ию, проше пани, войти туда нелегко.
— Ну а под конец, — сказала Анета Беляк, — могли бы вы мне сказать, так, в частном порядке… Даже не знаю, как сформулировать вопрос.
— Валяйте прямо.
— Ну, прозвучит же глупо. Вы ведь не сотрудник, но…
— Спрашивайте.
Анета замялась.
— Аааа… а это вот устройство, по вашему мнению… Черт, не знаю, как и сказать. Ну вот его, как вы считаете, кто-нибудь… включает?
Голос мужчины в трубке был спокойным и успокаивающим.
— Проше пани, где-то с полгода назад его включили.
— О Боже!.. А откуда пан это знает?
— Проше пана, нас постоянно посещают городские сумасшедшие по вопросам духов. Я даже график уже стал вычерчивать. Сколько и когда придет идиотов, помесячно. Показатель колебался в пределах процента, но вот полгода назад он возрос в пять раз.
— А почему пан соединяет эти два дела?
— Я не объединяю. Я не функционер. Я хотел бы добраться до тех бункеров, но не имею ни малейшего шанса.
— В правовом государстве? Не имеете шансов?
— В правовом государстве. Не имею.
Анета была потрясена.
— А откуда вы столько знаете?
— Из тех же самых источников, которыми пользовалась и пани.
— Но ведь такое невозможно. У вас нет таких возможностей, как у меня!
— Достаточно приложить чуточку стараний, — рассмеялся тот. — И не забывайте… Устройство включено. И никто не знает, что произойдет.
Матысику все сильнее хотелось спать. Семьдесят два года все-таки давали свое, но если говорить про «дух», все указывало на то, что бывший десантник до сих пор находится на заводской гарантии.
Он терпеливо излагал Хофману очередные сведения.
В результате эксперимента удалось сотворить «не до конца умерших», но результаты его распространялись даже на три сотни километров. Как-то раз Эффект был зарегистрирован в самой Чехословакии, и то была труднейшая операция, в ходе которой они чуть не провалились. Нужно было ликвидировать всех, кто столкнулся с серым шаром, потому что последствия были чудовищными. Что же касается зомби, то они поддавались контролю с огромным трудом. Созданных на месте еще как-то удавалось держать в рамках, чего-то им приказывать — например, убить «Ключик». К сожалению, существа, появившиеся в результате «заражения» находились под влиянием неконтролируемого бешенства, потому людей, столкнувшихся с «серостью» необходимо было ликвидировать. И это было гораздо лучше, чем духи, которые не знали, чего они хотят, зато много чего могли. Ведь это были не люди — а сгустки чувств. Довольно-таки властные сгустки.
А потом выяснилось еще кое-что. ОП-1, костюмы противохимической защиты, не были эффективными. У них самих, у Матысика с Томецким, тоже имелись какие-то странные, невозможные предвидеть побочные эффекты — к ним цеплялись «частично умершие» люди. Их называли Ангелами-хранителями, иногда они помогали. У «Ключика» Ангела не было, потому-то ее и было возможно легко убить. Похоже, Хофман когда-то «частично заразился», поэтому его убить не удалось. «Балаболка» помогла в соответствующий момент.
Ну а теперь самое главное: видя чудовищные побочные эффекты, эксперименты были прекращены. И тогда все зомби словно бы замерли. Да, язык и в самом деле не в состоянии описать те состояния; в нем нет понятий, которыми можно описать, что тогда творилось.
Но вот сейчас кто-то заново предпринял проведение экспериментов. Вот уже с полгода зомби активны… Мираж власти и могущества оказался сильнее доводов разума. Но этот вот «некто», кто это сделал, похоже, не знал, каким будет финал. Через полгода начнут появляться Эффекты, серые шары, грозящие людям смертью и безумием. Результаты могут проявиться даже и в трех сотнях километрах от Вроцлава. Это может случиться в Германии, может быть в Чехии…
На вопрос, откуда у немцев несколько десятков лет назад могла иметься такая технология, ответа не было. Может быть, они нашли кусок НЛО? Возможно, там сидел какой-то гений? Черт его знает. Во всяком случае, до конца все это никогда не доходит, эксперимент не удается. Вечно что-то лажает, всегда появляются чудовищные побочные эффекты.
— И кто это делает? — спросил Хофман.
— Не знаю, — ответил Матысик. — Не имею ни малейшего понятия.
И в этот момент зазвенел телефон.
— Пан Марек, вы меня не знаете, — голос принадлежал женщине, явно «подшофе». — Я Анета Беляк из Абвера.
— Да, слушаю…
— Вы знаете? Несколько десятков девушек в этой стране, в рассеянных повсюду комендатурах, только что показали, что умеют встать на ушах.
— Не понял?
— Они показали, что способны встать на уши. Они способны совершить невозможное.
Только теперь до Хофмана дошло.
— У вас есть имя убийцы «Ключика»?
— Да. Оно у меня есть.
Мгновение тишины. Матысик и Томецкий напряженно глядели на него. Он же закусил губу. А потом поднял глаза. Оба явно вздрогнули, хотя подобные виды им нравились.
— А пани известно, с чем это связано? Пани известно, что произойдет, если вы передадите мне координаты? — спросил Марек.
— Да. Знаю? — без тени испуга сказала та. — Потому-то, собственно, и звоню.
