Приятель не слушал его, устраивая бойню металлической двери бункера, что было еще более нелегальным, чем само оружие, из которого он это делал.
— Я запущу все те устройства, — повторил «Полковник». — И это не ради нее. Ради Борковского. И ради Ярека…
— Блиииин, вот же кайф! — кричал Дитрих. — Вот же дает!!! Глянь! — подсунул он под глаза друга обожженную нитроцеллюлозой ладонь. — Гляди как жжет!
Как и в прошлый раз, Ирмина сидела на краю письменного стола Борковского, показывая ноги в обтягивающих леггинсах. Ноги притягивали взгляды мужчин, словно магнит. Вечером в Институте не было никого, кроме охранника, застывшего в состоянии вечной спячки. Даже консьержки…
Но кто-то стучал в дверь.
— Да? — Дитрих открыл дверь.
Он увидел мужчину в пижаме и наброшенном на плечи халате. Институт был соединен старым немецким противовоздушным тоннелем с находившейся поблизости небольшой больницей, и все те, у кого имелись проблемы со сном, таскались здесь по ночам, пытаясь даром получить совет «настоящих специалистов».
— Снова вы, пан Вызго?
— Ну да, пан доктор. Ну, вы же знаете, все время мне снится одно и то же. Захожу в супермаркет, на рынок, да куда угодно, где имеется толпа. И… И в руках у меня ручной пулемет, а на спине — три цинка с лентами. И я начинаю стрелять. В людей! И там сотни трупов!..
— Примите чего-нибудь успокоительного и идите спать.
— Что я должен принять?
— Аспирин, ну, не знаю… Чаю выпейте, — пытаясь сохранить, по крайней мере, видимость вежливости, Дитрих вытолкал мужчину в пижаме в коридор и закрыл дверь. — Блин, что за придурок, — шепнул он, блокируя замок. — Уже почти что месяц лежит, потому что снится одно и тоже. Из ночи в ночь перемалывает толпу из ручного пулемета…
Ирмина даже не подняла голову.
— Ты включишь оборудование? — спросила она у Гусева.
— Да.
Девушка поглядела прямо в глаза «Полковнику».
— Где мне следует лечь?
— Нигде. Это я буду объектом эксперимента.
— Почему?
Тот бросил ей элегантный конверт, который получил в больнице. Какое-то время девушка разбиралась с жесткой бумагой, вынула лист с текстом и печатями, но из латинских названий ничего не поняла. Листок она подала Дитриху.
— Ой, курва! — прошипел Иван. — Господи Иисусе!!! Почему ничего не сказал?
— Всего лишь рак. От него не умирают, — буркнул Гусев.
— Старик! Ну почему не сказал?
— И что бы это изменило?
— Черт… Черт! Старик… Курва!!! Давай поедем лечить тебя в Швейцарию! Ведь что-то сделать можно!
— От этого не умирают, — усмехнулся Гусев Ирмине. — По крайней мере, еще не сегодня.
Девушка повела себя весьма рационально: положила ему руку на плечо, поцеловала в щеку.
— Ты должен включить все это на холостой ход.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю. Поверь. Никаких приятных снов. Все должно работать на холостом ходу.
— Люди! — крикнул Дитрих. — Да о чем вы говорите?! Химиотерапия, облучения, курва, операция!!! А не всякая хрень…
— Он уже принял решение, — сказала Ирмина. — Говори, что мне следует делать.
— Лично я на это не подписываюсь, — Иван открыл дверь и выскочил в коридор.
— Пан Вызго! — крикнул в темноту Гусев. — Задержите его и не дайте выйти. — А я пропишу вам приличное снотворное и без рецепта!
Через несколько секунд они увидели спину Дитриха, отступающего перед мужчиной в пижаме. Мужик был вооружен металлической пепельницей на длинном металлическом пруте, которая до сих пор стояла возле консьержки. Гусев вытащил из кармана пластиковый блистер с таблетками и бросил агрессивному охраннику.
— И постойте еще несколько минут под дверью. Чтобы этот не смылся.
— Хорошо, пан доктор, — Вызго занял пост.
— Ты придурок, идиот, кретин, псих и шизик, — спокойно заявил «Зепп».
— Он уже принял решение, — повторила Ирмина. — Принял вызов.
Гусев лег на лежанку.
— Сначала подключите ЭКГ, потом датчики на наиболее важные мышцы. К уголку левого глаза приклейте красный светодиод.
— Про светодиод я не слышала, — вмешалась Ирмина.
— Это мое приложение. Как только я войду в фазу REM[13], буду знать, что это сон.
— Старик, — включился Дитрих. — Давай сходим к какому-нибудь хорошему врачу.
Движением головы Гусев указал на лежащий на письменном толе конверт.
— Подпись на листке видел? Или знаешь какого-нибудь лучшего врача во Вроцлаве?
— Тогда поехали в Варшаву! Поедем в Швейцарию! Курва, сбросимся с ребятами и махнем в Штаты!
— Ты бумагу читал? Хочешь сделать мне резекцию мозга?
Ирмина не обращала внимания на Ивана, сидевшего под стенка с лицом в ладонях.
— Ладно. Кабеля я уже подключила. Что теперь?
— Сейчас включи все комплексы. Поосторожнее со стабилизатором напряжения. У Борковского с ним были проблемы.
— О'Кей. Все включено. И я все контролирую.
— А ты классная жопка.
— Спасибо, Гусев, — снова улыбнулась девушка. — А эта вторая холера подойдет помочь?
