтораста рублей.
- Сто тридцать пять всего.
- А у меня пенсия…
- Отец, не нужно про пенсию! Ты когда уезжать собираешься?
Уезжать?.. Это была неприятная новость для меня. Неужели что-то почуял старый хищник и подумывает уносить ноги заблаговременно? Ох, плохи мои дела…
- Да ничего еще не собираюсь,- пробурчал Г. Бошко.
- Ты же сам говорил.
- Ну, говорил, говорил… На тебе две десятки, обойдешься, думаю.
- Попробую, как-нибудь впишусь.
Бошко-сын засунул деньги в карман. Я тоже поднялась из-за стола.
- Вы на машине?
- Да. Вас подвезти?
- Если-по пути.
- Какой может быть разговор.
- Ладно!-сказал сыну Бошко.- Иди пока, свой тарантас заводи… Да, вы в субботу едете?
- Наверное. Хочешь с нами?
- Ты Евгению Сергеевну пригласи.
- Куда это?
- На море,- сказал Бошко-сын.- На бережок. Вы рыбалкой интересуетесь?
- Никогда не пробовала.
- Так папаня вас научит. Он рыболов знаете какой!
- А что, Евгения Сергеевна,- предложил Бошко.- Попробуем, составим компанию молодежи.
Мне могли пригодиться любые продолжения знакомства, но пока я уклонилась от определенного ответа.
Бошко-сын многозначительно ухмыльнулся и оставил нас вдвоем. Мне нужно было еще встретиться с Бошко. На худой конец, я могла попросить почитать «Желтого пса»… Но хозяин квартиры сам пошел мне навстречу:
- Знаете, я могу вам достать «Фотографию» за весь прошлый год.
- Неужели? Буду очень вам признательна.
Он вытащил из серванта почтовую открытку и написал номер телефона.
- Это мой домашний. Позвоните через денек.
Мы прошли в переднюю. Бошко подал мне плащ.
Руки его чуть задержались на моих плечах. Осада велась корректно, без хамства, которое сейчас позволил бы себе, скажем, Колесов. Бошко действовал осторожнее, расчетливее.
Он хотел проводить меня в лифт, но я ответила, что предпочитаю спускаться по лестнице.
Светлый «Москвич» стоял у подъезда. Он носил на боках и крыльях следы нерасчетливой езды. Бошко-сын, по-прежнему ухмыляясь многозначительно, открыл мне дверку.
- Вы поедете за женой?
- Да, а что?
- Тогда я сяду сзади.
- Будет вам!
- Нет, так мне удобнее.
Его жену мы подобрали у подъезда электротехнического института. Маленькая, рыженькая, в узких - до опасности - брючках, она уставилась на меня. Бошко-сын пояснил, как мы познакомились, тогда она протянула мне руку со снисходительной приветливостью - посетительницы Бошко-старшего не вызывали у нее подозрений. Она назвала себя Жаклин. Это имя не шло ей, круглолицей и курносой.
На улице Бошко-сын немедленно включился в соревнование с таксистами, которые, что там ни говори, в городской езде «собаку съели». При выезде с моста наш «Москвич» проскочил под самым носом отчаянно зазвонившего трамвая. Признаюсь, мне стало не по себе, но Жаклин и глазом не повела, привыкла.
Я попросила высадить меня возле ТЮЗа. «Москвич» с визгом и заносом затормозил на обочине.
- Лихо ездите! - сказала я.
- Стараюсь. Так как насчет субботы?
- Пока не знаю.
- Поедемте. Папаня вас развлекать будет.
Он опять подмигнул мне нахально. Я махнула им на прощанье.
- Чао! - кивнула мне Жаклин.
Дойдя до бульвара, я остановилась возле бронзового бюста Александра Покрышкина. Посмотрела на суровое лицо героя-летчика и побрела домой.
ОГОНЬ НА СЕБЯ
1
Петра Иваныча дома не было.
Я перекусила в кухне, запила чаем из термоса и пошла в свою комнату. Прилегла на постель и размышляла о том, чем жила сейчас, чему были отданы все мои усилия.
Латунный ключик от американского замка появился на какие-то секунды, я даже не успела его как следует разглядеть.
Правда, он очень походил на тот ключ, каким я когда-то открывала дверь в квартиру Вали Бессоновой, но все ключи от американских замков похожи один на другой.
Я понимала, что ни один прокурор не согласится предъявить какие-либо обвинения Бошко только на основании моих подозрений. Маленький латунный ключик может исчезнуть в любую минуту, да и, наверное, уже исчез. Показания Прохоровой мало чего стоят. А мои свидетельские показания и вовсе не стоят ничего. Впрочем, если даже ключ подходит к дверям Вали Бессоновой, это само по себе не является уликой против Бошко и может быть объяснено случайным совпадением.
Так что же мне делать?
Сидеть и ждать приезда полковника Приходько?
Но в отличие от меня полковник не убежден, что гибель Вали Бессоновой - результат злого умысла, а подозрение - еще не доказательство. В крайнем случае бывший бухгалтер предстанет перед судом как соучастник воровской компании. А главное его преступление так и окажется нераскрытым.
В любой день Бошко может внезапно уехать в неизвестном направлении, и тогда мой поиск неизмеримо осложнится.
Мои подозрения дают мне основание и право считать, что Бошко виноват в смерти Вали Бессоновой. Как ни коротко было знакомство с ней, я почувствовала симпатию к этой, в сущности, неплохой, заблудившейся девочке, соблазненной опытными преступниками. В данном случае слово «убийство» имело для меня не только юридический смысл.