— Оки доки, — буркнул Хофман. — Я еду к вам.
— Отлично. Могу ли я уже сказать: «Телка, ты будешь отомщена?!».
В голосе Марека не было ни тени сомнений.
— Можете.
А потом прибавил:
— Будьте добры, предупредите комендатуру.
— Вы уверены? — на какой-то миг в ее голосе прозвучало колебание.
— Уверен.
Вызвали такси, потому что Хофман был после пива и садиться за руль не хотел. Вот это инстинкты! В перспективе могла случиться стрельба, но предписаний нарушать не следует… Во всяком случае, правил дорожного движения. Хофман собирался убить кого-то конкретного, а не случайного прохожего. Вот и разница.
Полиция, которая безумствовала в городе, после одного-единственного звонка безумствовать перестала. Полиция начала готовиться к прыжку. Ради одного, решающего удара. Точно так же, как охотник, который, увидев добычу, успокаивается и начинает планировать. Точно так же, как снайпер перед выстрелом задерживает дыхание.
Полиция намеревалась нанести кому-то сложный для отражения, исключительно тяжелый удар.
Люди собрались возле бункера, расположенного на улице Милой. Замечательное название. То была улица Милая. Просто-напросто — Миля.
Трех мужчин, вышедших из бункера, нацелили и идентифицироали сразу же, на основании информации, полученной по телефону. Нпротив них встал всего один человек. Крупный, мускулистый, ужасно злой.
— Полиция, — сообщил он. — Все вы арестованы.
— И что ты можешь мне сделать, сопляк? — спросил самый старший из мужчин. — Да ты знаешь, какие у меня связи? Ты знаешь, кто финансирует мои дела? И кто получает из них выгоду?
— Я не сопляк, — спокойно ответил Биг Босс. — Я начальник Воеводской Комендатуры Полиции ао Вроцлаве.
И предъявил удостоверение. И он ни в малейшей степени не злился.
— О-о, какая честь! Альфонсов ты тоже лично арестовываешь?
— Сейчас я зачитаю вам ваши права.
— Слушай, мудило! Я стою чуточку повыше тебя. Предоставь мне хотя бы один аргумент на то, чтобы с тобой вообще разговаривать.
Биг Босс вежливо улыбнулся.
— Хочешь иметь аргумент? — спросил он. — О'Кей. — Затем чуть громче: — Марек!
Из подворотни вышел Хофман с «глауберитом» в руке.
— Вот это, как раз, и есть мой аргумент, — пожал плечами Биг Босс. — И вокруг, за окнами, еще больше аргументов. Но вы же хотели предоставить вам один.
— Послушай, ты…
— Не буду я слушать. Я зачитаю вам ваши права. Остальное скажете в прокуратуре.
— Да ты понятия не имеешь, с кем задрался! — мужчина совершил ошибку, протянув руку к карману пиджака, где у него, скорее всего, был телефон.
А Биг Босс сумел этим воспользоваться.
— У него оружие!!! — заорал он.
Хофман выстрелил, попав точно в лоб. Второй мужчина сделал резкое движение, и Хофман застрелил его тремя пулями. Вся штука была в том, что прицел был сбит.
Третий, наиболее молодой, был самым шустрым. Он рванул назад, за залом стены. И, черт подери, возможно ему бы и удалось, потому что полицейские в окнах всего не предусмотрели — у них было очень мало времени на подготовку операции — если бы мужчина не совершил самой большой шибки в своей жизни: пренебрег старичком, который стоял под стеной, и от которого нещадно несло чесноком.
А не следовало им пренебрегать. Нельзя пренебрегать Дариушем Томецким — не выгодно.
Томецкий лишь глянул на лежащее тело и вытащил из бумажного пакета бутерброд с яйцом вкрутую. Блин, просто он их ужасно любил.
Хофман подошел к Матысику, нацелив в того «глауберит». Офицер Войска Польского слегка усмехнулся.
— Теперь я? — руки к кобуре он не протягивал. Возможно, такое решение ему нравилось даже больше. В его змеиных глазах не было видно ни тени страха.
— Ты убивал людей, сучий потрох. А я — полицейский. Я здесь для того, чтобы их защищать. От тебя защищать.
«Балаболка» хихикала, сидя под стеной. Биг Босс созывал людей. Бардак нарастал.
— Убивал, — спокойно ответил Матысик. Без тени страха. Два змея глядели друг на друга. — Я делал это ради добра государства. Ради того, чтобы не повторился 1939 год. Я не убивал ради удовольствия.
— Right or wrong, my country. Определение шовинизма. Я с тобой не согласен.
— Тогда стреляй.
— Я не соглашаюсь с этим!
— Хорошо. Но поверь хотя бы в такое: я убивал из убеждений, не ради удовольствия.
— Я тебе не верю. — Хофман неожиданно опустил нацеленный в голову офицера автомат. — Я это знаю.
Он отвернулся и пошел вдоль улицы. И настолько изумил этим Матысика, что тот едва смог выдавить из себя:
— Откуда ты знаешь?
— Я был там, — Хофман на миг отвернулся. — Тогда, в Печисках.
— Господи Иисусе… Я же знал, что твои глаза мне откуда-то известны. Это и вправду ты?
Тридцатью гдами ранее, в Печисках, Фелициан Матысик Отвернул ветки рукой. В другой руке у него был автомат. Палец на спусковом крючке.