Дитрих поднялся и подошел поближе.
— Слушай, а может тебя пристрелить? Будет быстрее.
— Тогда бы ты снял с меня кучу проблем, но сам посадил бы себя за решетку.
— А мы можем поговорить серьезно?
— Потом. Слушай. Здесь у тебя анализатор работы мышц. Скорее всего, тобудут лишь микросокращения. У меня здесь имеется такой выключатель, который позволяет мне вырваться из любого кошмара. Будет достаточно, если во сне я присяду на корточки и стисну веки. Как только считаешь нечто подобное, немедленно буди меня. Но может быть и обратное — я начну просыпаться, а во сне как раз в этот момент может происходить нечто интересное. Тогда вколешь мне успокоительное или снотворное.
— Придурок, — резюмировал Дитрих.
— Ты все понял?
— Идиот!
— Слушай, ведь Борковский разработал весьма неплохую концепцию…
— Ага. И убил Ярека.
— Если боишься, то выйди, — буркнул Гусев. — Так что все свалится на ее голову, — указал он на девушку. — А Вызго будет свидетелем, что ты хотел удирать.
Он улегся на лежанке максимально удобно. Не хотелось, чтобы утром болели все мышцы.
— Ладно, включай, — обратился он к венгерке. — А ты, — глянул он на Дитриха, — если хочешь мне помочь, вырви из сна, когда график покажет, что я присаживаюсь на корточки.
Так что такое сон? Собственно говоря — неизвестно. Ученые предпочитают сокращения, которые пишутся заглавными буквами: REM. EEG, HXDC, SNR… Ладно, давайте признаем, что у Гусева была фаза HXDC, если кто-то знает, что это означает. Он лежал под тротуарной плитой из листового металла с дырками и вставками. Такой вот решеткой, на которой народ чистит обувь перед тем, как зайти в магазин. Пошевелиться почти что не удавалось. Пыль и песчинки падали ему на лицо, как только прохожие ставили свои башмаки в паре сантиметров от его носа. Гусев был на Рынке, на углу, где находится старинный дом «Под Золотой Короной» — но теперь здесь стоял «Феникс». Каким-то образом он выбрался из-под решетки, вошел в вестибюль, где помещались лифты, и вошел в один из них: чугунный, резной, истинную куколку довоенной работы. Этажи медленно перемещались вниз. Несмотря на толпу на лестница, в лифте он находился один. Но потом лестничные пролеты закончились, вниз ехали какие-то другие лифтовые кабины. В одном из них он увидел Борковского.
— Не иди туда!!! — кричал тот. — Не иди, прошу тебя!
— Что?
— Не иди туда! — орал Борковский, спускаясь все ниже. — Ты же был моим другом, «Полковник»! Не иди туда… Умоляю!
Лифт выбрался из здания — держался он только лишь на тонюсеньком, колеблющемся и нацеленном в небо тросе. Все хозяйство тряслось, рассыпалось, становилось нереальным.
Гусев проснулся в кабинете Борковского так резко, что даже уселся на лежанке.
— Чтоб вы все сдохли, — протирая глаза, он опустил ноги на холодный пол. У-у, словно лед. Черт! Веки открыть не удавалось. Гусев широко зевнул. — В жопу такое устройство!
— Не понял?
— Полнейший шайс. И снилось какое-то дерьмо.
Он подошел к окну. Туман едва-едва позволял видеть очертания деревьев ниже. Довольно частое явление во Вроцлаве, состоявшем из бесчисленного количества рек, каналов, шлюзов, маленьких озер и прудов.
— А башка трещит, — буркнул Гусев. — Ирмина, Иван, дайте какого-нибудь аспирина, что ли…
— Слушаю, пан посол?
Гусев резко обернулся. В комнате стояли два офицера Войска Польского. На обоих были парадные мундиры с орденскими планками, портупеи, ремни с закрепленными на них кобурами и конфедератки с гербовыми орлами. Боже!!! У обоих была желтая кожа и раскосые глаза; когда же они поглядели друг на друга, Гусев заметил… косички, выступающие из-под конфедераток. Это китайцы!
— Пан разрешит представиться, — сказал майор. — Я Михал Донг-Бей. А это поручик Гуи-Хау Шливиньский.
Поручик отдал уставный салют.
До Гусева дошло, что он видит пульсацию красного света в левом глазу. Господи Иисусе!!! Светодиод! Светодиод!!! Я в фазе REM! Это всего лишь сон… Но все было таким ужасно реальным… Он лизнул собственную ладонь. Чувствовал вкус кожи, чувствовал влажность слюны, прохладу на пальцах. Он даже мог прикоснуться к ткани элегантного костюма, что висел на стуле. Он чувствовал ее фактуру, видел подробности — вещь, невозможная во сне.
— Пан посол, — сообщил майор. — Мы получили задание. Мы должны провести пана к пани президент Речи Посполитой. Вы наденете костюм?
Шокированный реальностью событий Гусев послушно надел пиджак. С помощью маленькой щеточки поручик попытался удалить невидимые пылинки с черной ткани.
— И где пани президент?
— Ну как это, где? — удивился майор. — Ведь только что РП Number One приземлился.
— Что, что приземлилось?
— Хмм… Крейсер «Лех Валенса».
Гусев выругался. Он позволил вывести себя в коридор, солдаты по бокам салютовали ему оружием. Реальность всего происходящего заставляла его дрожать. Только лишь благодаря пульсирующему в уголке левого глаза огоньку, он знал, что все это